"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)

Глава IV

…НепонЯтно, как мог Крошка Боб ориентироваться в этой кромешной тьме, но вот шлюпку на волне сильно тряхнуло, и ее высокий нос заскрежетал о прибрежную гальку и камень. Высокий скалистый берег черной стеной врезался прямо в воду.

— Мы будем возноситься наверх, аки святые апостолы, не правда ли? — спросил пленный капитан, прижавшись, как и другие, всем своим телом к холодной и липкой скале. Волны окатывали людей почти по пояс, то отталкивая, то с силой прижимая их к скользкому мшистому камню. — Вполне подходящее местечко для ада. Полагаю, господа, вы уже дома?

Ему никто не ответил.

— Ты сегодня на редкость нерасторопен, Боб, — послышался резкий голос леди капитана. — Нас ведь может снова утащить в море, растяпа! Эй, Джим, ты успел за что-нибудь зацепить шлюпку?

— Да, леди капитан.

— Дождешься здесь остальных. Какого черта, Боб, ты все еще возишься? Что там случилось? Уж не взяться ли мне и за это дело?

— Проклятый дьявол, кажется, откусил мне пальцы… Никак… никак… не могу сдвинуть проклятый камень и… и добраться до кольца…

— О, знай я заранее, что вам предстоит столь тонкая и ответственная работа, я, пожалуй, ограничился бы одной дохлой крысой и не стал бы закусывать вашими пальцами.

— Велите ему заткнуться, леди капитан! Ей-богу, распущу ему брюхо! Ага, готово, тысяча чертей! Проходите, леди капитан.

Оба капитана и Крошка Боб, полусогнувшись, подгоняемые волнами, вошли через какое-то отверстие в непроглядное чрево скалы.

В следующее мгновение вход в подземелье мягко, с едва уловимым поскрипыванием, закрылся. К абсолютной темноте прибавилась еще и оглушающая тишина. Затхлая сырость затрудняла дыхание…

— Скажите, прелесть моя, — прошептал влюбленный, — это уже преисподняя? Признаться, именно так я и представлял себе вход в это дивное местечко…

Ответом ему была могильная тишина. Крошка Боб, несмотря на по- врежденные пальцы, быстро высек огонь и зажег факел. От внезапно вспыхнувшего света пленный капитан схватился вдруг за лицо, выпрямился во весь свой немалый рост и так сильно ударился головой об острый камень, что кровь залила его голову и он рухнул на землю, потеряв сознание.

— Боб, вернись! Посвети-ка сюда. — Она встала на колени, взглянула на рану и присвистнула.

Распахнув плащ, которым был закутан раненый, и убедившись, что ни клочка более или менее чистой одежды на нем нет, девушка достала платок и приложила его к ране.

Пленник вдруг поморщился, застонал и открыл глаза. Над собой он увидел встревоженное лицо леди капитана.

— Черт возьми… что это я? — смущенно пробормотал он.

— Сущие пустяки — всего лишь разбили вашу глупую голову, болтун несчастный!

— О, вы рядом со мною… на коленях… прелесть моя!.. Клянусь Всевышним, я готов всю жизнь биться головою о камни ради того, чтобы…

— Встать можете? — отрезала она.

— О, нет ничего проще… прелесть моя! — Раненый с большим трудом поднялся на ноги. Голова гудела и кружилась.

— Сами пойдете или Боб вам поможет? — резко спросила пиратка.

— К черту вашего крысолова! Вот если бы вы подставили свое волшебное плечико…

— Я бы, пожалуй, так и сделала, отнесись вы ко мне как капитан к капитану, а не как к последней портовой шлюхе… прелесть моя!.. Боб, вперед!

И они, не оглядываясь больше, зашагали вверх по довольно крутой лестнице.

Первый десяток ступенек пленник одолел с величайшим трудом: его шатало из стороны в сторону, он согнулся и обеими руками опирался на каменные стены. Но постепенно злость и сила воли выпрямили капитана, он перестал искать опору, зашагал быстрее, тверже и вскоре догнал Крошку Боба и его хозяйку.

— Спасибо за платок и помощь… прелесть моя, — проговорил он ей в спину. — Я могу оставить его себе?

— Он вам нужен? — Леди капитан говорила не оборачиваясь. — Кровь все еще идет?

— Не знаю… Кажется, идет…

— Тогда оставьте — что за дурацкий вопрос!

— Могу ли я спросить, куда вы меня ведете?

— Наверх.

— Ага, из ада в рай, я полагаю…

— Полагайте!

Вскоре они подошли к высокой кованой железной двери. Крошка Боб повернул что-то слева от нее, и она легко, бесшумно отворилась внутрь.

— В этой комнате вы немного посидите в приятном обществе с вашим другом Бобом, — сказала леди капитан, — а потом вам помогут привести себя в порядок и одеться подобающим образом.

— А потом, мой дорогой капитан?

— А потом вы можете убираться ко всем чертям… мой дорогой капитан!

— Право же, прелесть моя, я готов оставаться вашим пленником всю жизнь!

Она злобно хлопнула дверью, и капитан остался с глазу на глаз с Крошкой Бобом в довольно большой, с высоким сводчатым потолком, комнате, скудно обставленной простой деревянной мебелью.

Господь Бог не слишком трудился, создавая внешний облик Крошки Боба: большая круглая голова; маленькие, утонувшие в глубоких провалах глаза неопределенного цвета; большой и бесформенный, всегда темно-малиновый нос; мясистые, выпяченные, мокрые губы; большие, во многих местах надорванные уши, торчавшие почти перпендикулярно к черепу, — вот, в сущности, и весь его портрет. Впрочем, следовало бы добавить сюда еще густые и рыжие, как затухающий огонь, волосы, коротко подстриженную бороду и отсутствие усов, чтобы завершить описание верхней «оконечности» этого человеческого существа. Вообще же Крошка Боб был огромного роста и страшной силы, злоба вполне заменяла ему ум, а жадность — сердце…

— Послушай, приятель, — обратился к нему пленник, сбрасывая с себя тяжелый, насквозь промокший плащ и оставаясь в истерзанных остатках своей одежды, — где мы находимся?

— Здесь, тысяча чертей! — мрачно отрезал великан, рассматривая у свечи пальцы правой руки.

— Гммм… Я так и думал, что не там… А кто хозяин этой «хижины»?

— Он.

— Превосходно, сэр! А она кто?

— Леди капитан.

— А имя ей от рождения дано, не знаешь?

— Угу.

— Вот теперь мне все понятно. Впрочем, последний вопрос: тебя когда-нибудь учили вежливости, приятель?

Крошка Боб почти вплотную подошел к пленнику и яростно бросил ему в лицо:

— Уж не ты ли будешь учить меня вежливости, слизь морская?

Одно мгновение потребовалось капитану, чтобы со всей силы ударить ногой в тяжеленном мокром сапоге в нижнюю часть живота Боба. Тот со- гнулся, хрипя что-то нечленораздельное, но еще один мощный удар в пах и другой — кулаками по затылку — отбросили Боба к стене. Всей своей тяжестью он обрушился на беленый камень, заливаясь кровью и скрежеща зубами.

Капитан подскочил к сопернику и с такой яростью стал бить несчастного ногами в живот, а потом в голову, лицо — куда попало, — словно намеревался превратить этого громилу в бесформенную кучу ломаных костей и окровавленного мяса…

Когда силы изменили пленнику, он начал просто топтать бездыханное, лежащее в собственной крови тело Крошки Боба…

— Это… тебе… дохлая крыса… подонок… — задыхаясь от ярости, хрипел капитан. — Я выучу тебя вежливости, дохлятина…

Свалившись с тела Боба в лужу крови, он тяжело поднялся, вытер руки об одежду своего поверженного врага и тяжело опустился на скамью у противоположного края стены. Капитан откинул голову назад и закрыл глаза. Вдруг, повинуясь своим мыслям, он ухмыльнулся, снял с себя сапоги и носки, дарованные ему в шлюпке, и вновь принялся за Крошку Боба, не подававшего никаких признаков жизни. Он стал грубо заталкивать туда большие, мокрые и грязные шерстяные носки бедолаги Кинга…

— Это тебе, конечно, не дохлая крыса, — рычал он вне себя от ненави-сти, — но тоже еда подходящая… напоследок… Давись, куча дерьма!..

Покончив с этим делом, капитан швырнул сапоги в совершенно обезображенное, до неузнаваемости разбитое лицо Боба и вновь сел на скамью, взгромоздив босые ноги на большой дубовый стол. Тяжело, с присвистом, вздохнул, сложил окровавленные руки на груди и закрыл глаза…

В голове его не было сейчас ни единой мысли. Сердце неуемно стучало с такой силой, будто собиралось пробить ребра и выскочить наружу. Знобило… Подташнивало…

— Ах, святая Мадонна!.. — услышал вдруг капитан отчаянный женский вскрик. — Что… что… это?..

Пленник открыл только один глаз и увидел в двери высокую пожилую женщину с полным ужаса взором, закрывавшую рот обеими руками.

Он снова сомкнул глаз и тихо проговорил:

— Разве вы не видите эту кучу дерьма? Я бы на вашем месте позаботился об ее уборке…

— О боже!.. Но ку… куда… куда же его… такого?.. — совершенно растерялась служанка, пришедшая, вероятно, привести в порядок туалет капитана.

— Как это куда? — насмешливо говорил он с закрытыми глазами. — Разве у вас нет отхожих мест? Черт возьми, какая глушь, однако…

— Ах!.. — Дверь с треском захлопнулась, и пленник вновь остался в одиночестве, если, разумеется, не считать истерзанного тела Крошки Боба, до сих пор не подававшего ни малейших признаков жизни.

Чуткое забытье, всегда наступающее после больших физических и нервных перегрузок, вскоре было нарушено. Сначала послышались приглушенные голоса за дверью, а затем она с грохотом ударилась о стену, и капитан через крохотную щелочку в правом глазу увидел толпу, заполнившую комнату, в том числе и его знакомую леди капитана. Он снова прикрыл глаза.

В то же мгновение раздались выстрелы: четыре пули расплющились рядом с головой пленника. На лице капитана не дрогнул ни единый мускул…

— Эй, вы тоже покойник? — услышал он мужской сочный, грудной голос.

— Ни в коем случае, сэр, — ответил капитан, не меняя своей позы и не от-крывая глаз. — Нет человека на свете, который был бы сейчас живее меня!

— В таком случае вам крупно повезло, поздравляю! Тогда, быть может, вы окажете мне любезность и объясните, почему мой человек валяется здесь в столь жалком состоянии? Полагаю, сэр, это ваша работа?

— Разумеется, сэр. Должен ведь был кто-нибудь подучить этого сукина сына вежливости и приличным манерам?

— Ах вот как, черт возьми… Но вы так отделали его, что, похоже, они ему уже больше не понадобятся. Эй, попробуйте-ка собрать из этой кровавой кучи что-нибудь получше того, что еще час назад было Крошкой Бобом!

Полдюжины пиратов, хорошо знакомых капитану по недавней схватке на его корабле, с нескрываемым ужасом, изумлением и невольным преклонением перед виновником столь неожиданного происшествия быстро положили на плащ своего грозного, но такого жалкого и беспомощного сейчас предводителя и скрылись за дверью…

Капитан же продолжал неподвижно сидеть в той же позе с закрытыми глазами и каменным лицом.

— А вы, я вижу, вовсе не из робкого десятка, — вновь послышался мужской голос.

— Угу… Не из робкого, сэр…

— Но не кажется ли вам, что, «преподав урок вежливости» моему человеку, вы сами нуждаетесь в подобном «уроке»?

— Что вы хотите этим сказать, сэр? — угрюмо проговорил капитан.

— Для начала я бы хотел предложить вам встать и открыть глаза.

— Я сделаю это не раньше, чем мне объяснят наконец, кто меня пленил и где я нахожусь. Полагаю, сэр, это мое право, не так ли?

— Гм… При иных обстоятельствах я бы охотно разъяснил, что такое это ваше право и с чем его едят, но в сложившихся мне не остается ничего другого, как уступить. Перед вами вице-адмирал Джон Килигрю. Вы сейчас в его замке.

Капитан вскочил на пол, вытянул руки по швам и низко склонил голову. Потом вздернул ее кверху и бесстрашно, с открытым вызовом глядя в холодные, насмешливые глаза знаменитого и всесильного предводителя пиратов Англии, сказал:

— Но вы здесь не один, господин адмирал. Смею ли я спросить, кто эта очаровательная женщина, с первого взгляда и навсегда захватившая в плен мою душу и сердце?

— Ого, черт возьми! По-моему, ваша смелость заходит слишком далеко, милейший! Хм… Боюсь, моя дочь Вирджиния Килигрю едва ли с благодарностью оценит вашу чисто французскую галантность, не правда ли, милая?

Пленник упал вдруг перед девушкой на одно колено, дерзко смотря ей в лицо шальными глазами.

— Ах, встаньте, капитан! Неужели вам еще не надоело корчить из себя шута? — сумрачно отрезала Вирджиния, тем не менее заметно порозовев. — Между прочим, вы до сих пор так и не назвали своего имени.

— Капитан Роджер Белч к вашим услугам, леди… милорд…

— Белч? — насмешливо удивилась Вирджиния. — Но это, разумеется, ваша корабельная кличка?

— Увы, так звали и всех моих предков. «Отрыжка»! Дурацкая фамилия… вы правы…

— А по-моему, — безжалостно усмехнулась леди капитан, — люди не слишком-то ошиблись, дав ее вам…

— О, миледи, в ваших руках я отрыгался бы только золотом и бриллиантами!

— Эге, а это уже ответ настоящего мужчины и джентльмена! — удовле- творенно заметил сэр Джон. — Но, черт возьми, мы до сих пор держим мистера Белча в столь неприглядном виде да еще в этом каменном гробу!

Пройдемте со мною, капитан. Вас приведут в божеский вид и проводят в столовую. Надеюсь, вы не откажетесь отужинать с нами?

— О, благодарю вас, милорд адмирал! Вы очень добры ко мне. Признаться, я дьявольски голоден и способен проглотить сейчас собаку!

— Ну, до этого, я думаю, все же не дойдет! — засмеялся сэр Джон. — Мои повара превосходно знают свое дело, смею вас заверить. Я полагаю, не помешает вам и согреться как следует. А там и потолкуем о том, о сем…

— Истинная правда, милорд адмирал. Недаром говорится, что от хорошей выпивки и кот заговорит. Но скажите, милорд адмирал, вы всех своих пленников встречаете подобным образом?

— О нет, дорогой Белч! — снова засмеялся Килигрю. — Только людей моего лучшего друга сэра Томаса Грешема. Всех остальных мои ребята предпочитают отправлять на дно морское, а не в столовую своего хозяина.

— Значит, я родился в рубашке, черт возьми! — с радостной улыбкой заявил Белч.

— Да, это так, — вздохнула Вирджиния. — Но очень жаль, что за вашей спиной стоит сам сэр Томас Грешем… право, мне очень жаль…

— Джин, детка, ты сегодня не слишком-то приветлива с нашим гостем!

— Он твой гость, отец.

— Ну ладно, ладно, душа моя, не будем ссориться из-за пустяков. Ступай и займись ужином. Через час, я думаю, мистер Белч будет готов, и мы сядем за стол. Вы не обижайтесь на мою дочь, капитан. Она все еще не в своей тарелке, да и сегодняшний день никак не назовешь удачным. Впрочем, мы, мужчины и джентльмены, всегда должны прощать невинные слабости наших милых дам. Однако что же мы стоим? Прошу за мною, капитан…