"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)

Глава XXI

— Вы знаете, джентльмены, ваш рассказ настолько глубоко и сильно потряс меня, а ваши искренность и доверие ко мне настолько очевидны, что я не в силах вот так сразу совладать со своим сердечным волнением и полагаю, что при подобных обстоятельствах мне просто необходимо взбодриться бокалом-другим хорошего вина. Не хотели бы и вы, джентльмены, последовать моему примеру? — широко улыбаясь, спросил Томас Грешем.

— У меня и в самом деле пересохло в горле, — признался Смит, за все время беседы не произнесший и десятка фраз.

— Вы правы, сэр, — проговорил Чанслер, — ничто так не восстанавливает душевные и телесные силы, как бокал хорошего вина.

На этот раз Грешем изменил своим правилам и принимал помощников в роскошном парадном кабинете нового дома-дворца. Да и одет он был так, словно только что вернулся из королевского дворца или, напротив, собирался отправиться туда.

— Надеюсь, джентльмены, вы не против того, чтобы я сам поухаживал за вами? — Грешем наполнил и подал гостям большие бокалы. Свой он наполнил до половины, залпом осушил его, наполнил снова почти до краев и сел в кресло у камина рядом с креслами своих гостей. — Умные арабы, которых я не люблю, но уважаю, говорят, что судьба каждого человека висит на его собственной шее. Но если при этом иметь в виду, что сам Господь Бог вешает судьбу каждого человека на его шею, то у меня есть все основания предположить, будто у вас с Ним возникли некие особо близкие отношения. Да, да, джентльмены, и не спорьте со мною, пожалуйста!

— Вы правы, сэр, — проговорил Смит. — То, что случилось с нами, не могло обойтись без Промысла Божьего.

— Хм… Я бы не имел ничего против того, чтобы Господь Бог и впредь опекал бы нас подобным же образом, — заметил Чанслер, улыбаясь.

— Это каждый вам скажет.

После короткой паузы Томас Грешем заговорил, время от времени поднося бокал вина к губам:

— Что бы вы сказали, джентльмены, попытайся я сейчас подвергнуть анализу (разумеется, чрезвычайно беглому и самому поверхностному) хотя бы основные направления созданной вами ситуации? — В знак согласия Чанслер и Смит склонили головы.

— Благодарю вас, джентльмены. Итак, первое направление — политическое. Волею счастливого случая (но с помощью Божьей!) вам удалось проникнуть в легендарный салон «Жемчужина Шельды». И не только проникнуть, но и стать ближайшими людьми его хозяек. Вы были со мною до конца правдивы и искренни, поэтому я чувствую себя обязанным признаться вам в том, что давно знаю об этом загадочном и необыкновенном заведении, которое в силу своей невероятной власти и недоступности приобрело некий полумифический ореол. Многие в Европе, кто кормится политикой или намеревается как-то влиять на ее непредсказуемые курбеты, слетаются, словно бабочки на огонь, к этому легендарному месту в Антверпене, но, опалив свои крылья, падают замертво у его невидимых порогов. Я давно знаю, что именно там, в этой недоступной «Жемчужине», варится самая большая европейская политика, но, увы, проникнуть туда мне так и не удалось: впервые в моей жизни деньги оказались бессильными. И тогда я понял, что все мое состояние (а в Англии оно, насколько мне известно, не из самых последних) — сущая безделица против того моря богатств, которым располагает хозяйка этой подлинной жемчужины. Единственное, что мне удалось, — за пять тысяч экю узнать через одного полуразорившегося немецкого владетельного князя имя хозяек «Жемчужины». Мой дядя, сэр Джон Грешем, добился не большего, хотя его и опекали богатейшие банкиры и торговцы Европы. Они, как и мы в Англии, тоже пытаются управлять своими королями, но правят пока все-таки короли, а «Жемчужина» — это их жемчужина. Вам же выпал очень крупный выигрыш. Настолько крупный, что сразу как-то невозможно оценить его по достоинству.

Грешем отпил несколько глотков вина.

— Но это, впрочем, совсем другое дело. Если вы не возражаете, мы еще поговорим об этом. Благодарю вас, джентльмены. Итак, политические последствия завоевания вами «Жемчужины Шельды», как я их представляю себе в эту минуту под непосредственным воздействием вашего рассказа. Прежде всего, мы с большой долей уверенности знаем теперь намерения императора Карла относительно женитьбы его сына Филиппа на принцессе Марии Тюдор. Для нас это крайне важно, ибо на этот случай мы должны будем позаботиться о выработке достаточно надежного противоядия, по- скольку объединение двух католических фанатиков неизбежно приведет к определенному отступлению позиций новой церкви, которые нам весьма близки. Удастся ли нам остановить это отступление? И если — да, то на каком рубеже? А если — нет?

— Но тогда и в Англии может вспыхнуть религиозная война, — заметил Чанслер. — Не следует забывать, что вся Европа сегодня окутана дымом таких войн.

— Но почему мы говорим о браке Филиппа и Марии как о чем-то неизбежном? — спросил Чарли. — Разве для этого нужно желание одного лишь Филиппа или его папаши? Разве нет в Европе других принцев? Мы с Ричардом видели их.

— Верно, — с улыбкой согласился Грешем, — но никто из них не будет королем Испании. Им будет только Филипп. В недалеком будущем, если мы всерьез хотим закрепиться в южной половине Нового Света и на морях, война с Испанией неизбежна, ибо она необходима нам еще и для того, чтобы сохранить равновесие сил в Европе и отбить наконец охоту у папы римского пытаться вернуть Англию под свое влияние. Но сегодня, дорогой Чарли… Увы, сегодня начать эту войну мы еще не можем. Сегодня нам необходим достаточно надежный щит, укрывшись за который мы могли бы спокойно и основательно готовиться к этой войне. В результате ее победоносного исхода (а начинать любую серьезную войну без надежных гарантий именно такого ее исхода просто глупо, и, надеюсь, мы себе не позволим опуститься до этого) должно будет окончательно закрепиться первенство Англии в Европе. Только такой исход войны нам нужен. Всякий иной лишает ее смысла, и мы не станем поддерживать, а следовательно, и оплачивать ее. Так вот, друзья мои, таким щитом и должна быть в наших руках фигура принца Филиппа у английского трона. Двигая ее в нужном нам направлении, мы смогли бы расчистить свои тылы и фланги на европейском континенте и на морях, нарастить достаточную мощь внутри страны, накопить побольше золота, этого хлеба войны, а заодно и подорвать испанскую державу изнутри своими сложными и коварными коммерческими и финансовыми комбинациями. Надеюсь, все это достаточно убедительные аргументы в пользу принца Филиппа, не правда ли, друзья мои?

— О, это каждый вам скажет, сэр, — согласился Смит. — Вы все расставили по своим местам.

— И все-таки, — заметил Чанслер, — при этом вовсе не исчезает опасность возникновения гражданской войны у нас, в Англии. Признаться, эта штука произвела на меня самое отталкивающее впечатление. А ведь я на- блюдал ее лишь со стороны.

— Да, — пожал плечами Грешем, — эта штука куда более отвратительна и вредна, чем многие себе представляют ее. Но ведь в большой политической игре кроются и большие политические издержки. Вот мудрость политика как раз и состоит в том, чтобы почти (я это слово намерен особо подчеркнуть — почти!) безошибочно рассчитать все плюсы и минусы своей многоходовой политической игры, иначе издержки ее могут оказаться гораздо дороже самого успеха.

— И вы полагаете, сэр, что наш королевский двор является тем самым местом, где обитают такие политические мудрецы? — с усмешкой спросил Чанслер, попивая свое вино.

— Ваша ирония вполне уместна, дорогой Ричард, но вы должны знать, что в решении всех важнейших политических вопросов мы всегда действуем вместе с правительством. И мы уже сегодня в немалой степени определяем его политику, а в самом недалеком будущем, помяните мое слово, вообще заберем ее в свои руки… сначала опосредованно, а затем и напрямую. Так-то будет значительно надежнее и, главное, дешевле. — Грешем сжал губы, и лицо его приняло вдруг выражение жесткой решительности, отчего мгновенно потеряло свою привлекательность и породистое благородство. Впрочем, уже в следующее мгновение оно вновь озарилось обычной своей мягкой и доброй улыбкой — словно хозяин сменил маску. Он поднялся с кресла и взял с беломраморной каминной плиты листы с записью беседы Ричарда Чанслера с императором Карлом, принцем Филиппом и виднейшими испанскими грандами, сделанной Дианой Трелон. Поставив пустой бокал на плиту, он сказал: — Бьюсь об заклад, джентльмены, вы не знаете истинной цены этого документа! Кстати, дорогой Ричард, вы не могли бы разрешить мне снять с него несколько копий?

— Но моя супруга сделала это исключительно для вас, сэр Томас, и вы, разумеется, вправе распоряжаться этим произведением по своему усмотрению, — ответил Чанслер, действительно не придававший этому документу столь важного и реального значения.

— Так вы хотите сказать, дорогой Ричард… — прошептал Грешем и осекся.

— Да, сэр Томас, я рассказал моей Диане о вас все, что знал сам, и вы ей понравились, уверяю вас. Быть может, я не должен был делать этого?

— Ах, друг мой, вы просто осчастливили меня! Я бесконечно благодарен этой умнейшей и прекраснейшей из женщин, вашей несравненной супруге, дорогой Ричард, за столь щедрый и совершенно необычный подарок! Благодарю вас. Но, черт возьми, Ричард, объясните мне, ради бога, как вы отважились на этот непостижимый подвиг — беседовать с императором Карлом, принцем Филиппом и их грандами от имени Англии?

Чанслер пожал плечами, допил свое вино и проговорил:

— Обстоятельства не оставили для меня никакого иного выхода.

— Да благословит Господь эти обстоятельства! — воскликнул Грешем, помахивая над головою записями Дианы Трелон. — Ибо они подвигли вас на совершение настоящего подвига, дорогой Ричард! Ведь вы прямо в глаза этому европейскому тирану очертили совершенно точный круг положения, которое займет в Англии любой претендент на руку принцессы Марии, в том числе и его сын Филипп. И если после такого заявления, сделанного, кстати, с прямотой отнюдь не дипломатической, вас не вышвырнули вон и не отправили на костер или на виселицу как еретика, к тому же представляющего в Антверпене эту богоотступную Англию, то знаете ли вы, что бы это могло значить?

— Мне кажется, — улыбнулся Смит, допивая свое вино, — что мистер Ричард Чанслер будет первым, кто не умрет. По-моему, он этого вполне заслуживает.

— Да, безусловно, друг мой, — согласился, улыбаясь, Грешем. — Но, увы, жизнь без смерти несовершенна… Итак, джентльмены, подобная снисходительность императора Карла красноречиво и однозначно свидетельствует о его согласии с таким положением Филиппа при английском дворе и принятии им наших условий. Как вы полагаете, джентльмены, почему этот гордый правитель большей части Европы и других миров готов довольствоваться столь скромной участью своего наследника в Англии?

— Полагаю, не только от понимания того, что гордыня — первый, наихудший и самый смертный из всех смертных грехов человечества, — заметил Чанслер.

— Несомненно! — воскликнул Грешем и принялся вновь наполнять бокалы. — Сам Господь Бог, сотворяя Англию, распорядился таким образом, что она выглядит на географической карте и в действительности неким мечом, занесенным над распластанной континентальной Европой. Ни один умный правитель ее многочисленных государств не позволит себе не считаться с этим обстоятельством. В том числе и Карл со своим наследником. Соглашаясь со столь жалкой ролью Филиппа при английском дворе — быть совершенно бесправным супругом правящей королевы! — император надеется вставить английский меч в испанские ножны и тем самым гарантировать свою чрезмерно агрессивную политику во Франции, Нидерландах, Германии и Италии от слишком большого риска — удара с тыла, в спину, от надконтинентальной Англии. О, джентльмены, завтра же в нашем Сити мы подвергнем тщательнейшему анализу каждую букву этого совершенно невероятного и поразительного документа! — Он еще раз потряс над головою записями Дианы. — Клянусь вам, друзья мои, мы сумеем выжать из него все возможное и принять правильное решение! Право же, наши мудрецы умеют читать даже то, что не было написано, а лишь предполагалось…

— Это каждый вам скажет, — пробормотал, улыбаясь, Смит.

— Благодарю вас, Чарли. Теперь, джентльмены, второе направление созданной вами ситуации. Это, разумеется, совершенно… — Грешем пожимал плечами, разводил руками, чмокал своими сочными губами и щурился близорукими глазами. — Совершенно… Гм… Уверяю вас, джентльмены, если бы не вы были авторами этого рассказа, я бы не смог поверить ни одному его слову. Да, да, я имею в виду эту… эту совершенно невероятную историю с королевой Франции.

— Я и сам с трудом верю в это, — вставил свое слово Чанслер. — Сон наяву… Почти чертовщина какая-то…

— Это каждый вам скажет, — откликнулся и Смит. — Но я сам видел ее и слышал каждое ее слово. Тут уж как не верить своим глазам и ушам? Разве что пощупать ее следовало…

— Как она выглядит, эта… эта особа? — спросил Грешем, пригубив свой бокал с вином. — Она красива? Ведь вся Европа говорит о ней. Я много раз был во Франции и в Париже, но ее не видел ни разу.

— Я видел лишь ее затылок и спину, — сказал Чанслер.

— А вы, Чарли? Что можете сказать вы?

— Глаза.

— Глаза?

— Да. Глаза. Красивые и такие… такие сверкающие… словно молнии… словно тысячи молний!.. Прямо слепят, будто смотришь на солнце… Из-за них не видно ничего другого… Хотя она вся была в драгоценностях… Рост… ну, рост у нее женский… и голос тоже… А все остальное… лицо… тоже, наверное, женское… А вообще она женщина-порох! Такую следует выставлять впереди войска, а не класть в постель… Хотя…

Грешем и Чанслер дружно захохотали. Смит пожал плечами и занялся своим бокалом вина.

— Джентльмены, — заявил Грешем, — эта потрясающая история открывает перед нами… да и перед Англией тоже… столько самых неожиданных возможностей… в том числе и возможность лишиться головы из-за чрезмерно длинного языка… политических, коммерческих, военных и бог весть каких еще комбинаций, что, мне кажется, мудрецам нашего Сити не так уж и просто будет съесть это дьявольское варево. Но, как говорится, хочешь есть с дьяволом — запасайся длинной ложкой… Учитывая наши крайне натянутые отношения с Францией и принимая во внимание вполне возможное сближение с Испанией через брак Филиппа с Марией, знание этой страшной тайны может иметь для нас самые непредсказуемые и непредвиденные последствия. О, вы знаете, джентльмены?! — Он вдруг стукнул себя ладонью по лбу. — У меня, кажется, возникла недурная идея! Что бы вы сказали, предложи я воспользоваться приглашением королевы навестить ее в Париже? И сделать это всем нам? И сделать это в самое ближайшее время, принимая во внимание положение супруги Ричарда?

— Надеюсь, — улыбнулся Чанслер, — моей Диане не составит особого труда сочинить еще одну пьесу.

— Это каждый вам скажет, — расплылся в улыбке и Смит.

— Превосходно, джентльмены! Впрочем… — Он вдруг нахмурился и заметно помрачнел. — А не задумала ли коварная Медичи уничтожить одним ударом всех, кто знает ее тайну? Ведь Диана, разумеется, отправится в Париж, сопровождаемая, безусловно, теми же своими ближайшими людьми, которые охраняли ее в тот день. И тогда в Париже… О, подобные тайны могут жить вечно только в глубокой и безымянной могиле! Нет, нет, Париж — это ловушка. Во всяком случае, лучшей не придумаешь. Впрочем, — продолжал рассуждать, расхаживая по кабинету, встревоженный Томас Грешем, — эта особа вполне может захотеть уничтожить абсолютно всех участников этой фантастической истории, выследив каждого из них в отдельности. При этом император Карл может оказаться в самой меньшей степени безопасности… Гм… В нужное время, прояви мы заботу об этом, можно немалого добиться от Карла… Следует взять это обстоятельство на вооружение, не правда ли, джентльмены? — Но Грешем говорил сейчас, кажется, вовсе не со своими гостями и даже не столько с самим собою, сколько пытался внушить все эти свои мысли тем самым мудрецам Сити, которые и определят политический курс этого направления. — Гм… Ладно… Это уже не наша забота… А вы в своем графстве учли подобные последствия знакомства с королевой Франции?

— О да, сэр Томас, — уверенно заявил Чанслер. — Наши графини заверили нас в том, что так же хорошо владеют искусством плести сети для своих врагов, как и сочинять великолепные пьесы для своих друзей! Мы спокойны за них. Почти…

— Превосходно, джентльмены, вы утешили меня. — Он снова сел в свое кресло, облегченно вздохнул и взял свой бокал вина. — Я хотел бы сообщить вам, друзья мои, что в самое ближайшее время, буквально на этих днях, должно состояться мое назначение финансовым агентом Англии в Антверпене, и у меня появятся весьма солидные возможности быть полезным вашим очаровательным графиням и с точки зрения заботы об организации их безопасности, и со многих других точек зрения. Впрочем, разумеется, если они этого захотят… и вы тоже. Теперь — третье направление созданной вами ситуации. Но я уверен, что говорить о нем можно лишь стоя и только с полными бокалами вина! Джентльмены, сомкнем наши бокалы во здравицу супругов!

Божественные дамы! Мы уверены, что в эту минуту ваши любящие сердца бьются так же учащенно, как и наши. Мы молим Всевышнего хранить вас!

— Это каждый вам скажет!

— Ах, сэр Томас, если бы вы видели тех, за кого провозгласили здравицу!

— Надеюсь, вы предоставите мне такую возможность, джентльмены, не правда ли? Я мечтаю доказать вам, что смогу быть не только вашим искренним и верным другом, но и их.

Когда бокалы были опорожнены, все трое мужчин уселись в свои кресла и погрузились в довольно длительное молчание.

В кабинете было почти темно, и только яркое пламя горящих в камине дров освещало людей и вещи неровным светом. Вещи, словно гордясь своей драгоценностью, отражали этот свет на людей. Люди, словно гордясь своей мудростью, поглощали и этот свет, и тот, что рвался тусклыми пучками из больших и нарядных окон с толстыми венецианскими стеклами. Люди в кабинете медленно, но неумолимо погружались во тьму…

…Но вот послышался полушепот Томаса Грешема:

— Вы можете себе представить, джентльмены, какие возможности могут открыться перед нами, согласись ваши прекрасные, ваши удивительные графини объединить свои капиталы с нашими в самых различных сферах коммерческой, финансовой, производственной и всякой иной деятельности на европейском континенте? Их почти фантастические связи и влияние на всех монархов Европы, их уникальное и, кажется, неуязвимое положение в обществе как правящих особ, их ум, образованность, деловая хватка и, судя по всему, несметные богатства, а следовательно, и невиданная власть в сочетании с нашей английской выдержкой и особым умением самым прибыльным образом вести любое дело могут принести такие доходы, какие просто немыслимы ни в каких иных обстоятельствах. Вообразите себе, джентльмены, что наше Объединение (скромно назовем его, скажем, Всеевропейской компанией или как-нибудь в этом роде) крайне осторожно, аккуратно, искусно и почти незаметно прибрало к своим рукам золотые, серебряные, оловянные, свинцовые, железные и всякие иные рудники и копи Европы, оружейное и пушечное производство, переработку зерна и всего прочего, чем одаривает нас земля для питания человека, производство всех видов тканей, мебели, ювелирных изделий, объединение воедино всех гостиниц и увеселительных заведений Европы — о Господи!.. Не слушайте меня, джентльмены, — вероятно, я сейчас просто брежу… под воздействием вина… Но какой же это сладостный бред, джентльмены! Какое будущее открывается и сверкает перед нами! А наша с вами Англия? Ведь это же единственный бескровный и надежнейший путь завоевания Европы, а следовательно, и всего мира для нас с вами и для нашей милой старушки Англии! И тогда… Фу-у-у… Джентльмены, вы не находите, что я уже сошел с ума?

— О, нисколько, сэр Томас! — воскликнул Чанслер. — Если наши Дианы одобрят ваши идеи, считайте их уже осуществленными!

— Это каждый вам скажет, — откликнулся Смит. — Не знаю, как у нас получится с Всемирной компанией, но эту глупую и блудливую Европу давно уже следует прибрать к настоящим рукам. Никогда там не было и нет никакого порядка, значит, и обойдется нам это дельце не слишком-то дорого.

— Чарли, вы гений! — Грешем громко зааплодировал. — Я утверждаю, что вы — гений!

— Это каждый вам скажет! — с интонацией Смита воскликнул Чанслер.

В кабинет бесшумно вошли трое пышно одетых слуг и зажгли свечи в люстре, бра и многочисленных канделябрах.

Томас Грешем отошел к окну, слегка отодвинул штору и проговорил:

— Надеюсь, джентльмены, вы не хуже меня поняли и оценили созданную вами же обстановку. Если вы не возражаете, я мог бы попросить сэра Джона Грешема, моего дорогого дядюшку, большого и тонкого знатока коммерции, финансового дела и всех тонкостей европейской политики и дипломатии, самым глубоким и тщательным образом проанализировать эти проблемы и изложить свои умозаключения по этому поводу в самое ближайшее время. — Грешем повернулся лицом к Чанслеру и Смиту. Он добродушно улыбался, а его близорукие глаза щурились как-то беспомощно и властно одновременно. — О, джентльмены, поверьте мне, этому суперстару[51] будет что сказать и предложить нам! А хорошо и давно известного вам депутата нашего замечательного и превосходного парламента мистера… Впрочем, он недавно стал рыцарем и, следовательно, его надлежит теперь величать сэром. Кстати, я думаю, что следует и вам решить эту нехитрую и не слишком уж дорогостоящую задачу, о чем я завтра же попрошу озаботиться людей сэра Томаса Одрича и его самого. Итак, я хотел сказать, что сэр Томас Одрич будет озадачен составлением таких предварительных документов, которые было бы не стыдно представить на суд, согласование и утверждение вашими божественными супругами, если вы, разумеется, не против того, чтобы я присоединился к вам во время вашей ближайшей поездки на континент. Я полагаю даже, что и сэр Томас Одрич не слишком возражал бы против того, чтобы лично участвовать в возможных переговорах, если, конечно же, ни вы, ни ваши супруги не будут иметь ничего против.

— Честно говоря, сэр Томас, — промолвил Чанслер с несколько застенчивой, недоуменной и какой-то слегка даже грустной улыбкой, — за по- следние несколько месяцев с нами произошло столько всяких историй, приключений и свалилось так много новых для нас дел, чувств и забот, что, право, мы с Чарли не можем до сих пор как следует отдышаться и прийти в себя. А тут еще вы разговариваете с нами не только как с равными, но, насколько я понял, как с компаньонами по огромному и невиданному доселе делу. Сэр Томас, дайте, пожалуйста, какое-то время для того перевоплощения, которое происходит с нами, иначе… иначе как бы не треснул хребет от чрезмерной тяжести нового нашего положения. Не так ли, Чарли?

— О, это каждый вам скажет! — решительно заявил Смит. — Ведь если крылья орла вдруг вырастут у воробья, он никогда не сможет взлететь в небо.

— Разумеется! — воскликнул Грешем, подходя к Чанслеру и Смиту, стоявшим у камина. — Но дело-то все в том, что воробьи с помощью Божьей постепенно превратились в больших и сильных орлов, только они этого не заметили. Друзья мои, вы уже переросли себя. Теперь ваша стихия — поднебесье. Надеюсь, очень скоро простые смертные узнают, а затем и признают ваше превосходство над ними.

— Что вы хотите этим сказать, сэр Томас? — Голос Чанслера заметно дрогнул. — Вы уже не первый раз загадываете мне эту загадку. Но она мне не по зубам.

— Да, не первый раз, — согласился Грешем и положил свою руку на плечо Чанслера. — Но сегодня… сейчас я намерен дать ответ на эту загадку, дорогой Ричард, и судите сами, насколько я был прав, загадывая ее именно вам. Но не будем спешить, ибо, согласно учению мудрых арабов, поспешность хороша при ловле блох… Джентльмены, прошу подойти к этому столу и заняться хорошо известным вам делом — чтением вот этих географических карт. Здесь, я убежден, собрано все, что имеется в Европе по интересующему нас сейчас вопросу. Во всяком случае, сэр Себастьян Кабот, которого вы прекрасно знаете по нашим многочисленным деловым и раз-влекательным плаваниям на нашей несравненной «Диане», дорогой Ричард, заявил, что подобной коллекции карт мог бы позавидовать любой самый знаменитый капитан, в том числе и он сам. Итак, джентльмены, рассмотрим эти географические карты. Впрочем, для храбрости глоток-другой вина едва ли мог бы слишком уж повредить нам, не правда ли?

— Это каждый вам скажет, — согласился Смит. — Всухомятку и жирный окорок поперек горла встанет, говаривал мой батюшка!

— Никогда не подходи к карте, предварительно не испив разрешения из бутылки вина, — заметил Чанслер. — Эту святую истину изрек как-то сэр Себастьян Кабот, заглянув однажды на мой капитанский мостик после изобильного ужина с отцами суконных компаний Англии.

— О, я прекрасно помню этот превосходный вечер! — воскликнул Грешем. — Особенно хорошо его должен был запомнить наш дорогой друг Чарли, которому пришлось вытаскивать из воды основательно захмелевшего мистера Патрика Дейвиса из Винчестера. Вы еще не запамятовали эту историю, дорогой Чарли?

— Куда там! Этот чертов пьяный боров едва не утащил меня с собою на дно.

— Но он, надеюсь, хотя бы каким-нибудь образом отблагодарил вас за чудесное спасение?

Смит равнодушно пожал плечами и пригубил вино.

— Ясно, — сказал Грешем, — у меня еще будет не один случай напомнить ему об этом… Итак, джентльмены, перед вами первая карта. Вы видите, это наша милая, дорогая и несравненная Англия, со всех сторон окруженная морями. Дар Божий! Самая грозная из всех стихий охраняет наш покой, нашу жизнь и наше имущество от бесчисленных хищников, щелкающих своими клыками по всей Европе. Это прекрасно, и я уверен, что в недалеком будущем именно это обстоятельство сделает нас первой страной Европы. Но это лишь одна сторона медали. Другая ее сторона состоит в том, что море не только охраняет нас, но и является единственным путем, по которому идут караваны судов: к нам — масса всяческого товара, но и от нас — масса всяческого товара. Без такого товарооборота человечество существовать не может. Следовательно, вопрос о торговых путях для нас, англичан, имеет, разумеется, особое, первостепенное значение, ибо все они для нас, эти пути, суть вода, моря и океаны. А теперь взгляните-ка на эту карту, джентльмены. Как вы, конечно же, видите и хорошо знаете, южный морской путь — самый короткий и выгодный для нас. Надеюсь, это понятно всем без лишних слов. Но разве он принадлежит Англии? Пожалуй, не больше одной десятой всех судов, плавающих здесь, принадлежит нам, а из них добрая треть, как полагает сэр Себастьян Кабот, становится добычей пиратов Франции, Испании, Нидерландов, Турции и бог весть кого еще, включая сюда и самих англичан — как вольных корсаров, так и пиратских объединений типа всеядных акул адмирала Килигрю. Теперь посмотрим на западное наше побережье. Необъятный Атлантический океан, казалось бы, в состоянии удовлетворить аппетиты и притязания всех желающих. Но, увы, это лишь сладкий сон непосвященных. Мы-то с вами отлично знаем, что и здесь все торговые пути перекрыты для нас бесчисленными кораблями и целыми флотилиями все тех же стран: Португалии, Испании, Франции, Нидерландов, не считая пиратов, грабящих всех, независимо от знамени, герба, силы и достоинства пострадавших. Сэр Себастьян Кабот полагает даже, и я с ним вполне согласен, что в лучшем случае половина наших торговых судов возвращается в Англию атлантическими торговыми путями.

А ведь это — единственный путь к Новому Свету, в страны и земли, где нет еще наших товаров, но они обязательно должны быть всюду, где нет пока нашей формальной власти, но она непременно должна там появиться вслед за нашими товарами. Ибо торговля — это бескровное… ну, пусть малокровное… завоевание новых земель и рынков и закрепление на старых. А теперь заставьте-ка немного поработать свое воображение и представьте, джентльмены, что произойдет со всеми нами, англичанами, если мы вообще не сможем пользоваться никакими морскими путями для вывоза товаров и ввоза всего необходимого нам. В Сити уже подсчитали, что Англия сегодня производит столько товаров, что после их реализации можно было бы безбедно содержать до десяти миллионов человек, а нас-то на сегодня всего лишь четыре миллиона. Значит, если нас закупорят на этом благословенном острове, мы неизбежно будем вымирать от голода и холода на высочайших в Европе горах добра, в стране никому не нужного изобилия. В этом случае нам придет конец, и это отлично знают во всех странах Европы. И не только знают, но и делают все что могут для жесткой блокады нашего дивного острова.

— Но в чем же тогда вы видите наше спасение, сэр Томас? — спросил Чанслер.

— Насколько я понимаю эту проблему, путей ее решения существует два. Во-первых, настойчиво, не считаясь со средствами и потерями, продолжать отвоевывать для себя уже проложенные другими торговые пути. Это долго и дорого. Но мы вынуждены идти по этому пути, идем по нему и будем продолжать это движение вечно. Во-вторых, совершенно необходимо искать и находить новые пути, наши, которые принадлежали бы только нам… хотя бы первые сто лет.

— Признаться, сэр Томас, я не в силах представить себе охраняемые в морях и океанах торговые пути, — вздохнув и пожав плечами, сказал Чанслер.

— Придется, дорогой мой, придется! И не только представить себе все это, но и осуществить на деле. Иначе нашей Англии не выжить.

— Но каким же образом сделать это? — спросил Чанслер.

— Создать сильный военный флот. Первоклассный к тому же.

— И вы можете представить себе наш военный флот большим или хотя бы таким же, как флоты всех наших противников вместе взятые?

— Во-первых, могу, а во-вторых, этого и не нужно. Могу, потому что это необходимо для нас и для нашей Англии. Правда, создание и содержание подобного флота потребует от нас огромных денег, но, в частности, еще и для этого мы стремимся к предельному обогащению, не так ли, джентльмены? Военный флот должен обеспечить безопасную доставку наших товаров во все уголки мира, а уж мы обязаны будем позаботиться о могуществе и безусловном первенстве нашего флота на всех морях и океанах. И даже на реках и озерах, если это необходимо для продвижения наших товаров. Разве это не логично? По-моему, в этом вопросе не может быть двух мнений.

— Это каждый вам скажет, сэр Томас, — промолвил Смит, — но вы сказали, что столь громадный флот нам и не нужен. Где же истина?

— Верно, дорогой мой друг, я сказал это и нахожу, что никакого парадокса в этой мысли нет. Я хотел этим сказать, что существует путь, исключающий создание нами военного флота столь угрожающих величин. Нам достаточно будет иметь самый большой и самый сильный флот в Европе, чтобы стать фактическими хозяевами всех ныне существующих и действующих торговых путей. Ведь обладая таким флотом, мы становимся сильнейшей державой Европы, а сильнейший непременно становится непобедимым, потому что его невольно защищают и за его интересы бесстрашно воюют многочисленные союзники, то есть все те, кто слабее его, а значит, все, — и воевать ему самому совершенно не нужно. Разумеется, они, эти самые союзники, как я себе это представляю, тоже должны обходиться нам недешево, но общая прибыль от подобного ведения наших дел рисуется мне самыми радужными красками. Вы со мною не согласны, джентльмены?

— О, с вами невозможно не согласиться, сэр Томас! — с улыбкой сказал Чанслер. — Мы с Чарли, словно счастливые школяры, ловим каждое слово нашего мудрого учителя. Ведь нам еще никто и никогда не читал подобных лекций, потому что никто и никогда не принимал еще нас всерьез… в том числе и мы сами… Если вы еще не слишком устали…

— О, благодарю вас, друзья мои! — Грешем покраснел от удовольствия и допил бокал вина. — Право, боюсь, вы слишком уж снисходительны к моим познаниям и размышлениям… Но коль скоро вы настаиваете, я бы, пожалуй, продолжил нашу, признаться, весьма затянувшуюся беседу, тем более что к главной ее цели мы только что наконец подошли. Увы, у меня нет таланта объяснять суть вещей коротко — поэтому, вероятно, я так и остался купцом, всю жизнь мечтая быть философом… Итак, джентльмены, продолжим нашу беседу?

— О да, сэр Томас! — сказал Чанслер. — Тем более что мы уже у цели, как вы сказали.

— А как вы полагаете, сэр Томас, — проговорил Смит, — сумеете ли вы внушить эти свои великие мысли нашему королевскому двору? Боюсь, там слишком много глухих и слепых.

Грешем подошел к камину, взял кочергу и довольно долго работал ею в огне. Затем поставил ее на место, вытер руки белоснежным платком и бросил его в огонь.

— Вы, разумеется, правы, дорогой Чарли, — жестко, почти сквозь зубы проговорил он. — Как говорится, нет худшего слепого, чем глухой… Если мы не сумеем внушить эти мысли королевскому двору, то мы непременно внушим их другому нашему королевскому двору. — Он сделал сильное ударение на слове «нашему». — Но мы их внушим, джентльмены, всенепременно внушим! Ибо у нас нет иного выхода. К тому же эти мысли вовсе не являются таким уж неожиданным откровением. Просто претворение их в жизнь потребует немало ума, времени и денег.

— Но вы говорили о поисках новых путей, сэр Томас, — заметил Чанслер, перебирая разложенные на столе карты. — Я думаю, все эти новые пути либо следует искать рядом и параллельно со старыми, либо они вообще находятся на каком-то другом свете.

— Вот именно к этому последнему выводу я и хотел подвести вас, дорогие друзья, своими длинными и наверняка скучными рассуждениями! — радостно воскликнул Грешем, доставая из вороха шуршавших карт плотный лист белой бумаги большого формата. — Пути в Новый Свет нам известны, и пока, — он сделал сильное ударение на слове «пока», — они, увы, принадлежат вовсе не нам. Дорога в Индию, Китай и сопредельный с ними мир лежит вокруг Африки, через два океана, и в еще меньшей степени принадлежит нам. На всех этих путях каждый английский корабль встречают не менее пяти кораблей наших ближайших соседей по Европе, из которых не менее трех — пиратские посудины всех видов и классов. Невольно возникает вопрос: а нельзя ли найти туда другой путь, который принадлежал бы лишь нам? Скажем, через север, коли юг мы уже прозевали? Взгляните-ка на эту карту, джентльмены. Не кажется ли вам, что обогнуть Скандинавию и с той стороны поискать новые пути в Индию и Китай имеет прямой смысл?

— Это каждый вам скажет, — промолвил Смит, — но почему же тогда вся Европа устремляется на юг, вокруг Африки? Неужели никто в Европе не догадывается, что существуют четыре части света, в том числе и север?

— Когда-то, — заметил Чанслер, — мои учителя говорили, что севернее Скандинавии и далее северо-восточнее ее начинается бесконечная пустота. Я сам много раз видел такие карты: на Скандинавии кончается наш мир, далее — дорога в никуда и в ничто.

— Совершенно верно, джентльмены! Так полагают почти все в Европе. — Грешем усиленно нажал на слово «почти». — Но все-таки не все, джентльмены, отнюдь не все, черт подери! Посмотрите-ка на эту книгу! Что она великолепно издана, за это платят деньги, но что ее содержание дороже всяких денег — это, я полагаю, знают пока очень немногие. Подчеркиваю — пока. Я, по крайней мере, хочу так думать.

— Что же это за дар Божий, сэр Томас? — спросил Ричард.

— Вы тотчас убедитесь, что это действительно дар Божий по вполне доступной цене: я заплатил за эту книгу в Венеции всего около полугода назад шесть дукатов.[52] Называется она «Комментарии о Московии». Ее автор — некий Герберштейн.[53] Много чрезвычайно любопытного пишет он об этой варварской стране, и я настоятельно рекомендую вам обоим, джентльмены, познакомиться с этим сочинением. Но пока, сейчас нас крайне интересует описание в этой книге плавания некоего москвитянина Истомы, — он сделал ударение на «И», — и датского посланника Давида Коккера[54] вокруг Мурманского Носа в 1496 году, то есть, в принципе, совсем недавно. При этом Герберштейн говорит о каком-то Ледовитом море, царстве нетающих льдов и устьях больших рек Двины, Печоры и Оби. — Он делал ударения на «и», «е» и «О». — Книга эта была напечатана в Венеции совсем недавно, в 1550 году, и к ней приложена вот эта карта Московии, составленная знаменитым пьемонтским космографом Джакомо Гастальдо, в которой… вот, полюбуйтесь, пожалуйста, джентльмены… отражено и это невероятное Ледовитое море. Полагаю, это плод воспаленного воображения путешественника — море, наглухо забитое сплошными льдами. Хотя, впрочем, сэр Себастьян Кабот как-то рассказывал мне о чем-то подобном, будто бы виденном им или слышанном на севере Нового Света… А вот, полюбуйтесь, друзья мои, и те самые реки, о которых пишет и этот самый Герберштейн. Но особенно заметьте, что великая река Обь вытекает из какого-то большого озера на восточном крае этой карты, на котором совершенно четко обозначено — Китай! Вы понимаете, джентльмены, — Китай?! Но ведь это же значит, что в Китай можно попасть и северным путем, не так ли, друзья мои? Правда, дальше карта кончается, но кто может поручиться, что вместе с нею кончается и мир? А если где-то там, дальше, существует некий пролив, через который можно было бы северным путем дойти до Китая, который, как нам известно, граничит с Индией? Тогда получится, что на самом деле никакой пустоты на севере и северо-востоке вовсе нет? А что же тогда есть? Когда говорят о пустоте, имеется в виду незнание.

О, Грешем был сейчас великолепен! Одухотворенное лицо с горящими глазами, с большими хрустящими картами в руках, с жесткой улыбкой, скорее похожей на оскал, широко расставленные ноги в сверхмодных сейчас тупоносых башмаках на высоких квадратных каблуках — о, редко, крайне редко этот утонченно воспитанный, с железной выдержкой, хладнокровием и силой воли человек столь откровенно обнажал свои чувства, мысли и казался таким настоящим. Непреодолимое, почти сатанинское властолюбие, захватившее все его существо, непрерывная устремленность править всеми и всем, утонченно прикрытое презрение ко всем, кто не он, — о, этому человеку было что скрывать от людей, ибо он посягал на власть Всевышнего…

Чанслер и Смит смотрели на него словно завороженные. Испарина и озноб, сменяя друг друга, мешали думать. Им казалось, что сейчас перед ними стоит не давно и хорошо им знакомый первый купец Англии и один из негласных вершителей ее судеб, а некий мифический Циклоп, способный в любое мгновение раздавить их, как жалких, ничтожных букашек. Такого сэра Томаса Грешема они видели впервые…

Вот он швырнул карты на пол, положил руки на плечи Чанслера и Смита и громко прошептал, скорее прошипел, хрипло, с присвистом:

— Какое мне дело до того, что весь мир чего-то не знает? Но я должен знать все, что мне нужно. Я должен получить северный путь в Индию и Китай. И вы, джентльмены, откроете его для меня! Поверьте, я сумею распорядиться им наилучшим образом. И во благо, разумеется, нашей доброй Англии… и всего человечества, надеюсь, тоже… Этим открытием вы обессмертите свои имена, а я готов довольствоваться лишь политическими и экономическими его последствиями. Надеюсь, джентльмены, вы не чувствуете себя обойденными?

Джентльмены безмолвствовали. Они были совершенно оглушены и подавлены грандиозными планами своего необыкновенного патрона, снова перекручивавшего их судьбы, так, казалось им, счастливо складывавшиеся.

— Когда нам следует отправляться в путь? — тихо спросил Чанслер.

— По мере готовности экспедиции, но не позднее весны будущего года. Я отлично понимаю вашу озабоченность, дорогой Ричард, и полностью разделяю ее. Поэтому сроки начала экспедиции вполне будут соответствовать тому времени, когда ваша божественная супруга не только счастливо разрешится от бремени, но и станет вашей законной женой перед людьми и Богом, сделав вас к тому же еще и графом де Вервеном. Это последнее я берусь устроить самым наилучшим образом — я ведь все-таки, да будет вам известно, не самый плохой юрист. Я абсолютно уверен, что графиня бестрепетно проводит вас за славой и бессмертием, ибо к ее богатству добавить уже нечего. О вас, дорогой Чарли, речь не идет, поскольку святой венец и графский герб лежат у ваших ног без некоторых отягчающих положение нашего друга Ричарда обстоятельств. Ах, джентльмены, это будет совершенно восхитительное и небывалое зрелище: две очаровательнейшие графини де Вервен провожают в дальнее плавание за славой и бессмертием двух своих графов де Вервен! Друзья мои, у меня наворачиваются слезы на глаза…

Чанслер и Смит невольно вздохнули и улыбнулись.

— Велика ли экспедиция, сэр Томас? — спросил Чанслер.

— Для начала мы решили остановиться на трех кораблях. Одним из них будете командовать вы, дорогой Ричард. Если это не слишком обидит нашего дорогого друга Чарли, он мог бы стать вашим помощником.

— О, бог с вами, сэр Томас, какие же тут могут быть обиды? Ведь Ричард — настоящий капитан, а я всего лишь рядовой матрос.

— Были матросом, а стали помощником капитана дальнего плавания. Совершенно нормальная трансформация. Разумеется, все это будет оформлено надлежащим образом и по всем существующим правилам. Жалованье вам будет положено вполне достойное вашего положения и объема вашей работы.

— Насколько я понимаю, сэр Томас, командовать этой экспедицией будет, разумеется, сэр Себастьян Кабот? — поинтересовался Чанслер.

— О нет, дорогой Ричард, — улыбнулся Грешем, — увы, он уже слишком стар для столь сложного, важного и многотрудного дела. Увы и еще раз увы — не стареют только ангелы и черти. Нет, адмирал экспедиции еще не определен. Пока четко и однозначно определен лишь ее вице-адмирал, то есть вы, дорогой Ричард. На соответствующем собрании учредителей компании ваше имя в этом качестве назовет сэр Генрих Сидней — вы хорошо знаете этого превосходного джентльмена, друг мой. Впрочем, кухня сего дела пусть не отвлекает вас от главного. Поверьте, я и мои помощники неплохо знаем свое дело.

— Насколько я могу судить, экспедиция снаряжается и отправляется за ваш счет, сэр Томас? — спросил Смит.

— О нет, дорогой Чарли, об этом позаботится некое акционерное общество, компания, в числе учредителей которой будут первые лорды королевского двора и некоторые другие значительные лица. Ну и, разумеется, наш брат купец — не из самых тощих и безвестных, конечно. Уже на следующей неделе мой дядюшка Джон и сэр Себастьян Кабот собирают в Лондоне первое собрание акционеров. Принцесса Мария не только полностью в курсе этого дела, но и благословила его.

— То есть вы хотите сказать, сэр Томас, — поразился Чанслер, — что передаете все дело в чужие руки?

— Да, дорогой Ричард, именно это я и хотел сказать.

— И вы уверены, что эти чужие руки справятся с делом, в которое вы собираетесь вдохнуть жизнь?

— О, напротив, я абсолютно убежден, что они с этим делом не справятся.

— Но тогда простите меня, сэр Томас, но я не вижу здесь никакой логики и смысла, — пожал плечами Чанслер.

— И совершенно напрасно, — лукаво подмигнув, усмехнулся Грешем. — Впрочем, о некоторых законах логики и здравого смысла мы еще успеем потолковать с вами… на досуге… Есть ли еще вопросы, джентльмены?

— Полагаю, их будет множество по мере подготовки экспедиции, — заметил Чанслер. — Сейчас же меня волнует только один вопрос, сэр Томас.

— Я весь внимание, дорогой Ричард.

— Я хотел бы спросить вас, почему именно меня вы избрали на роль одного из руководителей столь трудного и славного дела?

Грешем вновь наполнил бокалы и занял свое место в кресле у камина.

— Прошу вас, друзья мои, прошу поближе к огню. В разумной близости огонь не только смягчает тела и души, но и заостряет мысль. Вы задали вопрос, дорогой Ричард, которого я давно ожидал. Буду говорить коротко и прямо. Во-первых, мой выбор пал на вас потому, что у меня нет сегодня более умного, преданного, смелого и честного помощника, чем вы. Во-вторых, потому, что вы понимаете толк в коммерции, вы просто отменный купец, к тому же еще и потомственный. В-третьих, вы замечательный, опытнейший капитан, умеющий прекрасно ладить с любой командой. Ваше имя уже достаточно хорошо известно в Англии. Кроме того, все знают, что вы представляете торговый дом Грешемов, что в этом случае необходимо особо подчеркнуть: иной раз нужно, чтобы ширма была совсем прозрачной.

В-четвертых, вы смелый и сильный человек, прекрасно владеющий всеми видами оружия. В таком деле эти ваши качества, боюсь, могут пригодиться не меньше остальных. И наконец, в-пятых, вы превосходный дипломат.

Я даже думаю, что это ваше неоспоримое достоинство и будет тем основным и главным, что вам потребуется в этой экспедиции. Я не один год вынашивал идею поисков северо-восточного пути в Индию и Китай. Столько же времени я пристально всматривался в вас, дорогой Ричард. Теперь моя идея созрела окончательно. Я абсолютно уверен в правильности своего выбора. И очень рад, что мне вовсе не пришлось никого убеждать в этом.

Чанслер смущенно пожал плечами и отпил несколько глотков вина. Ему впервые доводилось слышать о себе столь лестный отзыв, тем более данный самим Томасом Грешемом, и он чувствовал себя сейчас крайне неловко.

— Так много хорошего обычно говорят лишь о покойниках, — смущенно пробормотал он.

— И это очень скверно, — заявил Грешем. — Хорошее необходимо слышать о себе еще при жизни, иначе она никогда не покажется тебе прекрасной.

— Это каждый вам скажет, сэр Томас! — воскликнул Смит. — Я всегда так думал, только не знал, как это сказать. Я ведь почти совсем не учился.

— И не слишком огорчайтесь из-за этого. Ведь учеба дает всего лишь знания, а умом и талантом наделяет нас сам Господь Бог, — мягко и ласково улыбнулся Грешем. — Насколько я могу судить, вам не следовало бы слишком уж громко сетовать на отсутствие внимания к вам Всевышнего. Итак, джентльмены, мы обсудили с вами столько важных и трудных вопросов, что, право, вполне заработали для себя хороший обед. Да, едва не забыл — вы, дорогой Ричард, включены в число учредителей упомянутой мною компании, и, поверьте мне на слово, вам придется немало помучиться на бесчисленных собраниях. Если при этом вам будет легче от сознания, что мысленно я всегда буду с вами, — утешайтесь! О, мой дядюшка Джон и его ближайший друг сэр Себастьян Кабот умеют превращать любое благородное собрание в невыносимую пытку. Они заговорят… нет, они переговорят любого, ибо способны говорить еще пять часов после смерти! Заранее крепитесь, дорогой Ричард, и только на своем корабле вы вздохнете наконец с облегчением…

Он смеялся легко и беззлобно. Сейчас Грешем был таким человеком, которого знала и любила вся Англия: умным, добрым, щедрым и сердечным. Его близорукие глаза сейчас слегка сощурились, отчего сэр Томас казался таким беззащитным и слабым.

— Джентльмены, — проговорил он, — нам осталось уладить последний вопрос. Видите ли, вы столь успешно уладили… гм… одно мое сугубо коммерческое поручение, так блестяще справились с этой торговой сделкой, что я не могу не чувствовать себя обязанным отблагодарить вас соответствующим образом. Не покажется ли вам справедливой десятипроцентная доля каждому из трех участников этой великолепной операции от той суммы, которую удастся выручить, продав привезенный вами товар в Англии?

— О, сэр Томас, вы, как всегда, безгранично щедры! — сказал Чанслер. — Но кого третьего вы имели в виду?

— Да вашу божественную супругу, негодник! Уж не думаете ли вы, что она в этом деле не сыграла решающей роли?

— Но уж я-то здесь совсем ни при чем… — пробормотал Смит. — Это каждый вам скажет.

— А доставка товара в Англию? А пролитая вами кровь? А… Впрочем, и этого более чем достаточно. Вот теперь мы наконец-то обсудили и решили все. За стол, джентльмены!

Но пообедать в этот вечер здесь им так и не удалось.

Вошедший в кабинет слуга подал Грешему бумажный сверток. Прочитав про себя его содержание, он широко улыбнулся и сказал:

— Принцесса Мария уведомляет меня о том, что король только что подписал указ о моем назначении финансовым агентом правительства в Антверпене. Она просит меня немедленно прибыть во дворец. Надеюсь, джентльмены, вы не откажетесь проводить меня?