Глава X

Здраво рассудив, что до Зоны Тэта еще лететь и лететь, а день выдался суматошный, Мэри бросила экипажам подчиненных кораблей команду «спать». В конце концов, ежели вдруг что-то случится, так настроенная соответствующим образом система обнаружения вполне справится со своевременной побудкой, а отдохнуть надо. Кто знает, когда начнется бой (и начнется ли вообще), как долго будет продолжаться и чем закончится. Откровенно говоря, чем вся эта затея в случае боевых действий закончится лично для нее, Мэри практически не сомневалась. Ничего, бой она, даст Бог, доведет до конца самостоятельно, а там и Элис Донахью справится. Если, конечно, «Дестини» останется на ходу. Кстати, как там поживает фальшивка, которую она собственноручно написала и убедила кибердиагност сдать ее в медблок? Конечно, раз Джонни до сих пор не поднял тревогу, то, по идее, все в порядке, но проверить не помешает… М-да. Хотелось бы верить, что ничего экстраординарного не понадобится и все они, скажем, неделю спустя хорошенько надерутся на Бельтайне, да вот беда: в удачу Мэри Александра Гамильтон не верила. В принципе. В судьбу верила, недаром именно так назвала свой корвет, а в удачу… Удача благоприятствует подготовленному уму — добавим в скобках, и телу — а ни о какой подготовке в этом полете речь не шла. Не считать же, в самом-то деле, подготовкой суматошные попытки растянуть узкое одеяло на полдюжины брыкающихся сорванцов, да гак, чтобы никому не поддувало в бок. Правду сказать, Мэри устала. Она устала еще до прилета на Бельтайн, где как раз рассчитывала хорошенько отдохнуть, да вот не довелось. Наверное, та самая судьба, в которую она верила, решила подпустить ей шпильку. Иначе чем объяснить то, что после тяжелейшего во всех смыслах контракта, когда приходилось драться чуть ли не каждый день и насиловать организм гормонами на грани срыва, ей не удалось даже толком выспаться. Полтора часа вполглаза на диване в Комплексе не и счет… Да что ж это такое, ведь вколола снотворное уже десять минут как! Давно пора провалиться в пушистую вату искусственного сна, а вот поди ж ты… И чушь какая-то лезет в голову. Нет уж, если она выживет — в отставку, однозначно. Навоевалась. Хватит. Хватит боев, хватит эскортирования, хватит суток без сна и месяцев без отдыха. Купить кораблик и рвануть по Галактике. Останавливаться, где придется, болтаться по планетам, дышать живым воздухом. Курить бросить… хотя нет, это излишне, здоровый образ жизни невыносимо скучен. И вообще, должен же быть у нее хоть один недостаток? Топором и без единого гвоздя — умеют же русские играть словами! — сработанная физиономия не в счет, тут от нее ничего не зависело, а в остальном идеал… глаза б мои тот идеал не видели. Плохо быть хорошей девочкой.

Мэри поймала себя на том, что мурлычет под нос давно уже не вспоминавшуюся мелодию и тихонько потянулась к экипажу. Нет, все спят. Молодцы. Ну как же, командир приказала… Интересно, они-то понимают, насколько все зыбко? Если за ними погонятся… «Соломон» очень слабенький, для сопровождения еще годится, если, конечно, иметь целью именно отпугнуть, а вот для ярко выраженной драки… так, ладно, все это глупости. Как только «Септ-Патрик» пройдет зону перехода, можно будет сваливать за ним и пусть ловят, сколько влезет. Вопрос о том, будет ли, кому сваливать, отметаем как неконструктивный. Ибо если считать его конструктивным, можно вообще никуда не лететь. Выставиться, как мишень в тире, и ждать, пока канониры противника натешатся. А вот хрен вам всем. Мы еще попрыгаем.

Мысли наконец-то начали путаться, и Мэри с облегчением почувствовала, как тяжелеют веки. Ну вот и славно. Мелодия, по-прежнему звучавшая где-то на грани сознания, подхватила ее и понесла в открытое море, слегка покачивая на мерной зыби. Капитан Гамильтон готова была принять свою судьбу.

Легкомысленная трель дверного сигнала отвлекла Мэри от созерцания текста очередного предписания, и она почти с облегчением провела рукой по вмонтированной в подлокотник кресла сенсорной панели. По завершении работы в Небесной империи экипаж явился на Бастион Марико, и вот уже дней восемь валял дурака. Мэри не совсем понимала, чего ради им велели ждать указаний здесь. Она охотно допускала, чти дальнейшее пребывание в Бэйцзине "делателей королей", как она мысленно окрестила себя и свою команду, несколько нежелательно. Так что сам по себе приказ покинуть пределы Небесной империи до формального истечения срока контракта (наниматель не возражал) был вполне уместен. Но почему Бастион, а не, скажем, Перекресток? Чем тут заниматься? И как прикажете следить за не занятой делом командой в месте, набитом разномастными войсками, как подсолнух семечками? Вчера, к примеру, пришлось разнимать драку: неугомонный Рори зацепился с парой десантников с Вирсавии. Хорошо хоть она — как чуяла! — оказалась поблизости. Словесные вразумления разошедшаяся троица игнорировала, и Мэри, поддержанная крючконосым черноглазым сержантом, применила вразумление физическое. После чего принять предложение нового знакомого выпить за то, чтобы у подчиненных появилось хоть немного мозгов, показалось вполне естественным. Результатом посиделок стал вывод, что если в самое ближайшее время они не уберутся с Бастиона, она либо будет вынуждена запереть Рори, либо к такой-то матери сопьется, налаживая контакты с командирами его противников. Так что получение нового назначения пришлось как нельзя более кстати, вот только… Черт бы побрал офис: ее отправляли "в лес"! Пречистая Дева, ну за что?! И как будто мало было этого факта, ребром встал кадровый вопрос. Контракт предстоял двухлетний, а срок службы Джины Кроули подходил к концу. Не говоря уж о том, что Мэри, как командиру, категорически не правилось настроение второго пилота. Похоже, Джина так и не отошла от их приключений в системе Хэйнань. В общем, прошение премьер-лейтенанта Кроули об отставке капитан Гамильтон поддержала, а командование удовлетворило, и теперь надо было внимательно изучать присланный список свободных вторых и делать выбор, причем делать его быстро… Однако кого же гам принесло?

Как будто в ответ на ее размышления о выборе нового члена экипажа на пороге возникла Джина Кроули.

- Разрешите, капитан? Я не помешала? — Она выглядела слегка расстроенной, но собранной.

- Входите, Джина. Конечно, вы не помешали. Я как раз думаю о новом назначении и о том, кого мне взять на ваше место.

- Проблемы? Может быть, я смогу помочь, раз уж из-за меня у вас такие сложности? — виновато улыбнулась Джина

- Может быть, и сможете. — Мэри с наслаждением потянулась и поднялась из кресла. — Посмотрите на присланные офисом кандидатуры и скажите, что вы обо всем этом думаете.

Джина мельком взглянула на список и, даже не интересуясь подробными характеристиками, сразу же заявила: Элис Донахыо.

- Почему она? — Мэри, пришедшая к такому же выводу, с любопытством воззрилась на теперь уже бывшую подчиненную.

- Капитан, никто и никогда вам прямо не признается, но вторые пилоты просто так не становятся свободными. Либо они не смогли слетаться со своим первым номером, либо потеряли его в результате отставки или несчастного случая. При любом раскладе речь идет либо о вздорном характере, либо о прочно сформированных привычках, либо о том и другом одновременно. Думаете, я не знаю, скольких нервов вам стоила я? Возмущенная подчинением малолетке, да еще и полукровке, и не скрывающая этого?

- Думаю, знаете. — Мэри плюхнулась на диван, с удовольствием закурила и продолжила, помахивая в воздухе сигарой: — Но вы старше меня и обладаете отсутствующим у меня опытом, а переделать себя не так-то легко. Поэтому я просто постаралась слегка перенаправить испытываемый вами негатив. У меня получилось?

- У вас получилось, капитан. Но, будем откровенны, один контракт — это один контракт, а при продолжительном общении либо вы прессовали бы меня, либо я перестала бы прислушиваться к вам, согласны? Однако вернемся к присланному вам списку. Кое-кого из упомянутых в нем пилотов я знаю лично, об остальных — кроме мисс Донахью — слыхала. Помните, перед вылетом в Бэйцзин Малкахи сказал, что ситуацию, в которую вас поставили, в Корпусе назвали бы подставой? Подстава продолжается, капитан. Конечно, единственный удачный совместный полет не показатель, но я, уж поверьте моему знанию людей и ситуаций, убеждена, что ни с кем из списка вы не слетаетесь. За исключением Элис Донахыо, которая единственная из всех вообще не имеет никакого практического опыта и именно поэтому с ней у вас есть шанс. Но вчерашнего кадета придется учить буквально всему. Почему этого не видят в офисе, я не понимаю. Или они видят?

Мэри встала с дивана, прошлась по комнате, описала сигарой заковыристую фигуру и с горьковатой усмешкой вздохнула:

- Видите ли, Джина, у меня есть некоторые основания полагать, что принципал Совета Бель-мина, достопочтенный Джастин Монро, спит и видит меня в гробу или, по крайней мере, в служебной отставке. Не спрашивайте о причинах, все это сложно и не слишком занимательно.

- Не буду. В общем, если мое мнение вам по-прежнему интересно, берите Донахью. Конечно, Линия Донахыо сравнительно молодая и далеко не самая знаменитая, но зато Элис моложе вас, только что закончила Корпус и еще не обросла стереотипами. При самой минимальной удаче она сразу признает вас командиром — еще бы, после "Великой-то Стены"! — и вы сможете вырастить из нее второго пилота под себя.

- Благодарю, Джина. Рада, что вы подтвердили мои выкладки. — Мэри помолчала, собираясь с мыслями. — Вот еще что. Разумеется, это совершенно не мое дело, но если не секрет, чем вы намерены заняться после выхода в отставку?

Оживившаяся было Джина помрачнела, нахмурилась, на лице появилось совершенно неуместное для статного пилота выражение растерянности.

Она присела на краешек стола, с нарочито независимым видом покачала ногой в воздухе И наконец тяжело вздохнула:

- Честно? Не знаю. Пока ты на действительной службе, о завтрашнем дне не думаешь. А когда он наступает, оказывается, что ты к нему не готова.

- Угу. А как вы смотрите на то, чтобы продолжить летать?

- Шутите, капитан? Вам легко шутить… — собеседница Мэри горько усмехнулась.

- Отнюдь. Правда, ничего особенно увлекательного я вам предложить не могу, но если вы не имеете ничего против того, чтобы служить в полиции, то хороший пилот вполне может устроиться на Бельтайне.

- В полиции? И на чем вы мне предлагаете летать? На патрульных карах? — Джина и не всех сил старалась язвить, но предательское дрожание голоса выдавало ее.

- Что вы думаете о русских «Сапсанах»? — с самым невинным видом поинтересовалась Мэри.

- Неплохие птички, — задумчиво протянула Кроули. — Прямо скажем, замечательные птички. А на кой они сдались планетарной полиции?

Вместо ответа Мэри подошла к терминалу. Немалым преимуществом ее положения командира корабля было то, что предназначенная ей комната была по высшему разряду оборудовав системами связи. Кстати о корабле: что-то ей и ей выделят для этого контракта? Ладно, там видно будет. Было несколько коммуникационных кодов, которые она помнила наизусть. Один из них Мэри и набирала теперь. Поманив к себе премьер-лейтенанта, капитан схватила ее за ремень, притянула к себе практически вплотную и одновременно с набором последней кодовой группы включила режим конфиденциальной связи. Кроули едва успела удивиться вопиющему расточительству, как на дисплее возникло редкой красоты женское лицо, венчающее собой столь же редкостно соблазнительное тело, упакованное во что-то элегантно-минимальное и очень, прямо-таки запредельно, дорогое.

- Привет, Флора, — небрежно кивнула Мэри, шеф у себя?

Если бы красотка на экране была кошкой, эта самая кошка уж точно выгнула бы спину и зашипела. Представители вида Ноmо sарiеns не обладают такими возможностями для выражения эмоций, как отпрыски семейства кошачьих, но секретарь Моргана, надо отдать ей должное, сделала все, что было в ее силах. Она прищурила глаза, вскинула подбородок, развернула плечи так, что ее и без того впечатляющий бюст занял большую часть изображения и холодно пропела:

- Господин полковник очень, очень занят.

Мэри позволила правому уголку губ приподняться в усмешке, в равной степени понимающей и злой. В эти игры она с Флорой играла неоднократно, причем с неизменным результатом, но, видимо, стервозная прелестница не оставляла надежды обставить наглую выскочку. Что ж, придется ее крупно разочаровать. По правде говоря, все эти танцы капитану изрядно надоели еще до академии, а спорить с Флорой было лень. Тем более что никто не мешал ей набрать личный код Моргана и попросить связаться с ней за счет абонента с любого стационарного коммуникатора, находящегося на нейтральной территории. Но отступить? Тем более в присутствии второго пилота, пусть и бывшего?! Мэри с удовольствием подпустила в голос патоки:

- Флора, деточка, мы обе знаем, что если бы полковник действительно был занят, канал был бы заблокирован. Так что не морочь мне голову, красотуля, если намерена сохранить место. Или ты хочешь сказать, что шеф отменил дерективу "ноль двадцать два-си"? Как интересно… С чего бы вдруг?

Джина Кроули, по непонятной ей самой причине, испытала острое чувство почти физического удовлетворения при виде того, как разъяренная гримаса изуродовала кукольное личико секретарши. Несколько секунд ожидания, и ни дисплее появились двое мужчин. Старший, совершенно седой, несмотря на возраст едва-едва к семидесяти, являл собой бельтайнский вариант мужской красоты — одна нижняя челюсти чего стоила! Второй, наголо бритый крепыш, был обладателем веселых голубых глаз и почти бесцветных ресниц, что, как ни странно, совершенно его не портило. Оба при виде капитана пришли в полный восторг, который и поспешил выразить седой:

Мэри, девочка, как приятно тебя видеть. Наслышан, наслышан… "Великая Стена", с ума сойти можно! Так и надо начинать карьеру, молодец. Мисс София гордится тобой, ну и мы тоже, за компанию. Ты хоть знаешь, что до тебя ни один бельтайнец не удостаивался такой награды?!

- Знаю, Дядюшка. Нас таких теперь пятеро и… — Джина с удивлением обнаружила, что капитан смутилась, да как! Далее уши покраснели.

- Никаких «и»! Их ордена — лишь отблеск твоего, потому что без тебя у них ничего бы не вышло, спорить будешь?

- Без них у меня тоже ничего бы не вышло, — мисс Гамильтон была столь же категорична, как и хозяин внушительной челюсти и полковничьих погон. — Рада тебя видеть, Шон. Ты, я смотрю, уже капитан? А проставиться?

- А ты чаще дома бывай! — рассмеялся крепыш, все это время пялившийся на Джину, и только теперь соизволивший перевести взгляд на Мэри, — А то Келли уже извелся — где Мэри, куда пропала, когда снова картишки скинем?!

Капитан шутливо развела руками. Выражение ее лица Джина не видела, но все построение позы говорило само за себя — Мэри Гамильтон разговаривала сейчас с друзьями, и премьер-лейтенант вдруг почувствовала себя лишней, как будто бы незваной явилась на семейное торжество.

- С Келли я свяжусь, Шон, только попозже, когда с делами разгребусь. Кстати, о делах: полковник, вам нужны хорошие пилоты?

- Мэри, Мэри… — В голосе седого звучала легкая укоризна. — Тебе ли не знать, что хороших пилотов — как и денег — лишних не бывает, бывают только запасные!

- Отлично. — Капитан взяла деловой том и оба ее собеседника мгновенно почуяли и приняли перемену, — В таком случае, полковник позвольте представить вам мисс Джину Кэтлин Кроули, моего второго пилота. Мисс Кроули, полковник Генри Морган, командующий планетарной полицией Бельтайна.

Джина коротко поклонилась, пробормотав "господин полковник" и теряясь под цепкими взглядами двух пар испытующих глаз. Мэри между тем продолжила:

- Собственно, мне следовало бы сказать бывшего второго пилота. Мисс Кроули уходит в отставку и не совсем представляет себе, чем же ей в этой самой отставке следует заниматься. Я подумала, что вы вполне можете найти общий язык.

Взгляды мужчин стали острыми, как клинки. Последовало короткое молчание, затем полковник, переглянувшись с крепышом, негромко, но веско спросил:

- Ты ручаешься за мисс Кроули, Мэри?

- Да, ручаюсь, — От абсолютной уверенности в голосе бывшего командира Джине вдруг стало холодно, и она пообещала себе, что сделает все возможное для того, чтобы эта уверенность оправдалась.

- Хорошо, — кивнул полковник, — твоего слова мне достаточно. Мисс Кроули, я рад буду видеть вас в офисе Департамента. По прибытии на Бельтайн сообщите мне о времени вашего визита. Мою секретаршу можете смело послать к черту. Планетарная полиция действии сильно нуждается в хороших пилотах, и мы будем рады опытному пополнению в вашем лице, большого жалованья я вам обещать не могу, но в сочетании с пенсией…

- Дело не в деньгах, господин полковник, — решилась, наконец, подать голос Джина, — дело и том, что я смогу летать…

- Сможете, мисс. Еще как сможете. Ваш командир летала у нас четыре года и, если мне память не изменяет, не жаловалась. Верно, девочка?

- Верно, Дядюшка. Думаю, моя протеже не заставит меня краснеть, а вас — сожалеть о том, что вы связались с нами обеими. Удачи вам, сэр, и ждите пополнение! — с этими словами Мэри прервала связь.

Джина пребывала в малоизвестном ей и от этого еще более живительном состоянии некоторого шока. Наблюдательная от природы — а психологи Корпуса не поленились в полной мере развить это качество, — она ясно понимала, что сейчас прикоснулась к запретному. Ее командир (язык не поворачивался даже мысленно сказать "бывший") определенно обладала связями, которые показались бы неподобающими любому армейскому офицеру. Одно упоминание о четырех годах полицейской службы — и хоть бы слово в досье! — чего стоило. И Мэри Гамильтон пошла на это, чтобы устроить судьбу случайно доставшегося ей второго пилота. Можете не сомневаться, господа, Джина Кэтлин Кроули не подведет своего капитана, и пропади пропадом все кастовые предрассудки.

- Джина, — негромко позвала Мэри.

- Да, командир, — отозвалась та.

- Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом разговоре?

- Так точно, капитан, мэм! — пришедшая и себя Кроули встала по стойке «смирно» и звонко щелкнула каблуками. — Я сделаю все, от меня зависящее, клянусь…

- Не клянитесь, премьер-лейтенант. Жизнь чертовски сложная штука. Просто делайте, что должно — и пусть будет, что будет.

- Сэр Джон Чандос?

- Возможно. Но в данном случае — я.

Короткое рукопожатие, еще более короткое объятие, сухой клевок в щеку — и Джина Кроули отправилась собирать вещи. Ее ждал Бельтайн, а Мэри Александру Гамильтон — Санта Мария.

Дон Эстебан Родригес повидал за свою долгую жизнь множество женщин. Да и смешно было бы "великому тангеро", как за глаза (а иногда и в глаза) называли его соотечественники, отрицать свой богатый опыт по женской части. Но такой, с позволения сказать, экземпляр попался ему впервые. Все началось того, что дон Эстебан пришел в полуденный час в базилику Сан-Антонио, дабы пригласить давнего друга, отца Гильермо, на чашечку кофе. К удивлению дона Эстебана, отец Гильермо был занят, хотя месса уже давно закончилась. Невысокий и пухленький, священник беседовал с человеком, чей рост превосходил его собственный на добрый фут, а наряд привел вспыльчивого дона Эстебана в бешенство. Против кремовой сорочки и темных брюк старый танцор ничего не имел, но берет? В храме Божием? Эти инопланетники вконец обнаглели! Почему он решил, что пред ним именно инопланетник, дон Эстебан сказать не мог. Дело было не только и не столько в росте — он и сам был довольно высок. Скорее, тут играла роль неуловимая чуждость силуэта и манеры двигаться: незнакомец как раз склонился над рукой священника. В следующую секунду он распрямился, повернулся лицом к дверям храма, и опешивший дон Эстебан едва успел набрать в горсть святой воды из стоящей у выхода резной каменной чаши и протянуть ее сеньорите… да, несомненно, именно сеньорите. Сразу становилась понятной непривычная снисходительность отца Гильермо: в отличие от мужчины, женщина не должна была появляться в храме простоволосой, так что правила были соблюдены. Хотя в данном случае о волосах речь не шла. Их попросту не было. Брови были, ресницы — заслуживающие, кстати, самого пристального внимания, не говоря уж о глазах — тоже, а вот волос не было. Совсем. Да и крест, то ли напыленный, то ли наколотый на правом виске, смущал отнюдь не привыкшего смущаться сеньора Родригеса. Сеньорита приблизилась к нему, окунула кончики пальцев в подставленную горсть, перекрестилась, коротко, по-военному кивнула в знак благодарности и вышла на яркое солнце, оставив дона Эстебана растерянно моргать в полумраке базилики.

Второй раз странная сеньорита встретилась дону Эстебану на площади Сан-Себастьян. Был вечер субботы и площадь заполнили танцующие пары. Зазвучала «Деакшзу», и он, с удовольствием глядя на тангерос, почти невольно подпел хриплому баритону:

- Как мне быть?

Смогу ли тебя забыть,

Твою улыбку

И взгляд очей зеленых?

Кровь кипит,

И муки душе сулит,

О как мне быть?

Не могу я забыть:

Твои глаза, как две ярких звезды

Горят во тьме.

Руки твои, словно крылья.

Нет, не верю я,

Что ты неверна,

Пусть говорят, что хотят… [1]

Самому сеньору Родригесу давненько уже не доводилось испытывать ревность, но старинная мелодия до сих пор брала за душу. И именно в тот момент, когда он уже готов был, снисходительно улыбаясь, ответить на призывную улыбку одной из стоящих на краю площади дам, взгляд его наткнулся на знакомое лицо. Равнодушное, слишком равнодушное для черной, звериной тоски, готовой выплеснуться из абсолютно сухих, но тем не менее плачущих глаз. Не должна женщина так смотреть на танцующих, иначе чего стоят окружающие ее мужчины? Дон Эстебан подкрутил седые усы, приосанился и решительно направился к кофейне "Филипп Гонсалеса", резной столбик террасы которою и подпирала в данный момент девушка, умеющая плакать не глазами, но сердцем. Это качество редко встречалось на Рах Мехшапа, где легко плакали и женщины, и мужчины, но именно по причине обыденности такого выражения эмоций за слезами редко стояло чувство. А сердце сеньориты готово было разорваться, уж это-то синьор Родригес видел совершенно ясно. Торопливо раскланявшись с доброй дюжиной знакомых, которым вот именно сейчас понадобилось перекинуться с ним парой слов, знаменитый танцор приблизился, наконец, к цели. За это время выражение лица упомянутой цели совершенно не изменилось, оставаясь по-прежнему нарочито отрешенным. Сеньор Родригес деликатно откашлялся, привлекая к себе внимание:

- Добрый вечер, сеньорита. Воистину добрый, ведь в этот вечер я встретил вас! Позвольте представиться — дон Эстебан Родригес, к вашим услугам. Могу ли я пригласить вас на танец, сеньорита?…

- Гамильтон. Мэри Гамильтон. Рада знакомству с вами, сеньор Родригес. — Легкий акцент не портил спаник девушки, скорее, добавлял пикантности. — Но вынуждена отказаться от вашего лестного предложения: этот танец мне незнаком. Что это?

- Это?! Помилуйте, сеньорита, это же танго! Разом загоревшийся дон Эстебан возмущенно всплеснул руками. — Неужели вы не видите, что…

- Сеньор Родригес, там, откуда я родом, танго не танцуют, — слабо улыбнулась девушка, — у нас в ходу джига и рил, да и те мне доводилось танцевать только в учебных целях, для тренировки вестибулярного аппарата и чувства ритма…

- Джига? Рил? — Мексиканец задумался. — Джига — это что-то вроде фламенко, нет?

- Не могу вам сказать, сеньор, я ни разу не видела, как танцуют фламенко. — Мэри виновато развела руками, но тоска, к радости сеньора Родригеса, исчезла из глаз, лицо стало подвижнее.

- Про румбу, самбу и сальсу даже и не спрашиваю, — проворчал он, — и что это за новости — учиться танцевать ради какой-то там тренировки?!

- Я — пилот, сеньор, — Эмоциональный собеседник забавлял Мэри и в то же время она (не вполне понимая, почему) испытывала к нему невольное уважение. Хотя что ж тут не понятно, достаточно посмотреть, как он двигается — в его-то возрасте.

- Пилот? Позвольте, вы что же, одна из тех, кого наше правительство нанимает для эскортирования своих кораблей? Бельтайн? — Последнее слово он выговорил не вполне уверенно.

- Совершенно верно, сеньор Родригес. — Девушка уже почти смеялась, глядя на пожилого мужчину, комично откровенно выражавшего обуревавшие его чувства при помощи богатейшей мимики и энергичной жестикуляции.

- Пречистая Дева, теперь мне понятно решительно все! Что ж, донья Мария, раз уж сегодня у нас с вами не получится потанцевать, позвольте хотя бы пригласить вас на чашечку кофе. Вам знаком этот напиток?

- Знаком. Я училась вместе с уроженцами Рах Мехшапа в Академии Свободных Планет на Картане. Странно было бы не познакомиться со вкусом кофе за три-то года! — Мэри слегка поклонилась. — Правда, ваши соотечественники уверяли, что кофе, который подавали в Кафе де лас Сомбрас, не идет ни в какое сравнение с тем, который варят на их родине…

- Ни слова больше, сеньорита, ни единого слова! Мы с вами сию же минуту садимся за ближайший столик, и если старый мошенник Филиппе немедленно не подаст вам лучший кофе в вашей жизни, я его просто убыо!

Ах, танго! Есть ли на тверди и меж звезд что-либо, более прекрасное? Если бы этот вопрос задали двадцатидвухлетней Мэри Гамильтон, она ответила бы отрицательно. Впрочем, возможно, все дело было в том, что ей повезло с наставником. Кстати, если хорошенько подумать, с наставниками ей везло всю жизнь. Но такого фанатика, как дон Эстебан, ей раньше не попадалось. Этот человек, похоже, задался целью заставить ее проникнуться философией танца — кто бы мог подумать, у танца, оказывается, имеется своя философия!

- Запомните, сеньорита, танго — танец безнадежной страсти. Именно безнадежной, с самого начала обреченной на разлуку. Заметьте, ни разлуку, а не на забвение. И в одном единственном, трагически коротком танце вы должны уместить все: и встречу, определенную самой Судьбой; и любовь, такую, что кровь превращается в жидкий огонь, сжигающий душу; и обреченность расставания, предначертанную еще до того, как состоялась встреча… Вам известно, что говорили об этом танце в те времена, когда танго только-только перебралось из борделей в светские гостиные? Нет? Ну конечно, откуда… Тогда говорили, что если танго танцевать правильно, то кавалеру и даме полагается пожениться, ведь не только ее, но и его репутация испорчена непоправимо… Испортить мужскую репутацию? О, поверьте, донья Мария, можно, еще и как! Кстати, извольте прислушаться. Это? Это "Закат над Веракрус". Очень, очень старая запись. Поет автор, Рикардо Вернер. Совершенно нехарактерный для танго подбор инструментов, но что поделать — дон Рикардо увлекался рок-музыкой, что бы это ни значило… кстати, он был полукровкой, как и вы. Да-да, его отец был морским офицером с севера, а мать была нашей крови. Должно быть, именно поэтому дон Рикардо не смог устоять перед соблазном написать танго. Кстати, профессиональным музыкантом он не был: в его лице мы имеем тот самый редчайший случай, когда адвокат — представьте себе, адвокат! — оказался способен на что-то дельное. Разумеется, существует немало поздних обработок, выполненных в более традиционной аранжировке, но мне нравится именно этот, придуманный автором вариант. И честное слово, я бы не отказался познакомиться с женщиной, которая стала музой для неистового дона Рикардо…

И вот теперь Мэри стояла на краю площади Сан-Себастьян, возле той самой кофейни, где ей год назад подали чашечку действительно изумительного кофе. При воспоминании о том внимании, с которым новый знакомый и хозяин кофейни наблюдали за тем, как она делает первый глоток, она, не удержавшись, хихикнула. Как пристально они следили за выражением ее лица — дон Эстебан ревниво, дон Филиппе почти со страхом… как одновременно расслабились и с торжествующими улыбками поклонились друг другу… какую розу, красную до черноты, выхваченную как будто из темнеющего неба у нее над головой, преподнес ей дон Филиппе, украдкой вытирающий пот со лба… А потом дон Эстебан решительно заявил, что не намеревался больше брать учеников, но ради такого случая… нет-нет, сеньорита, не вздумайте отказываться! Вы должны танцевать, Господь создал женскую красоту для того, чтобы мужчина мог искушением и соблазном оправдать свою слабость и нежелание идти по пути добродетели! Да, разумеется, сеньорита, а вы как думали? Итак, решено!

Мэри улыбнулась своим мыслям. Научиться танцевать танго оказалось вовсе не таким простым делом, как ей казалось вначале. Дело было не в движениях — основные па она освоила моментально. Да и с выражением лица особых проблем не возникло: мисс Аманде Робинсон было не привыкать изображать все что угодно, от смущения невинной девушки до откровенной похоти, от ледяной холодности до пылкой страсти. Но дон Эстебан приходил в отчаяние от языка тела, того самого языка, упоминание о котором пришлось так исключительно к слову во время маленькой стычки на Картане.

- Ничего не понимаю, Филиппе, — жаловался он старому другу, уютно устроившись за дальним столиком кофейни, — что я ни делаю, она по-прежнему танцует "холодную красавицу". Неужели правы те, кто утверждает, что всем в жизни человека управляют гормоны? Те самые гормоны, которые подавлены у этой девушки проклятой химией? Это ужасно, Филиппе, разве можно так поступать с женщиной? И ради чего? Неужели пилотов-мужчин так мало, что еще и женщины должны учиться маневрам, векторам переходов, межзвездной навигации, подавляя в себе саму радость жизни? Женщина, которой запретили любить… Поверьте, я перепробовал все и не знаю, что еще можно предпринять в этой ситуации!

- Осторожнее, друг мой, — дон Гонсалес предостерегающе качал головой, — осторожнее! Пытаясь научить донью Марию испытывать страсть, — или хотя бы правильно изображать ее — вы рискуете тем, что чувства, которые стараетесь пробудить в ней вопреки всему есестеству, отразятся от холодного металла ее рассудка и пронзят ваше собственное сердце…

- Ну что вы такое говорите, Филиппе, какие чувства, в мои-то годы! — Дон Эстебан со смехом махал рукой, а хозяин кофейни только со чувственно вздыхал. "Именно в ваши!" — Хотел бы сказать он, но обижать старого друга? В конце концов, еще год — и девушка покинет Санта Марию. Даст Бог, ничего непоправимого за это время не произойдет…

Мэри не знала об этом разговоре. Она просто делала все возможное для того, чтобы дон Эстебан одобрил наконец ее умение танцевать, и вот великий день настал. Впервые пришла она на площадь Сан-Себастьян не зрительницей, но полноправной участницей и теперь с нетерпением ждала начала фиесты. Роза, которую неизменно вручал ей при каждой встрече дон Филиппе, пламенела, как и ее губы. Парик, легкомысленное платье, туфельки на каблуках, длинные перчатки, макияж… Татуировку на виске она старательно замазала — среди знакомых ее наставника нашелся пожилой актер, подаривший ей крохотную баночку профессионального грима, маскировавшего все, что требовалось замаскировать и легко менявшего оттенок в зависимости от цвета кожи, на которую его накладывали. Мэри загорела, и это ей шло: дон Эстебан категорически заявил, что истинная тангера не может быть такой белокожей, как донья Мария, так что пришлось выбирать между краской для тела и загаром. Девушка выбрали загар и не жалела об этом. Теперь она понимала разницу между искусственной смуглостью и естественным оттенком, который приобрела ее кожа в результате часов, проведенных в саду виллы сеньора Родригеса. Неспешность жизни на Санта-Марии больше не казалась ей противоестественной, все чаще она вспоминала старую ирландскую поговорку: «Когда Бог создавал время, Он создал его достаточно». За этот год она лишь однажды выбралась в Пространство Лордан, предпочитая отдавать свободные дни и часы своему новому увлечению. Келли откровенно дулся, упирал на то, что следовало бы больше думать о будущем, если уж она хочет получить по завершении карьеры собственную яхту, но она только отмахнулась, пообещав другу взяться за ум, когда контрам на Рах Мехшапа закончится.

Ну когда же наконец музыканты, расположившиеся на помосте в центре площади, настроят инструменты! Сил нет ждать, сколько можно! Внезапно она увидела в толпе знакомое лицо. О, это же сеньор Вальдес… надо же, как ему идет штатское, кто бы мог подумать! Однако в остальном он совсем не изменился: тот же разворот плеч тот же гордый взгляд, остановившийся… не может быть… Мэри уже приготовилась к радости от встрече с однокашником и вдруг поняла, что дон Хуан, в эту самую минуту приглашающий ее па первый танец, не узнал свою официальную спутницу. Ах так?! Да это же просто подарок судьбы! Благоразумно молча приняв приглашение, — голос-то у нее вряд ли так уж сильно изменился — она вслушалась в первые такты и надменно повела плечом: лучше этой мелодии ничего нельзя даже пожелать! Шаг, еще один, надменный и одновременно покорный взгляд искоса… Мужская ладонь на талии, провести кончиками пальцем по этой гладко выбритой щеке, откинуться на сильную руку, выпрямиться, вскинуть подбородок… Помни, что говорил тебе наставник: ты, именно ты выбрала этого мужчину, что бы он там ни думал; сейчас ты принадлежишь ему, а через минуту уйдешь, не оглядываясь… Последний аккорд, изысканный поклон мужчины, реверанс женщины…

- Благодарю вас за восхитительный танец, сеньорита. Меня зовут Хуан Вальдес. Могу ли я узнать ваше имя?

- Вы вполне уверены, что не знаете его, дон Хуан? — насмешливо прищурилась Мэри, позволяя себе, наконец, торжествующую улыбку при виде того, как все шире открываются глаза партнера.

- Не… не может быть… донья Мария?! Вот это да! Поверьте, я не каждый день ощущаю себя болваном, но…

- Но музыка снова играет, дон Хуан. Вы намерены танцевать, или мне следует поискать другого кабальеро?

- Ни в коем случае, сеньорита! — тряхнул головой Вальдес, и новая мелодия подхватила их и закружила, как листья, попавшие в порыв метра. Еще одно танго, еще, еще одно… наконец Мэри шутливо взмолилась:

- Пощадите, сеньор! Еще один танец, и мои ноги начнут заплетаться, и я опозорю своего наставника!

- Ваше слово — закон для меня, донья Мария. Не угодно ли присесть, — с этими словами Вадьдес увлек ее за столик все той же кофейни, к которому тут же подскочил ловкий мальчишка лет двенадцати, путающийся в огромном, не по росту, фартуке. Стульев у столика было с полдюжины, и они немедленно заполнились: подошли еще две пары. Ледяной «Мохито» и обжигающий кофе теснились на щелястой столешнице, свечи в разноцветных бокалах мерцали, а музыка все так же дразнила и звала за собои. Мэри обратила внимание на то, что, представляя ее собравшимся, Вальдес ограничился "доиьей Марией". Судя по проскакивавшим в его глазах знакомым смешливым искоркам, он затевал какую-то каверзу, и капитан Гамильтон даже, пожалуй, догадывалась, какую. Сейчас должен подойти еще кто-то, кого она помнила по Картану, и Хуан, которому явно скучно выглядеть дураком в одиночку, готовится разыграть однокашника по полной программе. Именно так, по-другому и быть не может. Иначе зачем он, склонившись к ушку, выглядывающему из под выбившегося из прически локона, прошептал:

- Вы сможете хоть на несколько слов изменить голос?

Мэри кивнула, украдкой подмигнув своему спутнику, и тут увидела, кому предстояло стать объектом розыгрыша: к их столику, не потрудившись даже убрать с лица кислое выражение, приближался Энрике Маркес. Поманив к себе дона Хуана, на губах которого появилась улыбка предвкушения, девушка чуть слышно пробормотала ему на ухо:

- Шутка может оказаться с последствиями, а ниодного канала я тут не вижу. — И Вальдес закашлялся от смеха, подавившись коктейлем. Однако он тут же посерьезнел и, поднявшись на ноги, с достоинством ответил на поклон Маркеса. Мэри рассматривала Энрике без особого удовольствия, лицо ее оставалось приветливо-бесстрастным. Маркес ей категорически не понравился. Судя по всему, он остался таким же желчным типом, но теперь в нем появилась совершенно не шедшая ему льстивая угодливость, и девушка пожалела о затее своего приятеля. Маркес и всегда-то был злопамятен и вспыльчив, но человек, подошедший сейчас к столику, по неясной пока причине ощущался ею как серьезная опасность. Однако отступать было некуда. После обмена приветствиями — Мэри проворковала "добрый вечер" самым шелковым голосом, на который была способна — Энрике всерьез вознамерился поближе познакомиться со спутницей Вальдеса и пригласил се на танец. Тут и настал ее звездный час.

- Как, сеньор Маркес, — томно улыбнулась Мэри, — неужели ваше мнение обо мне претерпело столь разительную перемену? Помнится, каких-то четыре года назад вы полагали, что на меня неприятно даже смотреть — и вот уже готовы выносить мое общество на протяжении целого танго? Как это мило с вашей стороны… — Следовало признать, что ее небогатая пока копилка абсолютных, «сухих» побед пополнилась в этот момент более чем достойным экспонатом. Потому что бедняга Маркес задушенно охнул, сунулся было вперед, чтобы иметь возможность поближе разглядеть лицо несостоявшейся партнерши, но тут же попятился, задевая мебель и чуть не снеся одну из резных стоек террасы. Успех был несомненным. И все же Мэри казалось, что сегодня она совершила фатальную ошибку.

Сообщение, пришедшее на ее коммуникатор, было предельно коротким. Собственно говоря, назвать это сообщением было не вполне правильно: на дисплее возникло голографическое изображение листа плотной кремовой бумаги с черными буквами, выведенными рукой опытного каллиграфа, сообщавшими о состоявшемся бракосочетании Шона Финбара О'Брайена, капитана полиции, и Джины Кэтлин Кроули, премьер-лейтенанта ВКС (в отставке). Восхищенно чертыхнувшись, Мэри, путаясь от спешки в цифрах, набрала код и с нескрываемым удовольствием уставилась на катастрофически покрасневшее лицо счастливой новобрачной.

- Приветствую, миссис О'Брайен! — весело усмехнулась капитан. — А где же ваш благоверный? Давайте-ка его сюда!

- Здесь я, здесь, не шуми, ноль двадцать два! — подошедший Шон ласково потеснил супругу.

- Не шуми? Как это понимать? После того, как меня не пригласили на свадьбу, я же еще и не шуми? — возмутилась Мэри, еле сдерживая смех. — Нет, ну в самом деле, Шон, — посерьезнела она, — вы что, чуточку подождать не могли? У меня отпуск вот-вот начнется…

- Не могли. Ты уже большая девочка, Мэри, должна соображать: у двух добрых католиков первенцу следует появиться на свет в законном браке. — Улыбающийся до ушей Шон помолчал, пережидая бурю восторга собеседницы. Так что сама понимаешь, и со свадьбой мы под твой отпуск не могли подгадывать, и с крестинами вряд ли что-то получится. Извини.

- Да ты-то что извиняешься, Шон! Вот Келли я точно уши оторву при встрече, друг называется — предупредить не мог!

- Ты ему лучше что-нибудь другое оторви, паршивцу, — ехидно посоветовал Шон, — опять у него новая девица, я уже устал имена запоминать.

- Да ладно тебе, а то ты Келли не знаешь! — расхохоталась Мэри. — Они ему сами на руки падают, какой же ирландец устоит!

Стоя в глубине темного переулка, примыкающего к площади Санп-Себастьян, Мэри посмеивалась, вспоминая разговор с бывшим сослуживцем. Нет, ну в самом деле, Шону ли не знать братца. Если Келли перестанет менять подружек как перчатки, это будет уже не Келли. Жаль все-таки, что его сейчас здесь нет — фейерверк ему точно пришелся бы по душе, он и сам похож на фейерверк… Однако пора, наверное, возвращаться на площадь — дон Эстебан настоятельно просил ее быть в полночь на том же самом месте, где они познакомились. Неужели прошло два года, завтра она улетает и это ее последняя фиеста на Санта-Марии? Мэри втянула в себя ароматный дым, задумчиво разглядывая кончик длинной сигары, и вдруг насторожилась. Неподалеку от того места, где переулок вливался в площадь, уже какое-то время происходила некая непонятная возня, завершившаяся безошибочно узнаваемым звуком пощечины. Вскрикнула женщина. Заполошный стук ее каблучков приблизился, вслед за ней метнулись какие-то тени, судя по звуку шагов — мужские. И вот это-то — здесь и сейчас — не лезло ни в какие ворота. Нападения на женщин случались, разумеется, святые бывают только на небесах, и не рассчитавшие свои силы кокетки, бывало, платились за собственное легкомыслие, но неписаный закон гласил: во время фиесты согласие может быть только добровольным. Мэри лениво оттолкнулась плечом от стены, попутно проверяя, не повлияли ли три «Мохито» на ее чувство равновесия, а если повлияли — то как именно.

Донья Лусия мчалась со всех ног. Умом она понимала свою ошибку — раз уж оторвалась в сутолоке праздника от сопровождающих и попала в неприятности, бежать следует не в переулок, а на площадь. Но путь к спасению преграждали трое подвыпивших мужчин, и теперь слепой, нерассуждающий страх гнал ее в темноту, где, как она заметила слишком поздно, горел одинокий огонек сигары. Еще один мужчина?! Господи, помоги! Затормозить она не успела. Что-либо понять — тоже. Просто замеченным ею огонек вдруг описал в воздухе дугу, а крепкая рука в длинной перчатке поймала донью Лусию за локоть и легко, словно котенка, перебросила за спину, перечеркнутую бретельками нарядного платья.

- Вам что-то угодно, кабальерос? — холодно осведомился спокойный женский голос.

- Ого! — пьяно расхохотался один из мужчин. — Да тут еще одна! Парни, нам везет!

- Вам повезет еще больше, если вы немедленно уберетесь отсюда и дадите девушкам без помех присоединиться к танцующим, — столь же холодно посоветовала хозяйка перчаток. Последовавший за этими словами взрыв площадной брани внезапно оборвался, сменившись невнятными стонами. Что сделала неизвестная сеньорита, донья Лусия не поняла. Она лишь ощутила, как хлестнул по разгоряченным бегством щекам разрываемый молниеносными движениями воздух, услышала звуки ударов, и вот уже приставшая к ней троица корчится на земле, а удивительная женщина, нимало не запыхавшись, берет ее под локоть.

- Идемте, сеньорита. Я не стала их убивать, так что задерживаться здесь не стоит, это может оказаться небезопасным. Кроме того, меня ждут.

Донья Лусия со страхом покосилась на своих поверженных преследователей и покорно последовала за по-прежнему спокойной сеньорой туда, где гремела музыка и смеялась праздничная толпа. Когда они выходили из переулка, к ним наперерез кинулся верный старый Хорхе.

- Донья Лусия, как же так… вы… Пречистая Дева, вы невредимы! Эй, все сюда! — Но немного пришедшая в себя девушка глядела только на невозмутимую молодую даму, которая, убедившись в том, что ее подопечная в безопасности, повернулась, чтобы уйти.

- Сеньорита! — срывающимся голосом окликнула она свою спасительницу. — Сеньорита, меня зовут Лусия Мендоса, и если… — Но та, улыбнувшись и кивнув на прощание, уже скрылась в толпе.

Часы на колокольне кафедрального собора начали отбивать полночь и площадь мгновенно очистилась, остались только музыканты на помосте.

- Донья Мария, ну куда же вы пропали, я обо всем договорился, ждут только нас! — возмущению дона Эстебана не было предела.

- Простите, наставник, — покаянно склонила голову Мэри, — так получилось…

- Ну ладно, вы все-таки почти не опоздали, сейчас будет наш танец, — сеньор Родригес подал знак, певец поклонился ему, и старый тангеро вывел свою последнюю ученицу на середину площади, над которой поплыл "Закат над Веракрус":

В заливе гаснет солнца шар,

И мрак сгущается ночной,

В крови горит страстей пожар…

Ах, что ты делаешь со мной!

Твоя улыбка — тайна тайн,

Твой смех — как пряное вино,

Как упоительный дурман,

Как шум прибоя, как туман,

В котором я пропал давно. [2]

Дон Эстебан никогда не разговаривал во время танца. В процессе обучения — да, но сам танец, с его точки зрения, не терпел суесловия. Допускалось разве что одним-двумя жестами подчеркнуть ту или иную фразу. Вот и сейчас: он вскинул руку к черному ночному небу, и котором сиял Христофор — одна из лун Сайта Марии.

Как сладок вечер этот нам,

Как восхитительна луна,

Как ночь бывает хороша,

Как изумительно нежна.

И томный взгляд любимых глаз,

И легкое касанье рук

В волшебный полуночный час

Смягчают горечь твоих фраз

О неизбежности разлук.

После первого куплета к ним стали присоединяться другие пары и вскоре вся площадь заполнилась танцующими людьми. Дон Эстебан улыбался, и Мэри готова была поклясться, что никогда раньше не видела на его лице улыбки такой мудрой и такой грустной. Что печалит вас, наставник? Ну не завтрашний же отлет ученицы?!

Так близок расставанья срок,

И все труднее мне дышать.

О если б смог я, если б смог

Заставить время не бежать!

Все мягче над причалом зной,

И Марса блеск, словно алмаз,

И ты пока еще со мной,

Но этот вечер под луной -

Один лишь он и есть у нас.

- Благодарю вас, донья Мария. Воистину это было прекрасное танго. Думаю, дону Рикардо понравилось бы, как мы его станцевали, а вы как думаете?

- Я уверена в этом, дон Эстебан! — кокетливо склонила голову к плечу Мэри.

- Что ж… нам с вами пора прощаться, вы ведь улетаете на рассвете, не так ли?

- Увы, дон Эстебан. Как не жаль уходить в разгар фиесты…

- Я понимаю. И все же… Донья Мария, не могли бы вы задержаться — о, всего на несколько минут? — сеньор Родригес мягко усадил ее да столик, на который старый дон Филиппе поставил две чашечки кофе и тут же растворился в подсвеченной фейерверком темноте.

- Конечно, сеньор, — Мэри слегка приподняла брови, ожидая продолжения, но ее наставник, как будто чем-то смущенный, не торопился.

Он отпил кофе, вернул чашечку на столик, еще немного помолчал и наконец решился:

- Возможно, моя просьба покажется вам странной, донья Мария, но… Простите старика, мне хотелось бы сохранить что-то на память о пилоте, которому я открыл мир танго. Быть может, вы согласитесь подарить мне одну из ваших перчаток?

Мэри растерянно улыбнулась, стянула перчатку с правой руки и протянула ее наставнику. В самом деле, странная просьба… но она стольким обязана дону Эстебану, а перчатка всего лишь перчатка… Сеньор Родригес почтительно принял дар и спрятал его под белоснежной сорочкой.

Наутро капитан Гамильтон улетела с Санта Марии, как ей тогда казалось — навсегда.

Год спустя дон Эстебан Родригес умер во сне. Средства массовой информации Рах Мехшапа наперебой цитировали последнюю запись в его дневнике: "Если сердце женщины отдано космосу, для мужчины в нем места нет". И долго еще в кофейнях, окружающих площадь Сан-Себастьян, шептались о том, что дон Эстебан завещал положить в его гроб черную женскую перчатку, которую он носил на шее в бархатном мешочке до самой своей смерти. Завсегдатаи уверяли друг друга, что сердце "великого тангеро" не выдержало разлуки с той, которой принадлежала эта перчатка. Но кто же вслушивается в послеполуденную болтовню сентиментальных кабальерос?