"АЛЕКСАНДР ГРИГОРОВ" - читать интересную книгу автора

— О, Чудаков побежал мента доставать! Теперь ему не до нас. Сдавай, Лёха.

— Господин сержант, а сколько длится экскурсия? В среднем. Охранник ответил, глядя поверх головы Чудакова:

— Я не засекал — оно мне нужно? Грят, были случаи, люди по несколько суток сидели. Всех не упомнишь: вошел посетитель, а когда вышел — кто его знает.

— А я думал, на ночь из музея всех выгоняют…

— На последний этаж вход обслуге запрещен. Туда только директор заходит и научные сотрудники. Там все заблудшие и сидят.

— Почему же директор оттуда никого не выгоняет?

Охранник выглядел немногим старше Чудакова, но форма и дубинка позволяли чувствовать себя мудрее:

— Я сам недавно служу, но начальник охраны грит, мол, директор только рад, что на последнем этаже есть люди. Его, кстати, недавно достроили: вишь, кладка свежая.

Чудаков оглянулся на ступени перед входом. Одноклассники по-прежнему дурачились в ожидании экскурсовода.

— А сами-то вы на экскурсии были? — спросил Чудаков, рассматривая дубинку.

— Не-а, — сержант повернулся спиной. — Как по мне, кино лучше.

Возле входа началось шевеление — класс обступил учительницу. Чудаков поспешил занять место в строю, пахнущем косметикой и перегаром.

— 12-й «Б», вам повезло — экскурсию будет вести сам директор музея. — Учительница кивнула в сторону щуплого очкарика.

Двери открылись, подростки потянулись в нутро музея, оставляя за собой пустые бутылки, пакеты от чипсов и окурки. Чудаков заходил последним и, пока не закрылась дверь, успел посмотреть на охранника. Тот тасовал отобранную колоду карт, пожевывая спичку. Махнул Чудакову рукой — на прощание.

В холле висели картины, возвышались статуи и бюсты, фоном звучала классическая музыка. Экскурсовод вывел класс на середину зала и стал в центре живого кольца, под прицелом глумливых взглядов.

— Здравствуйте, дети.

— Привет, ботаник, — отозвался из круга оцепления двоечник Подорванный.

Класс заржал, повинуясь условному рефлексу — раз штатный юморист что-то брякнул, надо смеяться. «Ботаник» ответил ровным голосом:

— Тогда лучше историк.

— Что — историк? — Подорванный не привык получать сдачи ни на словах, ни в драке, потому к продолжению разговора оказался не готов.

— Если вам угодно как-то прозвать меня, то лучше историком. Ботаника — наука о растениях, я в ней, признаться, не силен.

— А разве историк не может быть ботаником? — спросила ехидная Журавлева.

— В принципе, может. — Историк держался с достоинством, глядя поверх очков на боевые позиции противника. — Но тогда придется учиться вдвое больше — времени на глупые вопросы не останется.

Класс умолк в поисках колкости, а Чудаков позволил себе улыбнуться. Историк кивнул в сторону благодарного зрителя, одноклассники покосились, как на предателя.

— Если вопросов больше нет, — экскурсовод сделал ударение на последнем слове, — тогда, пожалуй, начнем.

Подошли к стене с барельефом. На нем крайней слева была изображена обезьяна, перед ней, правее — обезьяна на задних конечностях, дальше — прямоходящая обезьяна, человекообразный крепыш, и, наконец, Homo Sapiens — царство Животные, класс Млекопитающие. Чудаков помнил эту картинку по урокам биологии. Тогда по классу ходил учебник Подорванного, где тот дорисовал пращурам части тела. Точнее — одну часть.

Барельеф отличался от книжного рисунка деталями. Чудаков протиснулся в первый ряд, чтобы рассмотреть подробнее.

— Перед вами — схема эволюции искусства. Она перекликается со схемой биологической эволюции, что неудивительно: творчество — это продукт человеческой мысли. На оси времени первым изображен аналфабетус — Человек Неграмотный-Одинокие сдавленные смешки переросли в общий хохот. Подорванный и присные картежники схватились за животы.,

— Анал-фабетус! — двоечник выговорил слово на выдохе — вдохнуть мешал смех.

— Следующий за ним — так называемый Homo Educatus, Человек Грамотный.

Экскурсовод сделал паузу. Школьники ожидали смешного слова, но просчитались.

— Далее идет аналог биологического Человека Умелого — транс-феропитек, Человек Передающий; за ним — Homo Creatorus, Человек Творящий.

Трансферопитек держит не палку, как показалось Чудакову сначала, а «журавль» — таким пользуются журналисты, чтобы в кадре не появлялась рука с микрофоном.

— Завершает композицию Homo Ducerus, Человек Ведущий. — Историк поправил очки. — Теперь поднимаемся на второй этаж и ждем меня. Руками ничего не трогать!

Чудаков выходил из холла спиной вперед — старался напоследок усмотреть неуловимое нечто в облике Человека Ведущего – ничего особенного: голый мужчина с развитой мускулатурой и устремленным вперед взглядом. Никаких подручных средств. Homo Ducerus просто вел за собой недоразвитую часть человечества.

Возле двери в зал второго этажа образовался затор — узкий дверной проем не смог впустить всех школьников сразу. Когда историк протиснулся в окутанный темнотой зал, там уже орудовала шайка Подорванного.

— Я же просил ничего не трогать! — крикнул экскурсовод и щелкнул рубильником, до которого не успели добраться вандалы.

— Австралопитек, его вы видите в центре, является не только прародителем человека, но и прообразом аналфабетуса. — На этот раз никто не смеялся, все застыли в изумлении. — Не знаюший грамоты индивид далек от культуры и искусства. Он способен ориентироваться лишь на инстинкты. Какие минимальные жизненные потребности вы знаете?

— Пожрать, поспать и…

Журавлёва прыснула в кулак, хотя договорить Подорванный побоялся. Остальные девочки покраснели, это было заметно даже в полумраке.

— Совершенно верно, — историк ждал такого ответа. — Человек Неграмотный обладает лишь зачатками разума, и природа развивает его, подбрасывая задачи на выживание: какой плод съесть, на какое животное можно охотиться, а какое может пообедать самим охотником, с какой самкой спариваться, чтобы получить здоровое потомство?

Журавлёва опять прыснула. — Аналфабетус даже не подозревает о том, что обладает культурой, пусть и примитивной с нашей точки зрения. Это все равно что диванному клопу объяснять понятие высоты. Тем не менее такое звено необходимо творческой эволюции как отправная точка. В конце концов, все мы рождаемся неграмотными и приобретаем знания в ходе жизни. Другой вопрос — какие, сколько и как быстро. Картинка вновь пришла в движение.

Обезьяна, принюхиваясь, крутится на месте. Появляется чудище, от которого пращур бросается наутек. Погоня переходит на другую стену, где обезьяна плавно превращается в человека в набедренной повязке и с копьем в руке, а чудище — в тигра. Охотник пронзает хищника, разворачивается и берется за плуг, в который впряжен вол. Далее крестьянин «перетекает» в рудокопа с киркой, затем — в красноносого токаря, стоящего возле станка. Действие заканчивается на третьей стене: аналфабетус торгует пивом.

— Возможно, вам приходилось слышать выражение «нулевой читатель». Так литераторы называют воображаемого читателя с низким уровнем знаний. Дескать, если даже он поймет, о чем речь, остальные — подавно. Похожим термином пользуются и режиссеры. Вот вам и ценность для искусства Человека Неграмотного. Правда, первая и последняя.

Продавец превратился в обезьяну и побежал к четвертой стене. Там он с ловкостью уселся за парту, затем спрыгнул к огромному глобусу и покрутил его. На школьной доске пращур написал несколько букв и продолжил суетиться между учебными пособиями.

— Как видите, внешне Homo Educatus мало чем отличается от своего неграмотного сородича — как афарский австралопитек от африканского. — Экскурсовод продолжал гонять обезьяну по видеореконструкции, нажимая кнопки на пульте. — Главные изменения происходят в высшей нервной системе: развивается образное мышление, зарождается интерес к новому. Заметьте, теперь это не вопрос жизни и смерти, а тяга к познанию.

Человек Образованный привстал на задние конечности, чтобы передними схватить пластиковый прямоугольник, похожий на аттестат.

Картинка исчезла, зажегся свет. Помещение оказалось пустым — четыре голые стены.

— Пройдемте дальше, — скомандовал историк.

На третьем этаже у входа в зал школьники выстроились в очередь. Экскурсовод прошел мимо молчаливого строя и открыл дверь. Никто не рванулся вслед. Внутри щелкнуло, пол осветился разноцветными отблесками. Послышался голос историка:

— Прошу заходить.

Двенадцатиклассники оказались на стоянке первобытных людей. В углу чернела пещера, посередине горел костер, вокруг расположились обросшие шерстью особи. Гостей они не замечали. Самцы разделывали тушу мамонта, самки возились с детишками. Объемная графика с эффектом полного присутствия — новейшая технология, по сравнению с которой «кино» на втором этаже — прошлый век.

Историк зашел прямо в костер, чем вызвал вздох восхищения. Оттуда, из мнимого пламени, продолжил экскурсию.

— Трансферопитека в первом приближении можно сравнить с Человеком Умелым. Он обладает минимальным набором знаний и даже пытается пользоваться ими во благо себе и окружающим. Впрочем, как и во вред. Ведь из заостренного куска камня можно сделать примитивный топор, годящийся и для охоты на дичь, и для убийства соседа. С точки зрения искусства, ситуация выглядит проще — Человек Умелый еще не научился врать, а значит, не вредит с помощью информации.

Историк вышел из костра и направился к пещере. Туда же робко потянулась вся группа, проходя сквозь камни и мохнатые фигуры.

В пещере обнаружился еще один член общины, долбящий камнем стену. В желтоватом отсвете виднелись высеченные рисунки — примитивные, но по-своему изящные.

— Этот человек изображает сцены охоты, приготовления пищи, общинного быта. На это у него уходит вся мыслительная энергия, для лжи просто не остается места в голове. Спустя тысячелетия потомки этого очаровательного репортера догадаются, что действительность можно искажать. И воспользуются более совершенными орудиями труда.

— На этом экскурсия окончена. Всего доброго.

Снова ощутил себя в плотном кольце, под прицелом глаз. На сей раз в них не было смертельной злости, читалось лишь вполне безопасное любопытство.

— Разве мы не дойдем до вершины эволюции? Вы не можете нас бросить на полпути.

— А я и не собирался вас бросать. Но имею право прекратить экскурсию ввиду неудовлетворительного поведения члена группы.

— Но он же один, — удивилась Журавлёва и показала в сторону Подорванного, — а нас много. Из-за него одного останавливать всю историю?

— Чаше всего так и бывает, — историк разрубил ладонью воздух, — один тормозит все развитие.

Разорвал кольцо окружения, направился по коридору к лестнице, чеканя шаг по скрипучему паркету.

— Подождите! — крикнул вслед Чудаков и подбежал к Подорванному, который, сидя на подоконнике, болтал ногами и делал вид, что ему все равно.

Чудаков взял за плечо двоечника и легко поставил его на ноги. От подобной бесцеремонности Подорванный опешил, но в драку не полез — и так отличился достаточно. Чудаков посмотрел сверху вниз, впервые за годы учебы используя преимущество в росте. Казалось, готов был ударить зарвавшегося картежника.

— Что тебе нужно? — Чудаков тряс Подорванного за грудки. — Что сделать, чтобы тебя не было ни видно, ни слышно до конца экскурсии?

— А вот отдай мне свою электронную книгу, — Подорванный показал пальцем на поясной футляр Чудакова.

— Зачем она тебе?

— Читать буду!

Прямота ответа сбила Чудакова с толку. Все же он расстегнул футляр и показал книгу Подорванному, а потом — одноклассникам.

— После экскурсии — она твоя. Даю слово.

Картежник, двоечник и лоботряс Подорванный перевел взгляд с Чудакова на ватагу и кивнул — мол, вы свидетели. Одобрительный гул скрепил сделку. Будущий обладатель электронной книги поднял руки и стал в экскурсионный строй: сдаюсь, веду себя тихо.

Наблюдавший за сценой историк снова надел очки. Сделал приглашающий жест — класс отреагировал движением.

— С течением времени передача информации получила новое развитие. Человек научился скрывать посылы за выдумкой, — говорил историк, открывая дверь. — Чем искуснее выдумщик, тем интереснее его слушать или читать. Собственно, отсюда и произошло понятие «искусство», как мы его понимаем сейчас.

Наконец щелкнул замок, дверь открылась, и экскурсовод исчез в темноте зала. Оттуда донесся удаляющийся голос.

— Ярким образцом служит театр. Развлечение зрителя захватывающими историями, на первый взгляд, не несет полезной информации. Но стоит вчитаться в пьесу, как мы получим представление не только о быте описываемого времени, но и о морали, политике, предрассудках. А ведь, скажем, Еврипид пользовался теми же буквами, что и писцы, составлявшие торговые расчеты.

В дальнем конце зала луч света выхватил белый клавесин, за которым расположился историк. Класс потянулся к нему, с опаской ступая впотьмах.

Пальцы легли на клавиши, зазвучала серенада. Историк продолжил мысль, не отрываясь от игры:

— Равно как и Моцарт писал музыку теми же нотами, что извлекает полковой трубач при сигнале о наступлении. Сущность человеческого гения в том, чтобы облечь информацию в форму простую, но трогающую душу. Да-да, именно здесь на авансцену и выходит духовность как признак восприимчивости искусства.

Словно услышав эти слова, в центр зала вышел обнаженный мужчина. Зажглись цветные напольные лампы: свет не разогнал темноту — ласково попросил потесниться. Зрители оказались в центре представления, невольными его участниками. Мужчина остановился и поиграл рельефными мускулами. Девочки захлопали в ладоши — нестройные аплодисменты утонули в таинственной музыкальной мессе. Стало заметно, что все тело мужчины иссечено шрамами. У обнаженного в руке появился метательный диск. Атлет покрутился вокруг своей оси, присел для броска, но в тот же миг застыл, превращаясь в статую — белую, с безупречно гладкой поверхностью.

Из другого угла зала, проходя сквозь сбившихся в кучку школьников, вышла старуха с кошелем, полным монет. Карга заметно хромала и вблизи производила впечатление жалкое и отталкивающее. Направилась в середину зала и остановилась рядом с дискоболом. Повернулась лицом к школьникам с отвратительным звуком — то ли скрипнула половица, то ли организм издал непотребный звук. Старуха протянула перед собой кошель, сдернула накидку с правого плеча и обнажила морщинистую грудь. Застыла улыбка, в беззубом рту сверкнули два резца, проявилась золоченая рама — видение стало картиной. Игра полутонов, насыщенные краски, точный мазок — шедевр эпохи Ренессанса.

Зазвучал бодрый мотив. Появились четверо господ: трое — в голубых накидках, шляпах с перьями и панталонах, заправленных в ботфорты; один — в кожаном жилете, дырявых штанах в обтяжку и стоптанных башмаках. Все — при шпагах; у троицы имелись мушкеты. Пахло от компании дурно — Чудакову захотелось помыться, причем немедленно. Лица у гостей оказались под стать запаху: красные носы и щеки сдавали с потрохами бывалых выпивох, а гнилые зубы портили и без того неприятные ухмылки. Ни дать ни взять — бандиты с большой дороги. Они достали шпаги, готовясь отражать атаку.

Нападающие материализовались буквально отовсюду: со стен, потолка и даже из-под пола бросились враги в красных накидках. Завязалась драка. Мушкетеры отбивали выпады гвардейцев с изящной легкостью, меняя личины бродячих преступников на светлые образы литературных героев.

Подорванный не выдержал и бросился в гущу событий, раздавая «красным» пинки и зуботычины. Ишь чего затеяли — такой оравой на четверых!

В отличие от предыдущей экспозиции, здесь можно было взаимодействовать с персонажами выставки, как в виртуальной реальности.

Класс замер в предчувствии наказания, но экскурсовод продолжал играть на клавесине, не замечая геройства Подорванного.

— Особенность Homo Creatorus в том, — голос историка звучал чуть громче музыкального фона, — что он умеет превращать земное в божественное. Человек Творящий, как и Прямоходящий, ближе к небесам по сравнению с представителями низших ступеней эволюции. Заметьте, это касается не только скульпторов, художников и писателей. Любой Homo Sapiens может творить, если на то появится воля. Талантливый токарь не только быстро и тщательно обрабатывает деталь, но и думает, как усовершенствовать станок; дворник с божьей искрой в душе превращает детскую площадку в райский сад, а не гоняет метлой пыль. Homo Creatorus имеет право на жизнь до тех пор, пока нет смысла заменять его машиной.

Стены исчезли, помещение стало безразмерным. Школьники преодолели робость и разбрелись между прибывающими с каждой секундой персонажами. Подорванный оставил гвардейцев и переключился на пиратов во главе с одноногим калекой. Журавлёва присоединилась к обществу кавалеров, одетых по моде начала девятнадцатого века. Обмахиваясь веером, она зычно гоготала в ответ на реплики ухажеров. Среди них выделялся остроносый красавец с задорным «коком». Ей нравились его черты — «мечтам невольная преданность, неподражательная странность и резкий, охлажденный ум».

Чудаков метался. Сначала сфотографировал на цифрофон средневекового бородача, который спустился с потолка на парашюте в форме пирамиды. Рядом «всплыла» подводная лодка — Чудаков подбежал и к ней. Молодой капитан вылез из люка, но через секунду рухнул на обшивку умирающим стариком. Затем школьника отвлекли голоса, звучащие из пещеры, — там четверо парней под гитары пели на английском языке.

Вдруг музыка затихла, вслед за ней улетучился гам. Погас свет. Скрипнула и открылась дверь — совсем не та, через которую экскурсия входила в зал Homo Creatorus. Тьму разрезал бледный луч, который вырвался из проема.

— Творчество имеет и обратную сторону, — произнес историк, заслоняя собой вход в новое помещение. — Помните, мы говорили об остром камне первобытного человека? Искусство в руках Creatorus'a — оружие пострашнее.

Поманил пальцем и вполоборота вошел в светящийся прямоугольник. Первым двинулся Чудаков, далее, сплюнув на пол, — Подорванный.

— Одновременно с Человеком Разумным сотни тысяч лет назад на Земле жили неандертальцы. Многие ученые считают их тупиковой ветвью эволюции — neanderthalensis не сумели развиться до уровня родственников по классу.

Историк завозился с аппаратом — менял высоту ножек, доставал и убирал пластины, протирал объектив. Попутно продолжал экскурсию:

— Вот и у Homo Creatorus есть собрат, который имеет божий дар, используя его совершенно бесполезно. Скорее всего, это направление тоже зайдет в тупик, но до того попортит кровь палеонтологам. Как прикажете различить двух гоминидов, одинаковых по анатомии и противоположных по направлению векторов творческих сил? Вам рассказывали на геометрии, что такое векторы? Отлично.

Нырнул под черную накидку и попросил стать кучнее. Класс выстроился в два ряда: немного потолкались и уставились в объектив, натянув на лица улыбки. Историк выпорхнул из-под накидки, в его руках обнаружился маленький цифровой фотоаппарат.

— Внимание, снимаю!

Задергалась и блеснула вспышка. Школьники почувствовали, что не могут двигаться и говорить. Только зрачки бегали туда-сюда. 12-й «Б» превратился в часть выставки.

— Есть все признаки того, что современное общество откатилось на ступень назад, — продолжал историк, глядя на дисплей аппарата. — Мало кого интересует искусство в чистом виде, без возможности продать его. Это мало кого интересовало и раньше, но в абсолютном исчислении сегодня масштаб угрожающий — море вместо лужи. Что и говорить, деградация… Творчество Человека Передающего подчас оценивают выше деятельности Человека Творящего, а иногда восторгаются и умениями Homo Educatus. Всему виной простота и главное — дешевизна орудий труда.

Скрипнула деревянная оболочка камеры-обскуры, превращаясь в плоскую подставку. На нее историк водрузил ноутбук, открыл крышку, соединил кабелем с фотоаппаратом.

— Больше не нужно колдовать над пластинкой со светочувствительным покрытием из йодистого серебра, проявлять ее в парах ртути и фиксировать в растворе тиосульфата натрия. Щелкнул, сбросил и готово! Отпала необходимость комкать листы в ожидании музы, марать бумагу, а потом выкладывать написанное свинцовыми буковками из коробок. Можно даже не сидеть ночами у рояля, наигрывая фразы и меняя гармонию: набрал сэмплы, сложил в кучу — кушайте на здоровье, если не стошнит. А уж о поисках нужного полутона на палитре я вообще промолчу, чтобы не рассмешить вас. Зачем пачкать руки и мыть кисти? В итоге, посмотрите, что получается…

Перед двенадцатиклассниками выстроились чудовиша. Они рвались растерзать жертв, но натыкались на незримый барьер и возвращались обратно — как собаки на цепи.

— Не бойтесь, эти монстры безопасны, всего лишь виртуальная экспозиция, — улыбаясь, проговорил историк. — Здесь собраны самые яркие продукты неандертальского творчества. Видите пальто, поверх которого красуется майка?

Пальто висело в воздухе на плечиках прямо перед Чудаковым и зловеще мотало рукавами, норовя схватить за шею и придушить. Белая майка истрепалась, местами зияли дыры — видимо, одежка носилась очень давно.

— Это не простое пальто, а одетое, — историк похлопал экспонат" по плечу, как бы успокаивая. — В том смысле, что литераторы в своих опусах часто его «одевают».

В строю чудовищ оказался также безголовый мужчина. Голову он держал в руке и, по словам историка, «кивал своею головой в знак согласия». В числе уродцев значились наброски портретов — скособоченный карлик, большеголовый мутант с чахлым тельцем, несимметричная женщина, которая шла боком, с оборотом в три четверти; ходячий стол, несущий на себе кувшин с цветами и фруктами.

— Но самый главный этап, венчающий творческий процесс, это публикация. Посредством её общество оценивает труды автора. И здесь вновь нужно отметить значительное упрощение.

Историк развернул ноутбук монитором к классу, подошел ближе, чтобы было видно тем, кто еще мог смотреть, и нажал кнопку «enter». Групповая фотография 12-го «Б» мгновенно появилась на интернет-странице Палеонтологического музея искусства.

— Чего убегаете? — удивился историк. — Пойдемте на пятый, там самое интересное.

Подростки сделали шаг назад, к стене с картиной Архипа Куинджи «Полдень. Стадо в степи», закрывая собой пасущихся коров.

— Будет страшновато, — историк перевел взгляд с Чудакова на жмущихся плечом к плечу одноклассников, — но вы взрослые, должны понимать: это — имитация.

— Сам иди, ботаник! — возразил картежник Лёха и показал кукиш. Класс загудел. Историк развел руками:

— Ну что ж, раз никто не хочет…

— Я хочу, — произнес Чудаков и поглядел вверх, куда вела лестница. — А что там?

— Там — последний павильон экспозиции под названием Homo Ducerus, Человек Ведущий. Это следующее звено творческой эволюции. Материалы чисто предположительные — вещественных доказательств вид пока не оставил.

— Ты это… отдай книгу-то!

Нехотя сняв футляр с пояса, Чудаков достал электронную книгу, посмотрел на нее в последний раз и передал Подорванному. Читать ее двоечник, ясное дело, не будет. Закачает туда игрушек — и все дела. Устройство последней модели, чтение текстов в ней лишь одна из функций. Еще можно смотреть фильмы и слушать музыку.

Подорванный схватил добычу и упрыгал, стуча костяшками пальцев. Его длинные руки, кривые ноги, сутулая спина и выдвинутая вперед челюсть смотрелись весьма органично в стенах Палеонтологического музея. На площадке засуетились другие представители 12-го «Б». Дружно пошли вниз. Одни передвигались без помощи рук, иные опирались на передние конечности, волоча зад.

У центрального входа их ждала прямоходящая учительница и заросший шерстью охранник с дубинкой на поясе.

— А где Чудаков? — спросила учительница, сверяясь с журналом.

— Пошел на пятый этаж! — наперебой заговорили одноклассники.

— Понятно. — Учительница сделала в журнале пометку и еще раз пересчитала класс по головам. — Так, а Подорванный где?

— Вы говорили, что человечество откатилось на ступень назад, — спросил Чудаков, поправляя пустой футляр. — Значит, следующим этапом снова будет Человек Разумный?

— Напоминаю, мы говорим не о биологической, а о духовной эволюции. Homo Ducerus — ориентир для тех, кто ценит чистое искусство, творчество ради творчества. Но таких в наш музей попадает мало, до пятого этажа редко кто добирается.

— Ты станешь совершенно другим человеком, которому будет сложно вписаться в современную эпоху. — Экскурсовод посмотрел на Чудакова с жалостью. — Еше не поздно отказаться, подумай.

Чудаков расправил плечи, уничтожая комичность прямоходящей фигуры, над которой посмеивались одноклассники. Он точно знал, что вернется из будущего в настоящее и будет опять экономить на завтраках, чтобы через год купить новую электронную книгу.

— Я готов.

— И меня возьмите! — подал голос от лестницы Подорванный. При ходьбе двоечник опирался только на левую руку — в правой была зажата книга. — Я тут это… подслушал и мне того… интересно стало.

Историк улыбнулся и пропустил Чудакова вперед. Следующим зашел Подорванный. Переступив порог, он приподнялся на задние конечности и сделал первый шаг.