"Тридцать Шесть Валентинок" - читать интересную книгу автора (Куинн Джулия)

Глава 6

Точно так же как Клайв?!!!

Дэвид схватил газету, которую безуспешно пытался просмотреть, и злобно смял ее. Затем, не удовлетворившись этим, он швырнул ее через комнату. Такая демонстрация раздражения была совершенно для него неприемлема. Тем временем невесомая газета, угодила в воск мягкой свечи и только затем тихо приземлилась на ковер.

Пожалуй, хороший удар удовлетворил бы его намного больше, особенно, если бы ему удалось подправить молотком семейный портрет, висевший над каминной полкой, с которого на него смотрело улыбающееся лицо Клайва.

Клайв? Как она могла даже подумать о том, что он точно такой же, как Клайв?

Он потратил большую часть своей жизни, вытаскивая своего брата из ссор, несчастных случаев и возможных бедствий.

Ключевым словом в этом выражении было «возможных», поскольку Дэвиду всегда удавалось вмешаться прежде, чем «ситуации» Клайва становились бедственными.

Дэвид почти рычал, поднимая с пола мятую газету и бросая ее в огонь камина. Возможно, он слишком оберегал Клайва все эти годы. Имея старшего брата, который всегда решит все его проблемы, зачем было Клайву учиться чувствовать ответственность за свои поступки и поступать по чести? Возможно, в следующий раз Клайв окажется в кипящей воде, и Дэвид позволит ему покипеть некоторое время. Но все равно…

Как Сюзанна могла сказать, что они похожи друг на друга?

Со стоном выдохнув ее имя, Дэвид тяжело опустился в кресло возле камина. Когда он вызывал ее образ перед глазами – а делал он это примерно три раза в минуту, поскольку расстался с ней у дома уже шесть часов назад – то она всегда представала перед ним с румяными от мороза щеками, со снежинками, тающими на ее ресницах, со смеющимися губами.

Он представлял ее в сугробе, в тот момент, когда его вдруг посетило самое удивительное, захватывающее дух осознание. Он решил ухаживать за ней, поскольку посчитал, что она станет превосходной графиней, которая будет ему верна. Но в тот момент, когда он пристально всматривался в ее прекрасное лицо, ему пришлось воспользоваться всей своей хваленой сдержанностью, чтобы не поцеловать ее тут же, перед всем светским обществом, вот тогда он понял, что она будет гораздо большим, чем превосходной графиней.

Она будет ему замечательной женой.

Его сердце подпрыгнуло от восхищения. И страха.

Он все еще не был совершенно уверен в своих чувствах к ней, но становилось все более и более очевидно, что эти чувства упрямо проникают в его сердце.

Но если она все еще любит Клайва, если все еще тоскует по его брату, то для него она потеряна. И не имеет значения, если на предложение вступить с ним в брак она ответит «да». Если она все еще хочет Клайва, то душой Дэвиду она не будет принадлежать никогда.

Что ставило перед ним неразрешимый вопрос – сможет ли он перенести это? Или что еще хуже – быть ее мужем, зная, что она любит другого, или вообще отказаться от нее?

Он не знал.

Впервые в жизни Дэвид Мэнн–Формсби, граф Ренминстер, не знал, чего он хочет.

Он просто не знал, что делать.

Это было ужасное, ноющее, тревожное ощущение.

Он посмотрел на свой бокал виски, который находился на расстоянии вытянутой руки на столике у камина. Проклятье, он, в самом деле, хочет напиться. Но он настолько устал и опустошен, что, как бы это было не омерзительно, ему даже лень подняться из кресла.

Хотя виски действительно выглядел более чем привлекательно.

Он практически чувствовал его запах.

Интересно, сколько энергии он должен будет израсходовать, чтобы подняться на ноги. Сколько шагов до виски? Два? Три? Это не так уж и много. Но бокал казался таким далеким, и…

– Что–то мне подсказывало, что я найду тебя именно здесь.

Дэвид застонал, ему даже не потребовалось даже смотреть на дверь. Клайв.

Явно не тот человек, которого он хотел бы сейчас видеть.

Фактически, Клайв стоял последним в списке.

Ему следовало проинструктировать дворецкого, чтобы тот сказал брату, что его нет дома. Хотя для своего брата Дэвид никогда за всю свою жизнь не использовал эту формулировку «нет дома». Для Дэвида семья всегда была на первом месте в жизни. Клайв был его единственным родным братом, но были еще кузены, тети, дяди, и Дэвид нес ответственность за благосостояние самого последнего члена семьи.

Не то, чтобы у него был большой выбор в данном вопросе. Он стал главой семьи Мэнн–Формсби в возрасте восемнадцати лет, и с момента смерти его отца не было ни дня, в течение которого он имел бы роскошь думать только о себе.

Исключение составляла Сюзанна.

Он хотел ее. Ее. Только из–за того, кем она была, а не потому, что она станет превосходным дополнением к семье.

Он хотел ее для себя. Не для них.

– Ты пил? – спросил Клайв.

Дэвид с тоской посмотрел на свой бокал.

– К сожалению, нет.

Клайв взял бокал со стола и вручил его брату.

Дэвид, кивнув, поблагодарил его и сделал большой глоток.

– Зачем ты здесь? – спросил он, не заботясь о том, не покажется ли он резким и грубым.

Несколько мгновений Клайв молчал.

– Не знаю, – сказал он, наконец.

Странно, но это не удивило Дэвида.

– Мне не нравится, как ты ведешь себя с Сюзанной, – вырвалось у Клайва.

Дэвид недоверчиво уставился на него. Клайв стоял прямо перед ним, в его позе сквозили упрямство и гнев, руки сжаты в кулаки.

– Тебе не нравится, как я веду себя с Сюзанной? – переспросил Дэвид. – Тебе это не нравится? По какому праву, хочу я спросить, ты выражаешь мне свое неудовольствие? И когда, скажи на милость, принимая решение, я стал вдруг обязан спрашивать твое мнение?

– Ты не должен играть ее чувствами, – выдавил из себя Клайв.

– Что, а ты можешь?

– Я не играю ни с кем. – Выражение лица Клайва стало сердитым и раздраженным. – Я женат.

Дэвид со стуком поставил пустой стакан на стол.

– Фактически, ты именно так и поступил, если помнишь.

– Я забочусь о Сюзанне.

– Ты должен прекратить о ней заботиться, – огрызнулся Дэвид.

– Ты не имеешь никакого права …

Дэвид вскочил на ноги.

– О чем на самом деле речь, Клайв? Ты прекрасно знаешь, что забота о благополучии Сюзанны тебя не касается.

Клайв ничего не ответил, только стоял, впившись взглядом в своего старшего брата, кожа на его лице пошла пятнами от ярости.

– О, Боже, – сказал Дэвид, его голос был полон презрения. – Неужели ты ревнуешь? Ты? Поскольку, позволь мне напомнить, ты потерял право ревновать Сюзанну, когда публично оскорбил ее прошлым летом.

Клайв побледнел.

– Я никогда не хотел поставить ее в неудобное положение.

– Конечно, ты не хотел, – рявкнул Дэвид. – Ты никогда не хочешь что–нибудь сделать.

Челюсть Клайва напряглась, и Дэвид видел по его вздрагивающим кулакам, что он готов ударить его.

– Я не должен оставаться здесь и выслушивать все это, – сказал Клайв низким разъяренным голосом.

– Тогда уезжай. Никто тебя здесь не держит. Ты приехал сюда без предупреждения и приглашения.

Но Клайв не двинулся с места, а только стоял, дрожа от гнева.

С Дэвида было достаточно. Он потерял желание быть терпеливым и всепрощающим старшим братом. Все, чего он хотел, так это чтобы его оставили в покое.

– Уходи! – сказал он резко. – Ты же сказал, что желаешь уехать? – Он махнул рукой на дверь. – Уходи!

Глаза Клайва сузились со злобой… и болью.

– Какой же ты брат? – прошептал он.

– Что… что ты хочешь этим сказать? – Дэвид от шока потерял дар речи. – Как смеешь ты подвергать сомнению мою преданность? Я потратил всю свою жизнь, устраняя за тобой весь беспорядок, включая, могу я добавить, и ситуацию с Сюзанной Бэлистер. Ты разрушил ее репутацию прошлым летом…

– Я не разрушал ее, – быстро прервал его Клайв.

– Очень хорошо, своим поведением ты не сделал ее непригодной к браку, ты просто выставил ее на посмешище. Как ты думаешь, каково это чувствовать?

– Я не…

– Нет, ты не подумал, – резко бросил Дэвид. – Ты не подумал и на мгновение ни о ком другом, кроме себя самого.

– Это совсем не то, что я хотел сказать!

Дэвид с отвращением развернулся, подошел к окну и тяжело облокотился на подоконник.

– Зачем ты здесь, Клайв? – спросил он тихо. – Сегодня вечером я слишком устал для братской перепалки.

Последовала долгая пауза, затем Клайв спросил:

– Так вот как ты рассматриваешь Сюзанну?

Дэвид знал, что должен обернуться, но не испытывал желания видеть лицо своего брата. Он ждал от него дальнейших объяснений, но когда тех не последовало, он спросил:

– Что значит, как я ее рассматриваю?

– Как беспорядок, который должен быть устранен.

Дэвид долго молчал.

– Нет, – сказал он, наконец, его почти не было слышно.

– Тогда как? – Не отступал Клайв.

Пот выступил на лбу Дэвида.

– Я…

– Как?

– Клайв… – В голосе Дэвида звучало предупреждение.

Но Клайв был неумолим.

– Как? – потребовал он, повысив голос в нехарактерном для него тоне.

– Я люблю ее! – Наконец выпалил Дэвид, обернувшись к брату. Глаза его сверкали. – Я люблю ее. Все. Ты удовлетворен? Я люблю ее, и клянусь Богом, я убью тебя, если ты когда–нибудь сделаешь хоть одно неверное движение в ее сторону.

– О, Боже! – Выдохнул Клайв. Его глаза округлились от шока, а губы сложились в удивленное «о».

Дэвид схватил своего брата за лацканы сюртука и приподнял, прижав к стене.

– Если ты когда–нибудь, я предупреждаю, хоть раз, приблизишься к ней, и твои действия могут быть истолкованы как флирт, клянусь, что я разорву тебя на куски.

– Боже! – выдохнул Клайв. – Я верю тебе.

Дэвид посмотрел вниз, суставы его рук от напряжения побелели. Испугавшись своей реакции, он резко отпустил Клайва и отошел.

– Я сожалею, – пробормотал он.

– Ты действительно любишь ее? – спросил Клайв.

Дэвид мрачно кивнул.

– Не могу в это поверить.

– Ты только что сказал, что веришь, – заметил Дэвид.

– Нет, я сказал, что верю, что ты разорвешь меня на куски, – сказал Клайв, – и я все еще верю, уверяю тебя. Но ты… влюблен… – Он пожал плечами.

– Какого черта я не могу полюбить?

Клайв беспомощно покачал головой.

– Поскольку… ты… Это – ты, Дэвид.

– Что значит? – Спросил Дэвид раздраженно.

Клайв подбирал слова.

– Я не думал, что ты можешь полюбить, – сказал он, наконец.

Дэвид покачнулся, шокированный.

– Ты не думал, что я могу полюбить? – прошептал он. – За всю мою взрослую жизнь я не сделал ничего, но…

– Не начинай о том, как ты посвятил свою жизнь нашей семье, – прервал его Клайв. – Поверь мне, я знаю, что это правда. Ты бросаешь мне это в лицо достаточно часто.

– Я не…

– Ты делаешь это, – яростно выкрикнул Клайв.

Дэвид открыл рот, чтобы возразить еще раз, но, сделав над собой усилие, заставил себя промолчать. Клайв был прав. Он действительно напоминал ему о его недостатках слишком часто. И возможно Клайв, понимал это кто–нибудь из них или нет, специально не оправдывал ожиданий Дэвида.

– Для тебя это долг, – продолжал Клайв. – Долг перед семьей. Долг перед именем Мэнн–Формсби.

– Это не только долг, – прошептал Дэвид.

Уголки губ Клайва напряглись.

– Возможно это правда, но если и так, ты не сумел этого показать.

– Что ж, тогда сожалею, – сказал Дэвид. Его плечи резко опали, он сделал длинный, усталый вздох. Как нелепо обнаружить, что он потерпел неудачу в том единственном стремлении, вокруг которого построил всю свою жизнь. Каждое решение, которое он принимал, все, что он делал, всегда было во благо семьи, а теперь оказалось, что они даже не понимали этого. Его любовь к ним воспринималась как бремя.

– Ты действительно любишь ее? – Спросил Клайв спокойно.

Дэвид кивнул. Он не понял, как это случилось или когда именно, за то краткое время, как они возобновили свое знакомство, но он любил ее. Он любил Сюзанну Бэлистер, и визит Клайва каким–то образом встряхнул его чувства, выявив их с поразительной четкостью.

– Ты знаешь, а я нет, – сказал Клайв.

– Что нет? – спросил Дэвид, его голос свидетельствовал о том, что он теряет терпение.

– Не люблю ее.

Дэвид усмехнулся, резко и коротко.

– Боже, надеюсь, что нет.

– Не дразни меня, – предупредил Клайв. – Я говорю тебе это только потому, что мое сегодняшнее поведение могло навести тебя на мысль, что я… ах… Хорошо, забудь об этом. Дело в том, что я достаточно беспокоюсь о тебе, чтобы сказать… ну, хорошо, ты – мой брат, ты же знаешь.

Дэвид, как ни странно, улыбнулся. Сам он сейчас не был способен на такие проявления чувств, но и помочь ему он тоже не мог.

– Я не люблю ее, – снова повторил Клайв. – Сегодня я искал ее только потому, что ревновал.

– Ко мне?

– Не знаю, – признался Клайв. – Полагаю, что так. Я никогда не думал, что Сюзанна положит на тебя глаз.

– Она и не положила. Я преследовал ее.

– Хорошо, пусть так, но я полагал, что она будет сидеть дома, тоскуя по мне. – Клайв поморщился. – Это звучит ужасно.

– Да, – согласился Дэвид.

– Нет, я вовсе не хотел этого, – объяснял Клайв, выравнивая дыхание. – Я не хотел, чтобы она потратила свою жизнь, вздыхая по мне, но все же, в глубине души, я полагал, я думал, что именно так она и поступит. И вдруг я увидел ее с тобой… – Он сел в кресло, которое Дэвид освободил несколькими минутами ранее, подперев голову руками. Последовало несколько минут тишины, после чего он оглянулся и проговорил: – Ты не должен позволить ей уйти.

– Что, прошу прощения?

– Ты не должен позволить Сюзанне уйти.

– Мне приходило в голову, – сказал Дэвид, – что такая линия поведения вполне разумна.

Клайв нахмурился в ответ на сарказм брата.

– Она – хорошая женщина, Дэвид. Конечно, она не для такого, как я, но если бы ты даже не влюбился в нее, я думаю, что она стала бы для тебя идеальной парой.

– Как романтично, – пробормотал Дэвид.

– Прости мне некоторое замешательство, я не привык видеть тебя в роли романтического героя, – сказал Клайв, закатив глаза. – Я все еще с трудом могу представить, что ты вообще влюбился.

– Каменное сердце и все такое, – язвительно заметил Дэвид.

– Не пытайся отмахнуться, – сказал Клайв. – Все очень серьезно.

– О, я знаю об этом.

– Днем, – медленно продолжал Клайв, – когда мы катались на коньках, Сюзанна сказала нечто…

При этих словах Дэвид подскочил.

– Что?

– Нечто, – сказал Клайв, бросая на своего брата сверкающий взгляд «давай–прерви–меня». – Нечто, заставившее меня поверить, что она не отвергнет твое ухаживание.

– Ты начнешь изъясняться по–английски? – Разозлился Дэвид.

– Думаю, что она могла бы полюбить тебя.

Ноги Дэвида подкосились, и он опустился на край стола.

– Ты уверен?

– Конечно, я не уверен. Я только сказал, что я думаю, что она могла бы полюбить тебя.

– Какая удивительная самонадеянность.

– Сомневаюсь, что даже она сама понимает, что у нее на сердце, — сказал Клайв, игнорируя слова Дэвида, – но ты ей явно интересен.

– Что это значит? – Спросил Дэвид, отчаянно пытаясь найти что–то определенное в словах Клайва, чтобы опереться на это. Боже, этот человек может часами говорить о проблеме, не сказав ничего конкретного.

Клайв закатил глаза.

– Все, что я хочу тебе сказать, так это то, что если ты будешь ухаживать за ней, действительно ухаживать, она ответит «да».

– Ты думаешь.

– Я думаю, – нетерпеливо сказал Клайв. – Бог ты мой, когда я утверждал, что я – провидец?

Лицо Дэвида приняло задумчивое выражение.

– Что ты подразумевал, – медленно спросил он, – когда сказал «действительно ухаживать за ней»?

Клайв моргнул.

– Я подразумевал, что ты должен действительно ухаживать за ней.

– Клайв, – прорычал Дэвид.

– Некий возвышенный жест, – сказал Клайв быстро. – Что–то потрясающее и романтичное, совершенно не в твоем духе.

– Любой возвышенный жест будет не в моем духе, – проворчал Дэвид.

– Точно, – сказал Клайв, и когда Дэвид взглянул на него, то увидел, что брат усмехается.

– Что я должен сделать? – Спросил Дэвид, ненавидя себя за то, что вынужден спрашивать совета, но, находясь в достаточно отчаянном положении, он готов был пойти даже на это.

Клайв встал и откашлялся.

– Однако, что мне за резон, рассказывать тебе, что делать?

– Это будет забавно, – вымучил Дэвид.

– Подумай вот о чем, – сказал Клайв совершенно неучтиво. – Возвышенный жест. Каждый человек за свою жизнь может позволить себе, по крайней мере, один возвышенный жест.

– Клайв, – простонал Дэвид, – ты же знаешь, что возвышенные жесты не в моем стиле.

Клайв хихикнул.

– Тогда я полагаю, что тебе придется изменить свой стиль. По крайней мере, на какое–то время. – Его брови дрогнули, и затем он начал бормотать, с трудом удерживаясь от неуправляемого смеха. – По крайней мере, на День Святого Валентина, – добавил он, больше не сдерживая своего веселья, – до которого осталось, я уверен… ах… всего одиннадцать дней.

Внутренности Дэвида свернуло в узел. У него было чувство, что и его сердце провалилось туда. День святого Валентина.

Бог ты мой, День святого Валентина. Смерть для любого нормального разумного человека. Если когда–нибудь и стоит ожидать возвышенного жеста, то непременно в День Святого Валентина.

Он упал в кресло.

– День святого Валентина, – простонал он.

– Ты не сможешь его избежать, – заметил Клайв издевательски.

Дэвид метнул в него убийственный взгляд.

– Вижу, что мне как раз пора откланяться, – пробормотал Клайв.

Дэвид даже не потрудился выразить признательность брату, когда тот его покинул.

День святого Валентина. Он должен согласиться, что это прекрасный выбор. Этот день словно специально предназначен для объяснения в любви.

Ха. Специально предназначен. Только если Вы говорливы, романтичны, с поэтическим складом ума. Дэвид был лишен всего этого.

День святого Валентина.

Что, черт возьми, ему делать?

* * *

На следующее утро Сюзанна проснулась вовсе не хорошо отдохнувшей, счастливой, здоровой и веселой, а наоборот совершенно измотанной.

Она не спала.

Ну, да, конечно она спала, если говорить предельно точно. Она не лежала всю ночь с открытыми глазами. Но она точно знала, что смотрела на часы, когда они показывали половину первого. И у нее сохранились отличные воспоминания о половине второго, половине четвертого, о четверти шестого и шести. А легла она в полночь.

Итак, если она и спала, то лишь урывками.

А потому чувствовала она себя ужасно.

И хуже всего было не то, что она устала. И даже не то, что она чувствовала слабость во всем теле.

У нее болело сердце.

Сильно.

Эта боль была не похожа ни на что, испытываемое ею ранее, боль была почти осязаемой. Вчера что–то случилось между ней и Дэвидом. Хотя началось все гораздо раньше, возможно в театре, и это что–то развивалось, но случилось оно в сугробе.

Они смеялись, а она изучала его глаза. Впервые она действительно увидела его.

И она влюбилась.

Ничего хуже этого она не совершала в своей жизни. Ничто другое так бесспорно не предвещало страданий. По крайней мере, Клайва она не любила. Она только думала, что любила, но по правде говоря, она провела большую часть лета, спрашивая себя, любила ли она его, или просто заставила себя так думать. И, по правде говоря, когда он ушел от нее, пострадала только ее гордость, но ее сердце осталось целым.

Но с Дэвидом было не так.

И она не знала, что делать.

И лежа среди ночи с открытыми глазами, она предположила, что возможен один из трех сценариев. Первый был идеален: Дэвид любит ее, и все, что от нее требуется, это сказать ему, что она чувствует то же самое, и с этого момента они счастливо заживут вместе.

Она нахмурилась. Возможно, она должна подождать, когда он сам объясниться ей в любви. В конце концов, если он действительно любит ее, он захочет быть романтичным и сделать официальное заявление.

Она закрыла глаза, в мучительном сомнении. Правда заключалась в том, что она не знала о его настоящих чувствах, а ситуация могла оказаться ближе ко второму сценарию, который заключался в том, что он преследовал ее только для того, чтобы досадить Клайву. Если именно это имело место, то она просто не знала, что делать. Избегать его как чумы, предположила она, и молиться, чтобы разбитые сердца излечивались очень быстро.

Третий сценарий, по ее мнению, был наиболее вероятен: она нравилась Дэвиду настолько, чтобы пригласить ее прокатиться с ним на коньках, но он не любил ее. Эта мысль казалась ей достаточно логичной, мужчины высшего общества поступали так очень часто.

С отчаянным стоном она снова упала на кровать. На самом деле не имело значения, какой из сценариев был правдив – ни у одной из ситуаций не было четкого решения.

– Сюзанна?

Сюзанна приподнялась и увидела сестру, которая просунула голову в узкую щель, образованную приоткрытой дверью.

– Твоя дверь была открыта, – сказала Летиция.

– Нет, не была.

– Ну, хорошо, не была, – сказала Летиция, уступая, – но я услышала, как ты издаешь странные звуки, и подумала, что должна проверить твое состояние.

– Нет, – сказала Сюзанна, вновь устремляя свой пристальный взгляд в потолок, – ты услышала, как я издаю странные звуки, и захотела узнать, что я делаю.

– Хорошо, пусть так, – согласилась Летиция. Затем, поскольку Сюзанна не ответила, она добавила: – Что ты делала?

Сюзанна ухмыльнулась в потолок.

– Издавала странные звуки.

– Сюзанна!

– Ну, ладно, – сказала Сюзанна, так как было практически невозможно утаить что–либо от Летиции, – я нянчу свое разбитое сердце, и если ты проболтаешься об этом хоть одной живой душе, то я…

– Отрежешь мне волосы?

– Оторву тебе ноги.

Летиция улыбнулась, вошла и закрыла за собой дверь.

– Мой рот на замке, – уверила она ее, пересекла комнату и присела на кровать. – Это – граф?

Сюзанна кивнула.

– О, здорово.

В Сюзанне вспыхнуло любопытство, она села.

– Почему здорово?

– Мне нравится граф.

– Ты даже его не знаешь.

Летиция пожала плечами.

– Его характер легко разглядеть.

Сюзанна обдумала утверждение. Она была не уверена в правоте Летиции. В конце концов, она сама потратила лучшую часть года, думая, что Дэвид надменный, холодный и бесчувственный. Конечно, ее мнение было главным образом основано на том, что говорил ей Клайв.

Нет, возможно, Летиция была права. Поскольку, как только Сюзанна провела время с самим Дэвидом, без Клайва… ну да, ей не потребовалось много времени, чтобы влюбиться в него.

– Что мне делать? – прошептала Сюзанна.

Помочь ей Летиция не могла.

– Я не знаю.

Сюзанна покачала головой.

– И я тоже.

– Он знает, что ты чувствуешь?

– Нет. По крайней мере, не думаю, что знает.

– Ты знаешь, что он чувствует?

– Нет.

Летиция издала нетерпеливый звук.

– Как ты думаешь, он мог бы заинтересоваться тобой?

На лице Сюзанны появилось выражение неуверенности.

– Думаю, что мог бы.

– Тогда ты должна сказать ему, что чувствуешь.

– Летиция, я буду выглядеть полной дурой.

– Или ты можешь стать бесконечно счастливой.

– Или дурой, – напомнила ей Сюзанна.

Летиция наклонилась вперед.

– Это наверное звучит странно, но послушай, Сюзанна, неужели это будет настолько ужасным, если ты поставишь себя в неудобное положение? В конце концов, разве ты не вынесла большее унижение прошлым летом?

– Это будет хуже, – прошептала Сюзанна.

– Но никто не узнает.

– Дэвид будет знать.

– Он – всего лишь один человек, Сюзанна.

– Он – единственный человек, мнение которого имеет значение.

– О, – сказала Летиция, слегка удивленная и очень взволнованная. – Если именно это ты чувствуешь, тогда ты обязана сказать ему. – В ответ Сюзанна только застонала, а Летиция добавила: – Что плохого может случиться?

Сюзанна бросила на нее тяжелый взгляд.

– Я даже не хочу об этом думать.

– Ты обязана сказать о своих чувствах.

– Ты желаешь моей смерти?

– Твоего счастья, – возразила Летиция. – Он полюбит тебя в ответ, я уверена в этом. Вероятно, уже любит.

– Летиция, у тебя нет ни одного факта, чтобы выдвигать такую гипотезу.

Но Летиция не обращала внимания на ее возражения.

– Ты должна пойти сегодня вечером, – внезапно сказала она.

– Сегодня вечером? – Эхом отозвалась Сюзанна. – Куда? Я не думаю, что у нас есть хоть какое–то приглашение. Мама планировала, что мы останемся дома.

– Точно. Сегодня – единственная ночь на этой неделе, когда ты сможешь незаметно выбраться из дома и отправиться к нему домой.

– К нему домой? – Почти вскричала Сюзанна.

– То, что ты должна сказать ему, должно быть сказано наедине. А ты никогда не получишь такого шанса на лондонском балу.

– Я не могу пойти к нему домой, – возразила Сюзанна. – Я буду обесчещена.

Летиция пожала плечами.

– Нет, если никто не узнает.

Сюзанна задумалась. Дэвид никогда никому не скажет, в этом она была уверена. Даже если он отвергнет ее, то не сделает ничего, что поставит ее репутацию под удар. Он просто свяжет ее, найдет карету и осторожно отправит домой.

В некотором смысле она ничего не теряет, кроме своей гордости.

И, конечно, своего сердца.

– Сюзанна? – Прошептала Летиция. – Ты собираешься сделать это? – Сюзанна приподняла подбородок, посмотрела прямо в глаза своей сестре и кивнула.

Ее сердце, в конце концов, было уже потеряно.