"Алиса в стране чудес в переводе Заходера с иллюстрациями" - читать интересную книгу автора (Кэрролл Льюис)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой рассказана история Деликатеса

– Ах ты, моя душечка-дорогушечка, ты себе не представляешь, как я рада снова видеть тебя! – сказала Герцогиня с чувством. Она нежно взяла Алису под руку, отвела ее в сторонку, и они пошли дальше вместе.

Алиса была тоже очень рада – рада видеть Герцогиню в таком милом настроении; она подумала, что, наверное, это от перца в кухне та была такая злющая.

– Когда я стану герцогиней, – сказала она себе (правда, без особой уверенности), – у меня на кухне вообще не будет перцу! Зачем он нужен? Суп и так можно есть! Ой, вообще, наверно, это от перцу люди делаются вспыльчивые, – продолжала она, очень довольная, что сама обнаружила вроде как новый закон природы, – а от уксуса делаются кислые… а от хрена – сердитые, а от… а от… а вот от конфет-то дети становятся ну прямо прелесть! Потому их все так и любят! Вот хорошо бы все это узнали, тогда бы не ворчали на них из-за них, а наоборот, сами…[16]

К этому времени она совершенно позабыла про Герцогиню и даже слегка вздрогнула, услыхав ее голос над самым ухом:

– Ты о чем-то задумалась, дорогая, и позабыла, что нужно поддерживать беседу. А какая отсюда мораль, я сейчас не могу тебе сказать, но скоро вспомню.

– А может быть, никакая, – отважилась сказать Алиса.

– Что ты, что ты, деточка, – сказала Герцогиня, – во всем есть мораль, только надо уметь ее найти!

И с этими словами она прижалась к Алисе еще теснее. Это Алисе не особенно понравилось – во-первых, потому, что Герцогиня была уж чересчур некрасивая, а во-вторых, она была как раз такого роста, что подбородок ее пришелся Алисе на плечо, а подбородочек у Герцогини был нестерпимо острый. Но Алиса не хотела быть грубой и потому смолчала.

– Игра как будто повеселей пошла, – немного погодя заметила она просто так, чтобы немного поддержать разговор.

– Верно, моя душечка! – сказала Герцогиня. – А отсюда мораль: «И вот на чем вертится свет!»

– Недавно кто-то говорил, – шепнула Алиса, – свет вертится оттого, что некоторые люди не суют нос в чужие дела.

Герцогиня услышала, но нисколько не смутилась.

– Ах, душечка, – сказала она, – это одно и то же. – И она добавила, поглубже вонзив свой подбородочек в Алисино плечо: – Отсюда мораль: «Не смеши языком, смеши делом!»[17]

«Почему это некоторые так любят всюду искать мораль?» – подумала Алиса.

– А я знаю, о чем ты, душечка, задумалась! – сказала Герцогиня. – Ты задумалась о том – а почему я тебя не обнимаю? Угадала? Но дело в том, что мне внушает сомнение характер твоего фламинго. Или рискнуть, как ты думаешь?

– Он ведь может ущипнуть! – предостерегающе сказала Алиса, совершенно не заинтересованная в том, чтобы Герцогиня так рисковала.

– Совершенно верно! – сказала Герцогиня. – Фламинго щиплются не хуже горчицы. Отсюда мораль: «Видно птицу по полету»… Ну, и так далее.

– А горчица-то не птица! – сказала Алиса.

– Ты права, как всегда! – сказала Герцогиня. – И как ты, душечка, во всем так хорошо разбираешься!

– Горчица – это, кажется, минерал, – продолжала размышлять вслух Алиса.

– Вот именно, минерал! – подхватила Герцогиня. Она, по-видимому, готова была согласиться со всем, что бы Алиса ни сказала. – Тут неподалеку что-то минировали горчичными минами, совсем на днях. А отсюда мораль: «Чему быть – того не миновать!»

– Ой, вспомнила! – закричала Алиса (последние слова Герцогини ее миновали). – Это фрукт! Она по виду не похожа, но она – фрукт.

– И еще какой фрукт! – радостно согласилась Герцогиня. – А отсюда мораль: «Будь таким, каким хочешь казаться», или, если хочешь, еще проще: «Ни в коем случае не представляй себе, что ты можешь быть или представляться другим иным, чем как тебе представляется, ты являешься или можешь являться по их представлению, дабы в ином случае не стать или не представиться другим таким, каким ты ни в коем случае не желал бы ни являться, ни представляться».

– Наверно, я бы лучше поняла, – сказала Алиса чрезвычайно учтиво, – если бы это было написано на бумажке, а так я как-то не уследила за вами.

– Это еще пустяки по сравнению с тем, что я могу сказать, если захочу! – сказала Герцогиня, явно очень довольная собой.

– Спасибо, не надо, не надо, – сказала Алиса – не беспокойтесь, пожалуйста!

– Какое тут беспокойство, душечка! – сказала Герцогиня. – Я только рада, что могу сделать тебе маленький подарок, – все, что я могу сказать!

«Хорошенький подарочек, большое спасибо! – подумала Алиса. – Хорошо, что на День рожденье таких не приносят!» Но вслух она этого, естественно, не произнесла.

– Мы опять задумались? – сладким голоском спросила Герцогиня, еще глубже вонзив свой подбородочек в плечо Алисы.

– Разве мне запрещено думать? – ответила Алиса, пожалуй, резковато. Правда, ее терпение было уже на исходе.

– Нет, душечка, – сказала Герцогиня, – и поросяткам не запрещено летать, а мор… Тут, к большому удивлению Алисы, голос Герцогини замер – замер посредине ее любимого слова, и рука, вцепившаяся в руку Алисы, задрожала.

Прямо перед ними, скрестив руки на груди, стояла Червонная Королева, хмурая и зловещая, как грозовая туча.

– П-прекрасный денек, ваше величество, – начала было Герцогиня еле слышным голосом.

– По доброте своей всемилостивейше предупреждаю, – крикнула Королева, топнув ногой, – или тебя, или твоей головы здесь не будет – и не сию минуту, а в сто раз быстрее! Выбирай!

Герцогиня выбрала – и исчезла, причем уложилась точно в срок.

– Вернемся к игре! – сказала Королева Алисе. Алиса была так напугана, что не произнесла ни слова и молча поплелась за Королевой на крокетную площадку. Остальные игроки, воспользовавшись отсутствием ее величества, расположились на отдых в тени, но едва она показалась, как они немедленно возобновили игру. Промедление было смерти подобно – Королева мимоходом заметила, что кто хоть чуточку опоздает, будет казнен без опоздания.

Игра пошла по-прежнему: Королева не переставала со всеми спорить, скандалить и кричать: «Отрубить (соответственно, ему или ей) голову!»

Солдаты брали под стражу приговоренных: разумеется, для этого им приходилось покидать свои посты, и в результате не прошло и получаса, как ворот вообще не осталось, а все, кто пришел повеселиться, были арестованы и ожидали казни.

Тут Королева наконец решила передохнуть (она порядком запыхалась) и сказала Алисе:

– Уже видела Рыбного Деликатеса?

– Нет, – ответила Алиса. – Даже не слышала про такого!

– Из него готовят рыбацкую уху и многое другое, – объяснила Королева.

– Очень интересно, – сказала Алиса.

– Тогда идем, – приказала Королева, – он сам все расскажет.

Уходя, Алиса успела услышать, как Король тихонько сказал, обращаясь ко всему обществу сразу:

– Вы помилованы.

«Ну вот, это совсем другое дело!» – радостно подумала она. Все эти бесчисленные приговоры сильно ее огорчали.

Вскоре они с Королевой наткнулись на Грифона, крепко спавшего на самом солнцепеке.

– Вставай, ленивая тварь, – сказала Королева, – и отведи юную леди к Деликатесу! Пусть он ей расскажет свою историю. А мне надо вернуться и присмотреть за домашними делами. Я там распорядилась кое-кого казнить.

Она ушла, и Алиса осталась наедине с Грифоном. Хотя наружность чудовища не слишком пришлась Алисе по душе, она подумала, что его общество ничуть не опаснее, чем общество кровожадной Королевы. И она решила подождать.

Грифон приподнялся, сел и протер глаза; он долго смотрел вслед Королеве, а когда она окончательно скрылась из виду, фыркнул.

– Комедия! – сказал он, то ли про себя, то ли обращаясь к Алисе.

– Где комедия? – спросила Алиса.

– Да вон пошла! – сказал Грифон. – Все ведь одна комедия! У нас тут никто никого не казнит, не волнуйся. Пошли!

«Только и слышишь: „Пошли! Пошли!“ – думала Алиса, неохотно следуя за Грифоном. – Все кому не лень командуют! Прямо загоняли меня тут».

Они прошли совсем немного, и вот уже в отдалении показалась поникшая фигура Деликатеса. Он в грустном одиночестве сидел на обломке прибрежной скалы, и далеко разносились его душераздирающие стенания и вздохи. Алисе стало его ужасно жалко.

– У него какое-то большое горе? – спросила она Грифона. – Кто его обидел?

Грифон отвечал ей почти теми же самыми словами, что и раньше:

– Какое там горе! Одна комедия! Никто его не обидит, не волнуйся! Пошли!

И они подошли к Деликатесу, который только посмотрел, на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.

– Слушай, старик, – сказал Грифон, – тут вот молодая леди хочет узнать твою историю. До зарезу.

– Я все поведаю, не тая, – сказал Деликатес протяжно и уныло. – Садитесь оба, и молчите оба, пока я не окончу свой рассказ.

Гости сели, и несколько минут никто не произносил ни слова. «Не понимаю, как он может когда-нибудь окончить, раз он и не собирается начинать», – успела подумать Алиса, но продолжала терпеливо ждать.

– Был некогда я рыбой, – сказал наконец Деликатес с глубоким вздохом, – настоящей…

За сим последовало долгое-долгое молчание – его нарушали лишь редкие восклицания Грифона (приблизительно: «Гжхкррх!»), а также беспрерывные вздохи и стоны Деликатеса.

Алиса уже не раз хотела встать и сказать: «Большое спасибо за ваш интересный рассказ», но она все-таки немножко надеялась, что продолжение следует, и крепилась: сидела смирно и молчала.

– Когда мы были маленькими, – заговорил Деликатес менее патетическим тоном (хотя время от времени возвращался к прежним стенаниям), – мы ходили в школу в море. Учителем был сущий Змей Морской. В душе – Удав! Между собой его мы называли Питоном.

– А почему вы его так называли, раз он был Удав, а не Питон?[18] – заинтересовалась Алиса.

– Он был Питон! Ведь мы – его питонцы! – с негодованием ответил Деликатес. – Боюсь, дитя, ты умственно отстала!

– Стыдно, лапочка, не понимать таких простых вещей! – подлил масла в огонь Грифон, и оба чудища молча уставились на бедную Алису, которой хотелось только одного: поскорее еще раз провалиться сквозь землю.

Наконец Грифон сказал Деликатесу:

– Ну ладно, старик, давай! Поехали! Нельзя же весь день толочь воду в ступе.

И Деликатес продолжал:

– Да, посещали мы морскую школу… хоть, кажется, ты этому не веришь…

– Я не говорила «не верю»! – перебила Алиса.

– А вот и сказала! – сказал Деликатес.

– Помолчала бы лучше, барышня, – добавил Грифон, прежде чем Алиса успела сказать, что нехорошо придираться к словам.

– Уж у нас школа была – первый сорт! – продолжал Деликатес. – Ты, может, и этому не поверишь, но даю честное слово: у нас занятия были каждый день!

– Я, если хотите знать, тоже ходила в школу каждый день, – сказала Алиса. – Что тут особенного! Нечего так уж хвалиться! Деликатес встревожился.

– Каждый день? – повторял он в раздумье. – Да-а, интересно, на каком же уровне твоя школа?

– Простите, я не понимаю, – сказала Алиса, – что значит на каком уровне?

– На каком уровне она стоит! – пояснил Деликатес. – Ну от поверхности моря, поняла?

– Там моря нет, – сообщила Алиса. – Она стоит в городе. Но я думаю, все-таки выше моря, конечно, над водой!

– Выше! Над водой? – переспросил Деликатес. – Ты серьезно?

Алиса молча кивнула.

– Ну, тогда это не серьезно! – с облегчением сказал Деликатес. – Какое же тогда может быть сравнение с нашей школой! Это… это верхоглядство, а не образование, вот что это такое.

Грифон фыркнул.

– Да уж, воображаю, какие вы там получаете поверхностные знания! – сказал он. – У нас мальков – и тех учат гораздо глубже! А уж кто хочет по-настоящему углубиться в науку, тот должен добраться до самого дна! Вот это и называется Законченное Низшее Образование! Но, конечно, – покачал он головой, – это не каждому дано!..

– Мне вот так и не удалось по-настоящему углупиться! Не хватило меня на это, – сказал Деликатес со вздохом. – Так я и остался при высшем образовании…

– А что же вы учили? – спросила Алиса.

Деликатес неожиданно оживился.

– Кучу всяких наук! – начал он. – Ну, первым делом, учились Чихать и Пихать. Потом арифметика, вся насквозь: Почитание, Давление, Уважение и Искажение.

– Почитание – понимаю. Уважение – понимаю. Давление – понимаю, а вот «Искажение»? Что это такое? – сказала Алиса.

Грифон с деланным удивлением всплеснул лапами.

– Не знаешь «искажения»? И чему вас там только учат! – ужаснулся он. – Ну, хоть такое простое слово «реставрировать» слыхала?

– Ну как же, – не слишком уверенно начала Алиса. – Это… это… по-моему, это – делать, как было раньше.

– Вот именно! А уж если ты после этого не понимаешь, что такое «искажение», – значит, ты девица-тупица! – победоносно объявил Грифон, после чего Алисе совершенно расхотелось задавать вопросы на эту тему. Она вновь переключилась на Деликатеса.

– А какие у вас еще были предметы? – спросила она.

– Ну, конечно, Истерия, – отвечал Деликатес, загибая лучи на своих плавниках. – Истерия, древняя и новейшая, с Биографией. Потом… раз в неделю приходила старая Мурена. Считалось, что она нас учит Рисковать Угрем и прочей муре – ну, там, Лживопись, Натюр-Морды, Верчение Тушею…

– Как-как? – спросила Алиса.

– Ну, я лично не могу тебе показать как, – сказал Деликатес, – старею, суставы не гнутся. А Грифон этого не проходил, кажется.

– Времени не хватило, – сказал Грифон. – Я увлекался Литературой, изучал классиков. Помнишь нашего словесника? Порядочный был Жук, ничего не скажешь!

– Ну как же! Я его не слушал, и то он мне все уши прожужжал! – со вздохом сказал Деликатес. – Древний Грим, Древняя Грация, эта – Или Ада, Или Рая, или как ее там звали… Смех – и Грехческий язык, Нимфология и так далее… Все – от Арфы до Омеги![19]

– Да, было время, было время! – в свою очередь, вздыхая, подтвердил Грифон, и оба чудища умолкли и закрыли лапами лица.

– А сколько у вас в день было уроков? – спросила Алиса: ей хотелось поскорее отвлечь собеседников от печальных мыслей.

– Как обычно: в первый день десять уроков, – сказал Деликатес, – на Следующий – девять, потом восемь и так далее.

– Какое смешное расписание! – воскликнула Алиса, быть может, не без зависти.

– А с нашими учителями иначе не получалось, – сказал Грифон. – Текучий состав: каждый день кто-нибудь пропадал. Поэтому их и называют пропадаватели, кстати.

Алиса слушала его краем уха: ее весьма заинтересовала сама мысль о том, чтобы каждый день заниматься на час меньше.

– Так, выходит, на одиннадцатый день у вас уже были каникулы? – спросила она, закончив подсчеты.

– Само собой! – ответил Деликатес.

– А как же потом? – с еще большим интересом спросила Алиса.

– Вот что: хватит про науки! – решительно прервал Грифон. – Ты расскажи ей, старик, как мы в наше время веселились.