"Закалка клинка" - читать интересную книгу автора (Паркер К. Дж.)ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯОсознав, что все еще жив, Темрай открыл глаза и издал пронзительный крик. Минуту спустя мертвого коня утащили в сторону, а самого вождя вынули из воды. Его трясло, как в лихорадке, но Темрай ничего не мог с этим поделать. – Что случилось? – выдохнул он. Я думал, мы победили. – Победили, – подтвердил человек, державший его правую руку. – Они бежали и сейчас направляются к городу. – Что случилось? – повторил вождь. – Сначала все шло так, как мы и предполагали, а в следующий момент они хлынули на нас. Он вздрогнул, вспоминая ужас, охвативший его, когда воин с каменным лицом, словно сама смерть, снял мощную защиту и остался один на один с Темраем. Сначала все происходило стремительно: воин занес над ним меч прежде, чем тот успел понять, что делать. Затем время словно остановилось. Клинок врага медленно показался из-за шеи его лошади, и в следующее мгновение Темрай ощутил, что он вместе с конем оказался в воде. Вождь помнил удивительное чувство покоя и смирения в тот момент, когда он ударился о каменное дно брода, помнил копыта вражеской лошади на лице и груди… И вот он снова жив, ничего не болит, кости целы, и даже, кажется, кровь на одежде принадлежит не ему. Как Журрай и говорил – неразбериха. – А где Журрай? – спросил вождь, заранее зная ответ. – Погиб, – коротко сказал собеседник, от руки того, кто ранил тебя. Он, кажется, пытался спасти тебя… «Интересная мысль… Но я тоже был там. Он, вероятно, даже не понял, что его ударило. Так же как и я. Итак, Журрай мертв. Подумаю об этом позже. Проклятие, сражение ведь еще не закончено, нужно что-то делать…» – Они далеко от лагеря? – Да, насколько мне известно, – кивнул собеседник. – Поскакали к верхнему броду. Их там перехватят. Мы так и будем разговаривать посреди реки или начнем выбираться? Темрай позволил отнести себя на берег. Им пришлось переступать через людей, по большей части еще живых, но уже обреченных. «Это неправильно! Они скребут по земле, потому что голоса больше не служат им, а мы переступаем через них, словно через коровий навоз». – Объявите, что битва окончена. – Голос Темрая звучал жестко. – Пусть все соберутся в лагере, потом нужно будет очистить место сражения. «Кажется, я видел его лицо раньше. Хотя почему бы нет? В конце концов, я же шесть месяцев проработал в городском арсенале. Может быть, какие-то из этих мечей сделаны мной, может быть, даже тот, который убил Журрая. Впрочем, какая разница. Все это было так давно, что скорее напоминает сон. Я тоже стал другим и похож на себя прежнего не больше, чем бабочка на гусеницу. Ну, хватит об этом, нам очень многое нужно сделать». Кто-то привел ему свежего коня. «О боги, Гром, мой бедный старый друг, ты погиб, а я вспомнил о тебе только сейчас. Когда я был мальчишкой, я плакал до красноты в глазах, если умирал конь…» Темрай выпрямился в седле и тут же ощутил все синяки, ушибы, растянутые мышцы и рваные раны, полученные им при падении на каменистое дно. Он оглянулся, безотчетно отмечая живых, узнавая друзей… – Коссанай… Главный механик являл собой печальное зрелище: перетянутая ремнем рука безвольно свисала, плечо превратилось в сплошную кровавую рану но, слава богам, он на ногах, и на него можно положиться. А его работой для разнообразия займется кто-нибудь другой – Скачи к верхнему броду, убедись, что все спокойно. Если кто-то отправился в погоню, останови. Скажи тому, кто у них за главного, что они мне нужны здесь. Коссанай кивнул и устало вскарабкался в седло. – Стилкай, ты ответственный за раненых. Разыщи Нимрен и скажи, чтобы собрала лекарей. И назначь кого-нибудь присматривать за пленными, чем быстрее их возьмут под охрану, тем лучше: думаю, еще не все знают, что сражение окончено. Малтай, возьми несколько дозорных и выясни обстановку – я не хочу гадать. Прошло довольно много времени, прежде чем дозорные вернулись. Враг бежал. Сделав обманный круг за грядой холмов, отряд направился вниз по реке, очевидно, к нижнему броду. Их отпустили, ни у кого не возникло желания пускаться в погоню. В общей сложности враг потерял девятьсот убитыми и три с половиной сотни ранеными, большая часть из которых искалечена. Что касается клана, сто семь человек убито, семьдесят с чем-то ранено, из них порядка двадцати тяжело. По любым меркам это была блестящая победа. Более того, впервые кочевники одержали верх над внушающими ужас рейдерами из города. Они закрыли глаза на то, что часть пленных успела сбежать до того, как им перерезали горло. В этом была определенная выгода: чем больше оставшихся в живых вернется домой, тем большая паника и смятение охватит город. Что касается Темрая, что ж, он всегда знал, что у него великолепные воины; еще раз убедился в этом, только и всего. Правда, некоторое несоответствие общему настроению проявляли родственники и друзья погибших, да и тяжелораненые не выражали особой радости – вместо благодарности и похвал они бы предпочли вернуть свои руки и ноги. Поразмыслив, Темрай решил заняться этой проблемой после того, как погибшим – людям и коням – воздадут последние почести. Кроме того, сегодня нужно было разобрать оставшиеся семь требушетов, чтобы слишком сильно не отстать от расписания. Добровольцев оказалось более чем достаточно, поэтому работа отняла в два раза меньше времени, чем обычно, и вскоре все разошлись к своим шатрам и кострам, за исключением членов Совета Клана во главе с Темраем, которые еще долго обсуждали случившееся и решали, что делать дальше. – Они могут сделать еще одну попытку, – сказал дядя Анкай, – хотя лично я в этом сомневаюсь. Во вся ком случае, не сейчас. Теперь, насколько я знаю городской народ, они будут долго искать виноватого. Шаман говорил медленно: ему мешал шарик из хлопкового волокна, который он плотно прижимал к щеке – стрела оставила на ней рваную рану длиной три дюйма. Дядя был несказанно рад – это означало, что враг истратил сразу несколько стрел. – Согласен, – отозвался Кьюскай, – я посмотрел на этот народ, они совершенно не понимают, откуда ждать удара. – Он покачал головой, словно не мог поверить в то, что увидел. – Нет, это не могла быть их настоящая армия – скорее всего какой-нибудь разведывательный отряд. Не могу поверить, что настоящие силы города так легко разбить. Кьюскай почти не пострадал, только колено не гнулось после неудачного падения с лошади. (Он возглавлял засаду возле верхнего брода и попал в тиски когда его собственные люди бросились на окруженного врага) Темрай что-то пробормотал и слегка покачал головой. – Насчет первого ты, пожалуй, прав, – сказал он, насчет второго – не уверен. Вне зависимости от того, настоящая это армия или нет, мне кажется, они попытаются напасть на нас, когда мы будем разгружать машины в низовьях реки. Я бы тоже так поступил, нанес удар и укрылся за стенами города. С сегодняшнего дня мы должны постоянно быть начеку: они могут атаковать нас в любую минуту, следовательно, придется снять часть людей с постройки и транспортировки машин и поставить их на охрану. Но я опасаюсь, что это не только замедлит ход работы, но и сделает нас более уязвимыми. – А если они снарядят карательную экспедицию – перебила Шандрен – Подумай об этом. Они только что потерпели крупное поражение, возможно, первое за всю историю. Тебе не кажется, что они захотят исправить это хотя бы для того, чтобы сохранить самоуважение. Им придется что-то сделать, чтобы восстановить репутацию. – Скорее всего они просто свалят всю вину на кого-то одного, – покачал головой Анкай. – Накажут генерала вместо того, чтобы подвергать себя риску еще одного поражения. Нет, на мой взгляд, если они захотят уничтожить машины, то сделают это на воде. В нескольких местах река достаточно широка, а они знают о нашей нелюбви к лодкам. Загрузят несколько баржей солдатами и потопят наши плоты, не приближаясь даже на расстояние полета стрелы. А начав преследование вдоль берега, мы либо попадем в засаду, либо, вернувшись, найдем на месте лагеря пепелище. Думаю, Кьюскай прав, это был разведывательный отряд, а не регулярная армия. – Я не думаю, что в городе есть регулярная армия, – негромко сказал вождь. – Я уже говорил об этом раньше однако никто не обратил внимания. На стенах несет службу несколько постоянных гарнизонов. Кроме них, имеется какое-то количество дружинников из числа горожан; предполагается, что они обучены, но это не так. Большинство рассматривают свою службу как подачку от государства для нищих и обездоленных, а оставшаяся часть – как общество любителей выпить, Я не хочу сказать, что они не будут защищаться, если начнется осада, – я просто не представляю, что они могут сражаться в поле. Это безумие, и они знают это. – Ну, хорошо, – уступил Кьюскай, – и все же сегодня напали на нас. Свет от костра освещал лица сидящих в кругу людей. Двенадцать человек, которые давно знали друг друга, неспешно и рассудительно говорили о том, что могло стать концом мира. Некоторые места оставались пусты: нет Журрая – лидера конных лучников, нет Пеггая и Сорутая – членов Совета. «В детстве я сломал флейту Сорутая и теперь уже никогда не смогу вернуть ему долг. Он обожал ее, а я – я сломал ее из зависти. Зачем?» Сегодня Совет решит, кто заменит погибших членов круга, и вознесет хвалу богам за то, что уберегли клан от больших потерь. «Как поступал Сасурай? – размышлял Темрай. – Вел себя так, словно ничего не случилось? Воспринимал потери как неизбежное, с благодарностью, что не случилось хуже?» Вождь вспомнил о своих городских приятелях: что думают они сейчас, услышав первые вести с равнин? Девятьсот постелей остались пустыми в городе этой ночью. Удастся ли найти замену погибшим воинам, когда нет особой уверенности, что их смерть была оправданной. Смерть в бою всегда бессмысленна, смерть в проигранном бою – еще бессмысленней. – Давайте заканчивать, предложил Темрай, подавляя зевоту – Вряд ли враг отважится на новую вылазку, во всяком случае, в ближайшем будущем, но лучше, если у нас будет определенный резерв на всякий случай. Проблема в том, что маленький резерв еще хуже, чем его отсутствие, поскольку, не обеспечивая реальной защиты, отрывает людей от работы. Я не думаю, что перимадейцы решатся еще раз атаковать нас здесь, но они вполне могут напасть на нижний лагерь, просто потому, что он расположен ближе к городу, в нем меньше людей и там находятся все готовые машины. Поэтому я считаю, что именно там мы должны сконцентрировать наши силы: они будут одновременно защищать лагерь и в качестве дальней разведки предупредят нас в случае появления неприятеля. Кьюскай, подумай над этим вопросом и завтра доложи мне, сколько людей и запасов тебе понадобится. Исходя из этого, я смогу перераспределить здесь людей, чтобы закрыть дыры. – Он зевнул еще раз, потянулся и вздрогнул от боли в раз битых мышцах. – С этим все? Тогда переходим к следующему вопросу. Нужно избрать новых членов Совета. Какие будут предложения? При иных обстоятельствах начались бы долгие дебаты. Каждый имел собственные предпочтения, друзей, обязательства… Но время было позднее, а день выдался слишком напряженным и желающих играть в политические игры не нашлось, Таким образом, в члены Совета выдвинули достойных претендентов, а само обсуждение закончилось удивительно быстро. И все равно к тому времени, когда Темрай вынес свое решение, дядя Анкай начал клевать носом, окровавленная хлопковая подушка упала на землю, обнажив уродливый шов через всю щеку, прошитый грубым сухожилием. «Моя вина», – снова отметил Темрай. Все сухожилия, которые обычно использовались в таких целях, реквизировали на изготовление луков, поэтому лекарям пришлось довольствоваться теми, что скрепляли мебель и инструменты, предварительно хорошенько их пожевав. Это еще одна проблема, которую обязательно нужно решить. Мы не можем отправляться в бой без средств для штопки раненых. На мгновение вождь задумался над словом «раненые»: отличный термин, специально придуманный для использования в военном деле. За ним скрываются люди с распоротыми животами, отрубленными руками и ногами, люди, которых боятся их собственные дети, так как их тела и лица изуродованы страшными шрамами; об этом не говорят, вместо этого употребляют термин «раненые»; после этого речь заходит о «допустимых потерях» и «затраченных средствах», а затем война превращается в турнир, в игру в «клетки», которую полководец наблюдает с вершины холма. А потом удивляется, что друзья перестали общаться с ним, как раньше, потом начинает беспокоиться о заговорах и изменах. Однако всегда есть люди, стремящиеся к такой «работе», более того, есть места, готовьте предоставить им эту «работу». – Следующий вопрос, – услышал Темрай собственный голос, благодарственная жертва богам за то, что уберегли клан от больших потерь. Дядя, не мог бы ты позаботиться об этом… Лордан не возражал, он скорее даже был рад тому, что его оставили одного, в тишине и покое. Он растянулся на холодных каменных нарах, распрямил ноги и закинул руки за голову. «А ведь я могу привыкнуть», – неожиданно осознал Бардас. Вероятно, он бы чувствовал себя по-другому, если бы с ним поступили несправедливо, если бы он не заслуживал наказания. Префект назвал его действия преступной небрежностью, пренебрежением долга, грубым нарушением закона. Лордан не возражал. Тысяча человек погибли и попали в плен к варварам лишь потому, что он пребывал в дурном расположении духа и не заметил засады. Преступная небрежность – слишком мягкое определение для его действий. Ловушка была настолько очевидна, как если бы они написали слово «ЗАСАДА» восьмифутовыми буквами. «Если бы Максен был жив, он бы разорвал меня на куски за то, что я сделал». Но Максен был мертв. Его скоро вызовут на допрос, сказал префект. Бардас надеялся, что это будет не так скоро. Неделя-другая, проведенная здесь, в тишине и темноте, принесут ему немало пользы, избавят от пережитого ужаса, позволят успокоиться, прежде чем придется объясняться перед руководством. Лучше лежать на холодных камнях, чем выслушивать упреки в Зале Совета. В его стенах царила паника, за стенами – истерия. В порту толпы людей дрались за возможность попасть на отплывающий корабль, что предвещало очередную ночь мародерства и погромов. Собственная судьба Лордана не волновала. Возможно, его приговорят к смерти, здесь, в камере, или на гауптвахте в одном из гарнизонов на городской стене. Такая смерть его устраивала значительно больше, чем перспектива умереть от руки Олвиса в зале суда во славу угольщиков. В такой смерти будет хоть какой-то смысл. Это будет справедливо. Раздался звук шагов, позвякивание металла, кто-то прошел по коридору. «Много заключенных находится здесь, или я единственный? Почему они здесь оказались? Такие же преданные забвению враги государства? Нужно быть большим грешником, чтобы закончить жизнь в подземелье: за пиратство, изнасилование или убийство сюда не попадешь… Забавно, императора, оказывается, не существует», вдруг вспомнил Бардас, все еще с трудом веря в услышанное. Префект рассуждал об этом так буднично, словно речь шла о феях и эльфах, в которых дети перестают верить в возрасте семи лет. Если верить его словам, в городе не было императора уже при рождении Лордана. «Но ведь детьми мы всегда плели гирлянды из цветов на его день рождения. Что же они делали с сотнями, тысячами гирлянд, которые мы вручали им на ежегодной праздничной церемонии у ворот в Верхний город? Как обидно осознавать, что вся наша любовь оказалась бессмысленна…» Каллилогус I умер, не оставив наследников, и его трон оспаривался тремя дальними родственниками, иноземными принцами, которые не знали ни языка, ни элементарных правил поведения за столом. Тогда префекту и его ближайшим помощникам пришла мысль, что, если не разглашать факт смерти императора, народ ничего не узнает, а если не узнает, то и не будет страдать. Таким образом, Верхний город пустовал уже довольно долгое время, лишь уборщики и немногие чиновники имели в него доступ. Каллилогус дожил до девяноста шести лет, и после его смерти венец перешел к вымышленному племяннику, сыну воображаемой сестры, которую давным-давно якобы выдали замуж за безвестного заморского царька, о чем, конечно, уже никто не помнил. Между тем власть в городе перешла в руки людей, чье основное занятие состояло в управлении городами, – министрам, чиновникам, крупным магнатам, которые знали, как строить дороги и заключать торговые сделки. Чем больше Лордан над этим размышлял, тем больше ему нравилась такая система правления. Как-никак они отлично справлялись со своей работой. Во всяком случае, до сих пор. «О боги, – вдруг подумал фехтовальщик, – что, если город не выдержит осады? Нет, невозможно, ведь стены остались крепки, их не одолеть никому». Но он собственными глазами видел осадные машины, башни, катапульты и требушеты, фрагменты штурмовой стены, стенобитные орудия и многие другие устройства. Если все это смогли сделать кочевники, бездомные варвары, живущие в шатрах, то их не остановит мысль о том, что город считается неприступным. Эта мысль беспокоила Лордана значительно больше, чем перспектива собственной смерти. В целом такое развитие событий было неизбежным. Оно не зависело от понятий справедливости и несправедливости. Даже если таковые и существовали, они не имели ничего общего с жизненными циклами городов и наций. Отношение перимадейцев к кочевникам являлось не более предосудительным, чем отношения между львом и оленем. Если пришла пора народу равнин обратиться львом, значит, так и должно быть. С этим невозможно соглашаться или не соглашаться, в такой ситуации остается лишь одно разумное решение – уехать и поискать себе другое место для жилья. В тишине снова послышались шаги, кто-то приблизился к камере, остановился. За дверью мелькнула полоска света, высветившая две фигуры. – Крикните мне, когда закончите, отец, – Лордан узнал голос тюремщика, – я буду неподалеку. Дверь захлопнулась, но свет остался внутри, яркий и теплый, исходивший от маленького светильника. Потрясенный Лордан поднялся с кровати и замер. Перед ним собственной персоной стоял Алексий, Патриарх Перимадеи. – Сюда, пожалуйста, – кивнул на каменную скамью заключенный. – Спасибо, – выдохнул старец. В свете лампы его фигура напоминала оживший труп. Патриарх с видимым усилием преодолел несколько футов между дверью и нарами. – Позвольте, я отдышусь, – с трудом произнес он, – эти ступеньки… Лордан опустился на пол и, прислонившись спиной к стене, выжидающе смотрел на Патриарха. Бардас не хотел выглядеть невежливым, но в данный момент вести светскую беседу было выше его сил. – Вас скоро выпустят, – спустя минуту сообщил Алексий. – Я только что присутствовал на собрании, где большое количество недалеких людей высказывали свои глупые мысли. В конце концов дело закончилось тем, что меня обязали обратиться к толпе с просьбой успокоиться и разойтись по домам. Как только это случится, вас выпустят, у вас будет возможность принять ванну и побриться до начала следующей встречи. – Следующей встречи? – изумленно переспросил заключенный. – Вы хотите сказать, что я все еще… Алексий кивнул. – Я предполагал, что в данный момент вас не обрадует это известие, но это вопрос целесообразности. Мы нуждаемся не только в козле отпущения, но и в герое, который увлечет народ за собой. – Патриарх вздохнул, и на его челе явственно проступила печать усталости. – Я скажу толпе, что ответственность за поражение лежит на плечах пяти погибших генералов, но Бардас Лордан – единственный, кто сумел вырвать из лап смерти четыре пятых нашей армии, превратил унижающее поражение в моральную победу. – Патриарх, я вас умоляю! – Не будьте неблагодарным, – спокойно отозвался Алексий. – Кроме того, это не сильно отличается от истины. У вас еще будет шанс изобразить из себя мученика. Я не рассказал самое интересное. – Так расскажите. В этот момент Алексий сжался от пробежавшей по телу судороги. – В голову нашему глубокоуважаемому префекту пришла блестящая идея: в некотором неопределенном будущем вам придется предстать перед судом, – произнес Патриарх, – а до того момента вы назначаетесь советником генерал-губернатора, ответственным за организацию обороны внешней стены и Нижнего города. Не возражайте, – быстро добавил старец, – уверен, что каждый думает о том же. Что еще раз доказывает, что нам не нужен император – мы и сами неплохо выступаем в роли идиотов. – В жизни не слышал большей глупости, – прикрыв глаза, сказал Лордан. – А если я откажусь? – Вряд ли это возможно, – покачал головой собеседник. – Поймите, у них нет другой кандидатуры, а мое предложение им не понравилось. К сожалению, кажется, оно наиболее разумное из всех. – Поясните. – Я предлагал назначить вас верховным главнокомандующим, – ответил старец. – Я, конечно, мало что понимаю в тактике и стратегии, зато неплохо разбираюсь в людях. Вы прирожденный лидер, каких встретишь нечасто. Лордан не ответил. – Когда меня выпустят? – в конце концов спросил он. – Не подумайте, что я очень тороплюсь… – Как только толпе сообщат, что вы – герой. До этого времени вам лучше находиться здесь. Чернь жаждет увидеть вашу голову на шесте у въездных ворот. Если они прорвутся сюда… – Понятно, – кивнул заключенный, – тоже ваша идея? – Нет, – Патриарх отрицательно качнул головой, – одного важного чина из департамента снабжения. Все они идиоты, но среди них иногда попадаются удивительно сообразительные особи. – Старец оперся спиной о стену и вздохнул. – Если позволите, я останусь, пока не придет время идти говорить с толпой. Здесь так спокойно. Вы в курсе последних новостей? – Нет, откуда? Что на равнинах? – Пока спокойно, – ответил Алексий. – Насколько я могу судить, они продолжают строить машины и сплавлять их вниз по реке. Единственное изменение: они увеличили число вооруженной кавалерии в нижнем лагере до трех или четырех тысяч. – Это же милях в пяти от города, – задумчиво произнес Лордан. – О боги, зачем я отправился в эту глупую экспедицию? Вылазки нужно осуществлять сейчас, но кто решится? Все боятся нового поражения. – Бардас поднял глаза на Патриарха. – Полагаю, полномочия генерала включают проведение внешних боевых операций? Алексий кивнул. – Прежняя задача еще не снята? С четырьмя тысячами воинов и грамотной организацией мы все еще можем уничтожить эту технику без крупных потерь. – Об этом не может быть и речи, – ответил Патриарх, – префект не пойдет на такой риск. Если мы потерпим еще одно поражение, особенно так близко от дома, чернь станет неуправляемой. Вы просто не представляете, что сейчас творится в Нижнем городе. – Таким образом, мы вынуждены прятаться за стенами и ждать осады. – Бардас покачал головой. – Как насчет запасов и прочего? Как только новости достигнут заморских берегов, а произойдет это очень скоро, гавань наводнят корабли, которые будут предлагать пшеницу по заоблачным ценам. – По заоблачным или нет, префект уполномочен скупать все продовольствие, какое будет предлагаться на продажу. Мы не опасаемся голода – вряд ли кочевники смогут как-то помешать морской торговле, но это должно успокоить жителей, и они, возможно, прекратят громить булочные. – Им нравится громить булочные, – покачал головой Лордан. – Лишь после того, как выгорит вся округа, чернь осознает, что им больше негде купить хлеба, и начинает жаловаться. – Он саркастически усмехнулся – В такие времена в людях всегда проявляются их лучшие качества. Как продвигается воинский набор? – Неважно, – ответил Алексий. – В настоящее время в нашем распоряжении лишь мальчишки да старики; здоровые мужчины заняты тем, что громят город и избивают стражу. И, естественно, всех волнует вопрос, почему Патриарх не призовет темные силы, чтобы отвадить опасность. Представляете, что будет, когда я выйду к ним с речью? – Вполне, – усмехнулся Лордан. – Зачем нужны маги и волшебники, если они не могут сотворить хотя бы несколько шаровых молний или превратить всех врагов в лягушек? Заставляет задуматься, на чьей они стороне. – Скоро префект и генерал-губернатор зададут мне тот же вопрос, – удрученно констатировал собеседник. – Я даже сам стал над этим думать. Хорошо, что благодаря моим последним исследованиям я узнал много нового о проклятиях и принципе их действия. Мне кажется, что если бы девушка островитянка была здесь, та, что мы считаем натуралом.. – Не надо. – Лордан протестующе поднял руку. – Не надо, если вы хотите, чтобы я покинул эту чудесную уютную камеру. – Мне казалось, вы не верите во все это, – удивленно произнес Патриарх. – Не верю, – подтвердил заключенный, – но одно дело здоровый агностицизм, и совсем другое когда люди сидят и сами навлекают беду на свою голову. Не на город, я подчеркиваю, на свою голову. Вы выглядите так, словно умерли неделю назад и над вами поработал начинающий бальзамировщик. Алексий рассмеялся чуть одобрительнее, чем того заслуживала шутка. – Это лучшее, что я за долгое время слышал о себе, – сказал он. – Должен признаться, совсем недавно я чувствовал себя лучше. Честное слово, это обыкновенная болячка, ничего общего с ужасными последствиями, скажем так, нашего маленького путешествия в неведомое. Такие болезни не вызывают у меня беспокойства. – Держи друзей близко, а врагов еще ближе, – кивнул заключенный. – Любимая поговорка моего командира, да покоится в мире его грешная душа. Чем-то похоже на известную шутку про двух солдат на поле боя: в одного из них попадает стрела, и тот со стоном падает на землю. Второй смотрит на оперение и говорит: «Не беспокойся, это наша». Какое выражение употребляют в наши дни. «Дружеский огонь»? Алексий кивнул. – Да, примерно то же случилось и со мной. Телесная болезнь неприятна, но, во всяком случае, ты чувствуешь себя в безопасности. – Послышался легкий вздох. – Насколько я понял, вы считаете, что я страдаю от вымышленного недуга, и единственное, что мне нужно, прекратить фантазировать? – Нет. Нам предстоит работать вместе, а во мне всё еще сохранились какие-то остатки чувства такта. – Лордан задумчиво погладил бороду, затем продолжил: – Я долго думал над тем, что вы мне сказали. Я до сих пор не верю в ваш всеобъемлющий Закон природы, но и не отрицаю его существования, просто мне кажется, он не имеет большого влияния на происходящее в мире. – В сущности, так и есть, – с улыбкой прервал его Алексий. – Большую часть времени его действие никак не проявляется. Всевозможные проклятия и благословения являются лишь несущественным побочным продуктом, как чернильные орешки на листьях могучего дуба. – Поверю вам на слово, – вставил заключенный. – Еще одна вещь, в которую я не верю, это случайные совпадения, хотя я готов признать, что, когда мы возвращались, происходило что-то необычное, но никто не сможет сказать вам, что это было. – Но почему мне нельзя увидеться с ним? – в шестой раз спрашивала Эйтли – Я его помощник, его ждут дела, студенты. Они требуют вернуть деньги. Если вы объясните им, почему они не могут пройти обучение, за которое заплатили… – Прошу прощения, – нахмурился чиновник, – дело касается вопросов государственной важности, которые, – высокомерно добавил он, – имеют куда большее значение, чем преподавательская деятельность вашего коллеги. Мой вам совет: безотлагательно верните деньги вашим ученикам. Я сильно сомневаюсь, что в обозримом будущем полковник Лордан сможет вернуться к частной практике. Чиновник поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. – А сейчас прошу меня извинить… – Последний вопрос, – сказала Эйтли, не двигаясь с места, – вы могли бы передать ему письмо от меня, а потом отправить ответ? Я знаю, что Бардас находится в городе, – быстро добавила она, – я собственными глазами видела, как он вернулся. Он бы не уехал снова, не дав мне знать. Чиновник изучающе глядел на посетительницу. Пообещав себе, что когда-нибудь он умрет страшной смертью, девушка решила подыграть. Глупо улыбнувшись, она добавила: – Пожалуйста, это так много для меня значит. – Хорошо, напишите ему записку, – с легким презрением произнес чиновник – Предупреждаю, что ее передадут в Комитет национальной безопасности, поэтому обязательно возникнет задержка. И ответ от полковника Лордана будет подвергнут, – собеседник сделал паузу и холодно улыбнулся, – аналогичной процедуре. Если в нем обнаружится информация… – Хорошо, – решительно ответила Эйтли, – разрешите воспользоваться вашим карандашом. – Пожалуйста, – вздохнул чиновник и сел на место. – Прошу вас, побыстрее, мне нужно идти на совещание, которое начнется совсем скоро. – Я не отниму у вас много времени. Я пишу, чтобы узнать, все ли с тобой в порядке. Могу ли я что-то для тебя сделать. Сейчас, вероятно благодаря последнему выпуску, от желающих нет отбоя. Я уже записала два полных класса и начинаю комплектовать третий. На днях была у тебя, проверяла квартиру, и попросила врезать замок в дверь. Так что не удивляйся, если не сможешь попасть внутрь. Если позволят, я пошлю тебе ключ. Не вешай нос. Наверно, это забавно – быть знаменитым. Девушка задумалась. Нужно ли добавить что-то еще? Ей хотелось написать, что она понимает его чувства, что, конечно, было неправдой, и они оба знали это. «Нет, не стоит смущать его», – приняла решение Эйтли, поставила подпись и, сложив пергамент пополам, протянула чиновнику. – У вас есть мой адрес? – Не беспокойтесь, мы знаем, как вас найти, – многозначительно ответил собеседник. – А сейчас извините, мне действительно пора идти. Покинув канцелярию, Эйтли посмотрела, как чиновник торопливо направляется в сторону центральной галереи, и медленно пошла к воротам. Снова впереди целый день ничегонеделания. Однако вместо того чтобы предаваться тоске, девушка решила купить себе что-нибудь из писчих принадлежностей. По традиции у каждого писаря был талисман, дорогая безделушка, символизирующая принадлежность к данной профессии: считалось, что чем дороже и элегантнее стило и чернильница, тем большую значимость имеют написанные с их помощью слова. Такая традиция Эйтли вполне устраивала. Некоторое время спустя, подсчитав расходы, девушка пришла в замешательство – потраченная сумма оказалась огромна. Впрочем, уверила она себя, ее покупки были высшего качества, поэтому при необходимости она всегда сможет вернуть деньги обратно. «Забавно, – отметила она про себя, пробираясь сквозь квартал мебельщиков, – что у него никогда нет денег. Я получаю двадцать пять процентов от его заработка и могу позволить себе жить в престижной части города, тратить деньги на инкрустированные таблички для письма и серебряные счетные фишки. Он живет в трущобах и не имеет ничего. Конечно, часть его заработка уходит на выпивку, но, с другой стороны, Бардас бывает лишь в тех заведениях, где можно напиться до чертиков по цене стакана вина в приличном месте. На что же он тратит деньги? Я столько лет проработала с этим человеком, но почти ничего о нем не знаю. Мы отлично ладим, работать с ним одно удовольствие. Никогда раньше мне не встречался мужчина, с которым настолько легко общаться. Но что я знаю о нем? Он служил в армии, теперь это известно каждому. Вообще сейчас любой может рассказать о нем больше, чем до недавних пор могла сделать я. Он вырос на ферме, у него есть неопределенное количество братьев и как минимум одна сестра. Он никогда не рассказывал о своих родителях, вероятно, они умерли, либо Бардас просто не любит о них говорить. У него масса знакомых в профессиональном кругу; интересно, а есть ли у него друзья? Он много знает обо мне, хотя что в моей судьбе примечательного? И тем не менее ему всегда интересно, например, почему я не вышла замуж, почему ни с кем не встречаюсь. Странно все это. Девушка нахмурилась, вспомнив многозначительный, понимающий взгляд чиновника. Тот, конечно, ошибался, но Эйтли бы солгала, сказав, что мысль завести с Бардасом роман не приходила ей в голову, но никогда серьезно. В таких отношениях не было будущего, учитывая специфику его профессии. Еще хуже, чем любить моряка – тот хоть изредка бывает дома. Теперь ситуация изменилась: он больше не работает адвокатом, он стал полковником Лорданом, что только увеличило дистанцию между ними. Девушка остановилась напротив лавки, где продавались расписные деревянные чаши. «Если Бардас останется полковником, он перестанет преподавать фехтование, и чем мне тогда зарабатывать на жизнь? Забавно, когда он выступал в судах, я всегда была готова к любой случайности. А сейчас я в растерянности и не знаю, что делать. Я не могу заниматься школой сама и не хочу вновь работать на адвокатов. Проклятие, да что со мною происходит?!» Постепенно Эйтли успокоилась и услышала, как на краю сознания мягкий, но настойчивый голос повторяет: «Когда кажется, что все пропало, купи чернильницу». Она решила, что на данный момент это лучшее, что можно сделать. Обычно торговля в квартале торговцев писчими принадлежностями зависит от времени суток, сезона, спроса и предложений, состояния экономики и настроения в городе. В настоящий момент там царила лихорадка: клерки всех мастей, решив, что конец света близок, тратили деньги, пока они чего-то стоили. По этому случаю торговля в квартале процветала: никогда прежде Эйтли не видела ни такого выбора, ни таких высоких цен. Здесь предлагали писчие доски розового и железного дерева, мозаичные счетные доски, богато инкрустированные мрамором, перламутром и лазуритом, чернильницы – боги, какие здесь продавались чернильницы! – серебряные, золотые, с драгоценными камнями в крышечке и подставке, открытые чернильницы с маленькими желобками для встряхивания излишков чернил, чернильницы из слоновой и моржовой кости, чернильницы в форме роз, поросят, черепов, лошадей, коленопреклоненных людей, женских попок, мальчиков и даже в форме патриаршей тиары. Здесь продавались дощечки для письма, кремово-желтая восковая поверхность их манила, словно песчаный пляж после отлива, и просто умоляла коснуться их стилом, которых тоже было бесчисленное множество: одни ослепляли головокружительной красотой, другие вызывали отвращение своей вульгарностью, изготовленные из перьев орла и перьев павлина, настолько длинных, что при каждом штрихе норовили попасть в глаз. А счетные фишки – несметное количество счетных фишек было рассыпано по прилавкам: фишки из серебра и фишки из золота, крошечные фишки и фишки-гиганты, причудливые фишки с любыми мыслимыми украшениями, включая такие, что, едва взглянув, Эйтли поспешно отворачивалась и совершенно гладкие фишки, на которых имя и титулы владельца могли быть выгравированы прямо на месте высококвалифицированным мастером. Здесь были представлены фишки всех мастей, включая те, цена которых превосходила суммы, которые они могли сосчитать. В этом квартале торговали нарукавниками и козырьками от солнца, увеличительными стеклами, лампами, подсвечниками, миниатюрными весами в изумительной работы коробочках из слоновой кости. А пергамент! Пергамент был везде! Разве в мире найдется столько кораблей, чтобы привезти весь этот пергамент, каждый квадратный дюйм которого отшлифован, посыпан мягкой рассыпчатой пудрой, так что он сияет, как облако в лучах восходящего солнца? Здесь продавались маленькие баночки с чернилами всех цветов и оттенков, которые только может вообразить человек: бирюза и кобальт, кармазин и багрянец, коронерская зелень и шамберленовая лазурь, ремесленный оранжевый, армейский голубой, корабельный коричневый и даже безумно дорогое контрабандное императорское золото, за использование которого без соответствующего разрешения (теоретически) клерк мог лишиться рабочей руки. Чтобы избежать суровой кары, императорское золото разбавляли ничтожным количеством серебряного купороса, который стоил дороже самих чернил и прожигал руку до кости, если случалось вдруг расплескать его. Здесь попадались крошечные перочинные ножи, лезвия которых были не толще древесных листьев и в десять раз острее любой перимадейской бритвы, и ножи побольше, которые юные писари с важным видом носили на поясе, обходя таким образом запрет на ношение оружия в государственных учреждениях. Здесь можно было найти лакированные палочки для размешивания чернил и ситечки из тончайшей золотой проволоки для их фильтрации, скребки для очистки пергамента от старых записей, печати и подставки под них, сургуч, крошечные жаровни и спиртовки для плавки воска, миниатюрные ножички для нелегального изготовления печатей, баночки изумительно мягкой глины для снятия оттиска печати с целью последующей ее подделки. Продавались здесь и портативные ящички для писчих принадлежностей, и шкатулки для хранения бумаг с откидными крышками, которые могли служить в качестве счетных и письменных досок. Они сводили с ума своей красотой, а стоили чуть дороже, чем военный бриг с полным боевым оснащением. Некоторое время спустя Эйтли бессильно опустилась на лавку, от сверкающего великолепия у нее рябило в глазах. Одно из достоинств Перимадеи, которым любили похвастаться перед чужеземцами ее граждане, состояло в том, что почти каждый житель города умел читать и писать. После сегодняшней прогулки девушка всерьез задумалась, не является ли грамотность одной из форм порока. Собравшись с силами, она подошла к книжной лавке, где продавались манускрипты любой формы и содержания, письма на все случаи жизни. Сняв с полки небольшой увесистый томик, Эйтли открыла страницу с оглавлением и прочла нижеследующее: Каждый следующий заголовок был выполнен красным, рядом стоял номер страницы и ссылки, в отдельных местах предыдущий хозяин вписал удачные образцы собственного сочинения. За скромную сумму, равную полутора золотым квотерам, счастливый обладатель этого титанического труда получал возможность никогда более не утруждать себя составлением писем, в какой бы сложной жизненной ситуации он ни оказался. Эйтли не смогла противостоять искушению и, отчаянно торгуясь, приобрела книгу за квотер, отчего продавец принялся причитать, что эта сделка доведет его до разорения. Расплатившись, девушка уселась на каменную скамью под навесом и только собралась посмотреть, что данное руководство предлагает в качестве письма от – Добрый день, – приветливо произнес смутный в свете яркого солнца силуэт. – Прошу прощения, вы помощница мастера Лордана, я не ошибаюсь? Голос принадлежал женщине, иностранке, судя по акценту. Эйтли моргнула и прищурилась. – Кажется, я вас знаю, вы на… – вовремя спохватившись, она проглотила окончание слова «натурал», – вы сестра купца-островитянина, мы познакомились в таверне в день, когда Бардас выиграл у Олвиса. Вас зовут Ветриз? – Совершенно верно, – кивнула островитянка и при села на лавку рядом с Эйтли. – Удивительно, что вы меня помните. – Необходимое качество для людей моей профессии, – ответила девушка, немного отодвигаясь. При обычных обстоятельствах она бы забыла о проклятой девчонке на следующий же день, но недавний разговор Лордана с Патриархом Алексием, закончившийся для первого роковым образом, освежил в памяти образ островитянки. Эйтли охватило чувство инстинктивного отвращения, смешанного с непреодолимым любопытством. В отличие от Бардаса она-то не сомневалась в существовании магических сил, а эта особа, по словам Патриарха, являлась самой могущественной ведьмой в мире. – Я пришла сюда за чернильницей, – с легким смущением сказала Ветриз, – но здесь такой выбор, что я не могу решить, с чего начать. – Если вы воспользуетесь простым советом никогда не платить начальную цену, то не ошибетесь, – вежливо улыбнулась собеседница, лишь потом вспомнив, что иностранка – сестра купца, а потому наверняка знает премудрости этой профессии и не нуждается в советах помощника адвоката. – Вы к нам надолго? – Не уверена, – ответила девушка. – Мы привезли партию консервированных фруктов, которые мгновенно раскупили по совершенно фантастическим ценам. Из-за осады, конечно. Если бы это стало известно раньше, мы бы снарядили два корабля. В любом случае сейчас мой братец занят тем, что бродит по городу, размышляя, что везти обратно. Весь вчерашний день и большую часть сегодняшнего мы закупали веревку. – Веревку? – Да, – повторила она, – веревку. Это ужасно скучно, одна катушка совершенно не отличается от другой. Вен сказал что своим унылым видом я мешаю ему добиться наиболее выгодной цены, и отправил меня в гостиницу. Поэтому я решила пойти купить чернильницу. – Понимаю, – ответила Эйтли, – что ж, в таком случае не буду вас задерживать. «Пусть ты самая великая ведьма на свете, но ты мне надоела. Убирайся, ведьма». – На лотке у фонтана товар попроще и подешевле, а под бело-лиловым тентом можете найти удивительные резные вещички из слоновой кости. – Вы, похоже, знаете все о писчих принадлежностях, – обернувшись, с улыбкой сказала Ветриз. – Не откажитесь помочь мне, иначе, боюсь, под видом произведения искусства мне всучат какой-нибудь хлам. Если бы не мучительное сознание того, что ей совершенно нечем заняться, Эйтли бы извинилась и ушла, сославшись на головную боль (что было бы правдой, поскольку у нее действительно начиналась мигрень). Вместо этого девушка пробормотала, что ей доставит удовольствие помочь чужестранке, и направилась к дешевому лотку. Некоторое время спустя это занятие увлекло ее. Поинтересовавшись, сколько Ветриз намерена потратить, Эйтли услышала в ответ такую сумму, что, не говоря ни слова, перешла к лавке под бело-лиловым тентом; вскоре волнующее очарование покупок за чужие деньги захватило ее целиком, и неприязнь к островитянке отошла на второй план. В сущности, Ветриз с таким вниманием и неподдельным интересом прислушивалась к ее советам, что постепенно отношение Эйтли к девушке стало меняться. Тому способствовало и то, что, приобретя за баснословную сумму восхитительную золотую чернильницу, инкрустированную жемчугом, островитянка выразила желание купить своей спутнице маленький подарок, чтобы как-то отблагодарить за помощь. Маленьким подарком в понимании Ветриз оказался перочинный ножик с тонким стальным лезвием и рукояткой из моржовой кости; на деньги, которые девушка отдала за эту безделицу, небогатая семья могла бы безбедно существовать целый месяц. – Спасибо, это так мило. – Не стоит. – Казалось, Ветриз искренне обрадовалась, что подарок понравился ее новой подруге. – Ах, здесь так много чудесных вещей! Я думаю, нужно прийти сюда с Венартом. Вы бы могли подсказывать нам, какой товар покупать, и получать процент от выручки. Уверена, что это принесет больше дохода, чем старая плесневелая веревка. – Хм… – произнесла Эйтли, представляя свою новую карьеру в качестве консультанта по покупке писчих принадлежностей, – по правде сказать, я не имею ни малейшего представления, что будет пользоваться спросом на Острове. Откуда мне знать, что нравится тамошнему народу. – Девушка непроизвольно помассировала виски; головная боль начинала раздражать ее. – Думаю, это занятие лучше оставить тем, кто знает, что делает, – добавила она, лишь потом осознав, что ее слова, должно быть, звучали оскорбительно. – Мне нужно практиковаться, если я хочу освоить дело, – покачала головой Ветриз. – Строго говоря, мне принадлежит половина всей собственности, Вен только распоряжается ею от моего имени. Вряд ли я когда-нибудь научусь разбираться в мешках с мукой и кувшинах с маслом, но не вижу причин, почему бы не заняться благородными товарами. Не думаю, что они будут продаваться хуже, но, вполне вероятно, принесут даже больше дохода. До сих пор меня останавливало лишь то, что я плохо знаю местные условия и цены. – Девушка повернулась к Эйтли и лучезарно улыбнулась. – Мне кажется, нас свела сама судьба. Ну, что вы решили? Вы даете мне советы, я делаю закупки, и вы имеете двадцать пять процентов с прибыли. – Даже не знаю, – пробормотала спутница. Боль в голове усиливалась, поэтому сосредоточиться становилось все труднее. Кроме того, Эйтли охватило странное чувство, словно ее стремительным потоком несет вниз по течению, хотя она отчаянно пытается плыть вверх. С другой стороны, предложение выглядело весьма привлекательно, хотя девушка едва ли могла оценить даже приблизительную сумму возможного дохода. – Я, наверно, согласна, если вы еще не передумали, – решилась Эйтли. – Но ведь вам придется одолжить у брата денег. – На самом деле нет, – заговорщически прошептала островитянка и довольно глупо ухмыльнулась. Я взяла с собой часть своих средств в расчете, что смогу выгодно вложить их, только умоляю, Вену – ни слова! Пусть он думает, что в этот раз я все купила для себя. В таком случае, если затея провалится, он ни о чем не узнает, а если все пойдет, как я рассчитываю, в следующий раз на вырученные деньги, за исключением вашей доли, конечно, я куплю больше товаров. А учитывая спрос на продовольствие в городе, следующий раз окажется совсем скоро. Ну, как настоящие деловые партнеры, давайте пожмем друг другу руки и скрепим сделку. Пожимая протянутую ладонь, Эйтли не могла избавиться от настороженного недоумения, которое охватывало ее при мысли о том, почему она и Лордан обладают столь необъяснимой притягательностью для этих людей. Они лишь однажды, совершенно случайно, встретились в таверне, а островитянка уже избавила Бардаса от проклятия и взяла ее, Эйтли, в деловые партнеры. «Что там Бардас говорил о головных болях? Не помню, чтобы когда-нибудь моя голова так трещала». |
||
|