"Рождение огня" - читать интересную книгу автора (Коллинз Сьюзен)

23.



Часы... Я до того живо воображаю стрелки, что почти вижу, как они обегáют разбитый на двенадцать секторов круг-циферблат арены. С наступлением каждого часа начинается очередной аттракцион ужасов, новая придумка хозяев Игр, и заканчивается предыдущий. Молнии, кровавый дождь, туман, обезьяны — это всё чередуется в первые четыре часа. Потом, около десяти — волна. Не знаю, что случается в оставшиеся семь часов. Но, уверена, Люси права.

Как раз сейчас идёт кровавый ливень, а мы находимся на берегу, расположенном ниже обезьяньего сегмента, слишком близко к сегменту тумана. Не нравится мне это, ой не нравится! Кто знает — вдруг происходящее не ограничивается только территорией джунглей? Вон, волна, например. А ну как туман просочится из зарослей или обезьяны вернутся...

— Вставайте! — приказываю я, расталкивая Пита, Дельфа и Джоанну. — Вставайте, нам нужно перейти в другое место!

Впрочем, времени достаточно, чтобы рассказать им о том, что тиктаканье Люси навело меня на мысль о часах и о том, что движение невидимых стрелок вызывает к жизни те или иные опасные стихии в каждом секторе.

Думаю, я убедила всех проснувшихся, кроме, разумеется, Джоанны. Та всё, что бы я ни предлагала, встречает в штыки. Однако и она соглашается, что лучше перестраховаться, чем потом локти кусать.

Пока остальные собирают наши скудные пожитки и засовывают Бити в его комбинезон, я бужу Люси. Она просыпается с паническим «тик-так».

— Да-да, тик-так, тик-так, все часы идут вот так. Арена — это часы, ты права, Люси! — говорю я.

На её лице отражается облечение — наверно, потому, что наконец-то кто-то понял то, о чём она, скорее всего, догадалась сразу же, при первом бое часов. Она говорит:

— Полночь.

— Правильно, всё начинается в полночь, — подтверждаю я.

И вдруг в моём мозгу пробуждается воспоминание. Я вижу часы, карманные часы, лежащие на ладони Плутарха Хевенсби. «Всё начинается в полночь», — говорит он. А затем на циферблате искрой вспыхивает и тут же гаснет моя сойка-пересмешница. Теперь становится понятно, что он, похоже, дал мне тогда некую путеводную нить. Но с какой стати ему было это делать? Ведь в то время я была трибутом в этих Играх не больше, чем он сам. Может, он думал, что его подсказка будет полезна мне как наставнику? А может, так и задумывалось с самого начала — вновь забросить меня на арену?

Люси кивает в сторону ливня:

— Час тридцать.

— Точно, час тридцать. А в два вон там поднимется ядовитый туман, — говорю я, указывая на джунгли поблизости. — Нам надо перебраться куда-то в более безопасное место. — Она кивает и послушно встаёт. — Ты пить хочешь?

Протягиваю ей плетёнку с водой, и Люси заглатывает чуть ли не литр. Дельф отдаёт ей последний кусок хлеба — она с готовностью впивается в него зубами. Вместе с вернувшейся способностью к общению весь её организм вновь начинает нормально функционировать.

Проверяю состояние своего оружия. Заворачиваю в парашютик желобок и тюбик с мазью и, перетянув верёвкой из лиан, прикрепляю к своему поясу.

Бити ещё пока плохо соображает, но когда Пит пытается подхватить его на руки, он сопротивляется.

— Где она? — восклицает он.

— Она здесь, — успокаивает его Пит. — С Люси всё в порядке. Она тоже идёт с нами.

Но Бити не слушает его и лихорадочно повторяет:

— Где она?

— А, кажется, я знаю, что он имеет в виду, — нетерпеливо говорит Джоанна. Она делает несколько шагов и подбирает с песка тот самый цилиндр, который я сняла с Бити, когда мы купали его. Он покрыт толстым слоем свернувшейся крови. — Вот эту пакость. Какая-то идиотская катушка с проводом. Из-за неё он и получил нож в спину, когда бежал к Рогу забрать её. Что это за оружие — ума не приложу. Ну разве что откромсать кусок и использовать как удавку. Но, на самом деле, представьте себе — разве Бити способен вообще кого-нибудь удушить?

— Он стал победителем в этих Играх с помощью провода, — возражает Пит. — Изготовил электрическую ловушку. Так что для него это самое грозное оружие.

Что-то есть странное в том, что Джоанна якобы никак не может уловить связь, сопоставить факты. Она явно темнит. Подозрительно!

— А я говорю — ты что-то разнюхала, — встреваю я. — Недаром же ты назвала его Вольтиком и всё такое.

Глаза Джоанны грозно сужаются.

— Да, надо же, какой промах с моей стороны! — цедит она. — Должно быть, отвлеклась, пытаясь помочь твоим маленьким друзьям не окочуриться. Как раз тогда, когда ты... как, бишь, оно было?.. спроваживала Мэгс на тот свет?

Мои пальцы вцепляются в рукоятку ножа на поясе.

— Ну давай, давай, чего ждёшь? Мне плевать, что ты брюхатая, перережу горло на раз! — шипит она.

Я знаю, что не в праве убить её сейчас. Но наша с Джоанной разборка — это всего лишь вопрос времени.

— Может, нам всем стоит быть немного осмотрительнее, — говорит Дельф, посылая мне предостерегающий взгляд. Он подбирает катушку и кладёт её на грудь Бити. — Вот твой провод, Вольтик. И будь поосторожнее с тем, куда ты его подсоединяешь.

Пит подхватывает на руки притихшего Бити. — И куда мы теперь?

— Я бы пошёл к Рогу и понаблюдал бы оттуда. Просто чтобы убедиться, что догадка о часах верна, — говорит Дельф.

Ну что ж, план не хуже любого другого. К тому же, неплохо вновь пошерстить груду оружия. Нас теперь шестеро. Даже без Бити и Люси у нас целых четыре отличных бойца. Какая огромная разница между нынешними и прошлогодними Играми, когда я через сутки после начала Игр была совершенно одна. Да, совсем даже не плохо иметь союзников. По крайней мере, до тех пор, пока можешь отгонять от себя мысль о том, что рано или поздно их придётся убить.

Бити и Люси наверняка загнутся сами, без чужой помощи. Если нам придётся бежать от какой-либо опасности, как надолго их хватит?

Джоанну, положа руку на сердце, я бы убила без зазрения совести, если бы дело касалось спасения жизни Пита. Или хотя бы чтобы заткнуть её поганую пасть.

Вот что мне на самом деле будет необходимо — так это чтобы кто-нибудь расправился вместо меня с Дельфом. Я с этим не справлюсь. Не после всего того, что он сделал для Пита. Надо будет попытаться найти способ столкнуть его с профи. Да-да, свинья я неблагодарная. Но что остаётся делать? Теперь, когда мы знаем о часах, Дельф, скорее всего, не умрёт в джунглях, так что кому-то придётся расправиться с ним в бою.

Думать об этом так невыносимо, что мой ум сам по себе лихорадочно торопится сменить тему. И единственное, что может отвлечь меня от дум о сложившейся ситуации — это фантазии на тему «как бы мне пришить президента Сноу». Признаю — не ах какая мечта для семнадцатилетней девчонки, но как завораживает!..

Мы идём по ближайшей песчаной отмели, ведущей к Рогу Изобилия. Мы осторожны, очень осторожны — на случай, если профи скрываются где-то там. Вообще-то, я в этом сомневаюсь, ведь, проведя столько часов на берегу, мы не заметили поблизости от Рога никаких признаков жизни. Никого тут нет, я так думаю. Только огромный золотой рог и разворошённая куча оружия.

Когда Пит пристраивает Бити в узкую полоску тени, отбрасываемую Рогом, тот зовёт к себе Люси. Она присаживается на корточки около него, и он вкладывает ей в руку катушку с проводом:

— Ты не могла бы помыть её?

Люси кивает, несётся к воде, опускает в неё катушку и запевает какую-то смешную песенку про мышку, бегающую вверх-вниз по часам[9]. Похоже, песенка детская, но Люси явно доставляет удовольствие её напевать.

— О, только не это дурацкое вытьё опять! — закатывает глаза Джоанна. — Сначала она тянула его часами, а потом перешла на «тик-так».

Внезапно Люси распрямляется, напряжённо застывает и тычет пальцем в джунгли:

— Два.

Я смотрю, куда она указывает: там начинает собираться туман.

— Да, смотрите, Люси права. Два часа — туман тут как тут.

— С точностью часового механизма, — говорит Пит. — У тебя котелок варит, Люси.

Люси улыбается и возвращается к прежним занятиям: полощет катушку и напевает песенку.

— О, у неё не просто котелок варит, — говорит Бити, — у неё ещё и интуиция мощная.

Все поворачиваются к Бити, тот, похоже, окончательно пришёл в себя.

— Она может проникнуть в сущность происходящего раньше всех остальных, — продолжает Бити. — Она как та канарейка в ваших шахтах.

— А что это такое? — спрашивает меня Дельф.

— Это такая птичка, которую берут в шахту. Она предупреждает, если воздух в шахте вдруг насыщается газом, — объясняю я.

— Каким образом? Помирает, что ли? — спрашивает Джоанна.

— Сначала она перестаёт петь. Это признак того, что надо убираться. Но если в воздухе слишком много газа, то да, она умирает. А потом и тебе тоже каюк. — Не нравится мне тема об умирающих певчих птичках. Сразу пробуждаются воспоминания о смерти отца, и о смерти Руты, и о смерти Мэйзили Доннер, после которой моя мать унаследовала её канарейку. Ну и, конечно же, я думаю о Гейле, загнанном глубоко в эту проклятую шахту, со смертельной угрозой президента Сноу над головой. Ведь там, внизу, всякие несчастные случаи — не редкость. Умолкшая канарейка, искра — и поминай как звали...

Возвращаюсь к мечте «как бы мне пришить президента».

Несмотря на своё раздражение против Люси, Джоанна в самом радужном настроении — такой я её здесь, на арене, ещё не видела. Пока я пополняю свой запас стрел, она роется в груде оружия и, наконец, торжествующе вытаскивает на свет пару устрашающего вида топоров. Мне такой выбор невдомёк, но это только до той поры, пока я не вижу, как она бросает один из топоров с такой силой, что тот вонзается в разогретый и размякший на солнце золотой бок Рога Изобилия. Ну ещё бы. Джоанна Месон, Дистрикт 7 — строевой лес. Голову прозакладываю — она бросала топоры ещё тогда, когда пешком под стол ходила. Как Дельф с его трезубцем. Или Бити с его проводом. Или Рута с её знанием растений.

Теперь-то я понимаю: у Дистрикта 12 есть ещё один недостаток, с которым много-много лет подряд сталкиваются трибуты из этого дистрикта. Он состоит в том, что мы не спускаемся в шахты до восемнадцати лет. Большинство трибутов других дистриктов успевают научиться чему-то полезному в своих сферах деятельности. В шахтах тоже есть, чему поучиться и что могло бы пригодиться на Играх. Например, как обращаться с киркой. Или со взрывчаткой. Что-то, чего не могут другие. Как мои охотничьи навыки. Но всему этому мы учимся слишком поздно!

Пока я копаюсь в оружии, Пит присаживается на песок и принимается что-то чертить кончиком ножа на большом гладком листе, который он прихватил с собой из джунглей.

Заглядываю через его плечо и вижу: он рисует карту арены. В центре — округлый песчаный остров, на нём — Рог Изобилия, от острова во все стороны расходятся двенадцать песчаных отмелей. Как пирог, разрезанный на двенадцать равных клиньев. Ещё один круг — линия границы воды и ещё один, немного побольше, обозначающий рубеж джунглей.

— Взгляни, как расположен Рог, — обращается ко мне Пит.

Я делаю то, о чём он просит и понимаю, что он имеет в виду.

— Хвост указывает на двенадцать часов, — говорю я.

— Точно, так что здесь, вверху, у нас двенадцать, — говорит он и быстро царапает на циферблате числа от одного до двенадцати. — От двенадцати до часу — зона молний. — Он мелкими буковками пишет: «Молнии» на соответствующем клине. Потом продолжает по часовой стрелке, добавляя «кровь», «туман» и «обезьяны» и последующих секторах.

— А с десяти до одиннадцати приходит волна, — говорю я. Он добавляет «волну». В этот момент к нам присоединяются Дельф и Джоанна, до зубов вооружённые трезубцами, топорами и ножами.

— В других секторах вы случайно ничего необычного не увидели? — спрашиваю я Джоанну и Бити. Может же так статься, что они наблюдали что-то, что было недоступно нашим взорам. Но всё, что они видели, была струящаяся стена крови. — Я так думаю, что кое-что они попридержали в качестве сюрприза.

— Я обозначу те, в которых шуточки хозяев Игр преследуют нас и за пределами джунглей. Постараемся держаться от них подальше, — говорит Питер, диагонально заштриховывая участки берега в «туманном» и «волновом» секторах. Потом он откидывается назад. — Ну вот. Всё-таки, теперь нам известно гораздо больше, чем сегодня утром.

Мы все согласно киваем, и только тогда я замечаю... тишину. Наша канарейка замолчала.

Рассусоливать некогда. Стремительно разворачиваюсь, сходу накладывая стрелу. Насквозь мокрый Рубин выпускает из рук безжизненное тело Люси, и оно падает на песок. Её горло зияет жуткой багровой ухмылкой. Мне достаточно лишь на мгновение увидеть его правый висок, и моя стрела без промаха бьёт в нужное место. За ту секунду, что я накладываю на тетиву другую стрелу, Джоанна погружает лезвие своего топора в грудь Кашмир. Дельф отбивает в сторону копьё, которое Брут метнул в Пита, и нож Энобарии пронзает его бедро. Если бы не Рог Изобилия, за которым укрылись трибуты из Второго дистрикта, им бы не сдобровать — оба сейчас были бы мертвы. Я пускаюсь за ними вдогонку. Бум! Бум! Бум! Выстрелы из пушки подтверждают, что Люси уже не поможешь и можно не заботиться о том, чтобы добить Рубина и Кашмир. Союзники присоединяются ко мне в погоне за Брутом и Энобарией — те на бешеной скорости несутся по отмели к джунглям.

Вдруг земля под моими ногами вздрагивает, я боком заваливаюсь на песок. Остров с Рогом Изобилия начинает раскручиваться. Он вращается всё быстрей и быстрей, стена джунглей превращается в одну размытую полосу. Чувствую, как под действием центробежной силы скольжу к воде, и, завываясь руками и ногами в песок, изо всех сил пытаюсь как-то удержаться на взбесившемся куске суши. Голова кружится, летящий песок сечёт глаза, и я их плотно зажмуриваю. Против этой напасти я совершенно бессильна, остаётся только, стиснув зубы, держаться. Мы останавливаемся как вкопанные, на всём ходу, без замедления.

Отплёвываясь и откашливаясь, ещё немного — и меня стошнит, я медленно сажусь и нахожу своих сотоварищей в том же состоянии, что и я сама. Дельф, Джоанна и Пит удержались на круге. Три трупа выбросило в воду.

Вся свистопляска, начиная с утихшей песенки Люси и до сей поры, заняла минуту-другую, не больше. И вот мы сидим, пыхтя и выскребая песок изо рта.

— А где Вольтанутый? — спрашивает Джоанна. Мы вскакиваем. Неверной походкой обойдя Рог, убеждаемся, что Бити исчез. Дельф обнаруживает его в воде, метрах в двадцати от нас — Бити еле-еле держится на поверхности. Дельф без размышлений кидается в воду и плывёт, чтобы вытащить его.

Но тут я вспоминаю про катушку с проводом — очень уж она была важна для Бити. Лихорадочно оглядываюсь. Где она? Да где же она? И вижу — вон она, по-прежнему в руках Люси, далеко отсюда, в воде. Мой желудок чуть не вывовачивает при мысли о том, что мне предстоит сделать дальше.

— Прикройте меня, — бросаю я остальным, отшвыриваю своё оружие и сломя голову несусь по отмели поближе к тому месту, где на волнах качается тело Люси. Не замедляя бега, бросаюсь в воду и плыву к нему. Уголком глаза вижу нависающий над нами планолёт, его захват уже начал опускаться, чтобы подобрать мёртвую Люси. Но я не останавливаюсь, гребу что есть силы и с налёту врезаюсь в её тело. Выныриваю, задыхаясь, и стараюсь не наглотаться воды пополам с кровью, вытекающей из зияющей раны на шее Люси. На поверхности её удерживает пояс. Она плавает вверх лицом, уставившись невидящими глазами в безжалостное солнце. Удерживаюсь на одном месте, перебирая в воде ногами, и выдираю катушку из мёртвой хватки её пальцев. Больше я ничего не могу сделать, кроме как закрыть ей глаза, прошептать последнее «прости» и уплыть прочь. К тому времени, как я бросаю катушку на песок и выбираюсь на сушу, её тело уже исчезло. Но во рту я по-прежнему ощущаю вкус её крови, перемешанной с солёной водой.

Направляюсь обратно к Рогу. Дельф доставил Бити на берег в целости и сохранности, правда, слегка перепившим солёной водички, и теперь тот сидит, отплёвываясь и отхаркиваясь. Он вовремя вцепился в свои очки и сумел сохранить их, так что, к счастью, он у нас зрячий. Я кладу катушку ему на колени. Витки проволоки ярко сияют на солнце, больше на них нет и следа крови. Он отматывает немного и пропускает проволоку между пальцев. Это впервые я ясно рассматриваю провод, и он непохож ни на один из тех, что мне доводилось видеть. Бледно-золотого цвета, а толщиной не больше волоса. Интересно, сколько же там намотано? Наверно, несколько километров, катушка-то увесистая. Но я ни о чём не спрашиваю, понимая, что всего его думы сейчас — о Люси.

Я смотрю на серьёзные лица моих сотоварищей. Теперь и Дельф, и Джоанна, и Бити потеряли своих партнёров по дистрикту. Я подхожу к Питу и обвиваю его руками. Несколько мгновений мы все молчим.

— Давайте убираться с этого грёбаного острова подобру-поздорову, — наконец, молвит Джоанна.

Вот только соберём оружие — по большей части, его удалось сохранить. К счастью, лианы здесь крепкие, желобок и тюбик с мазью, завёрнутые в парашютик, по-прежнему надёжно прикреплены к моему поясу. Дельф стаскивает с себя майку и перевязывает ею рану на бедре, оставленную ножом Энобарии, она оказалась неглубокой. Бити считает, что вполне оправился для того, чтобы идти, если только идти не торопясь. Я помогаю ему встать. Мы решаем направиться к тому берегу, который лежит под двенадцатью часами. Это предоставит нам несколько спокойных часов вдали от всяких там отравляющих веществ. А потом Пит, Джоанна и Дельф разом направляются в три разные стороны.

— Двенадцать, так ведь? — говорит Питер. — Хвост указывает на двенадцать.

— Указывал. До того, как они нас раскрутили, — возражает Дельф. — Я сужу по солнцу.

— Солнце указывает только, что пошёл четвёртый час, — присоединяюсь я к спорящим.

— Я так понимаю, Кэтнисс имеет в виду, что если мы знаем, который час, то это совсем не значит, что мы тогда точно знаем, где на циферблате находятся эти самые четыре часа. У тебя может быть только общее ощущение направления. Разве что ты предполагаешь, что они поменяли местоположение и внешнего кольца джунглей, — говорит Бити.

Ой, нет, куда там Кэтнисс до таких высоких материй. Бити изложил целую теорию, выходящую далеко за рамки моего замечания насчёт солнца. Но я живо киваю, дескать, да, именно это я и имела в виду.

— Так что любая из этих отмелей может вести к двенадцати часам, — говорю я.

Мы огибаем Рог Изобилия, зорко наблюдая за джунглями. Какие же они всё-таки однообразные! Я припоминаю то высокое дерево, в которое ударила молния в полночь, но в каждом секторе имеется похожее дерево. Джоанна предлагает пойти по следам Энобарии и Брута, но их то ли занесло песком, то ли смыло. Совсем непонятно, где и что находится.

— Не надо было мне говорить про часы! — горько сетую я. — Теперь они отобрали у нас и это преимущество.

— Только временно, — утешает меня Бити. — В десять мы снова увидим волну, и тогда всё пойдёт своим чередом.

— Да, не могут же они вот так сразу перестроить всю арену, — поддакивает Пит.

— Да какая разница! — нетерпеливо ворчит Джоанна. — Ты должна выбрать хоть какое-нибудь направление, не то мы вообще никогда не стронемся с места, безмозглая ты ослица.

Как ни странно, её логичный, хоть и презрительный комментарий, — на мой взгляд единственно дельный. Да, нужно указать всё равно куда, лишь бы все начали двигаться.

— Да давайте же, я сейчас умру от жажды! — продолжает Джоанна. — Неужели никто и ничего здесь нутром не чует?

Мы выбираем отмель наугад и шагаем по ней, не имея ни малейшего представления, куда направляемся. Подойдя к джунглям, внимательно вглядываемся в них, пытаясь угадать, не скрываются ли там какие-нибудь неприятности.

— Так, по моим расчётам, сейчас время для обезьян. А я здесь ни одной не вижу, — говорит Питер. — Пойду-ка продырявлю дерево.

— Нет, теперь моя очередь, — возражает Дельф.

— Тогда я постою на страже, — предлагает Пит.

— С этим прекрасно справится Кэтнисс, — говорит Джоанна. — Нам нужно, чтобы ты нарисовал другую карту. Ту унесло водой. — Она срывает с дерева широченный лист и протягивает ему.

На секунду у меня возникает подозрение, что нас пытаются разделить и укокошить по одному. Да нет, что-то не сходится. Перед Дельфом, копающимся в дереве, у меня будет преимущество, а Питер намного больше и сильнее Джоанны. Поэтому мы с Дельфом отходим метров на пятнадцать в глубь джунглей, он находит подходящее дерево и начинает раз за разом втыкать в кору нож, проделывая в ней отверстие.

Стою там, держа лук наготове, и никак не могу отделаться от чувства, что происходит что-то странное, причём это касается Пита. Вспоминаю всё, что случилось с того момента, как прозвенел гонг, пытаясь найти источник беспокойства. Сначал Дельф снимает Пита с его стартового диска. Потом тот же Дельф заставляет сердце Пита вновь забиться после удара силового поля. Мэгс кидается в туман, чтобы Дельф мог нести Пита. Наркоша бросается и закрывает его собственным телом от атаки обезьяны. Схватка у Рога была короткой, но и там — разве Дельф не отразил копьё, направленное в Пита, при этом дав Энобарии всадить нож в его, Дельфа, бедро? Вот и сейчас Джоанна задерживает его под предлогом нарисовать другую карту, лишь бы не пустить его в рискованную прогулку по джунглям...

Словом, нет сомнений: по совершенно недоступным моему пониманию причинам некоторые из победителей всеми силами стараются сохранить ему жизнь, хотя это зачастую и означает ставить на карту свою собственную.

Нет, ума не приложу, что происходит. Во-первых, это моя работа — охранять Пита. Во-вторых, в чём смысл? Только один из нас выживет. Почему же они сделали такой выбор — спасать Пита любой ценой? Что такого мог им сказать Хеймитч, чем он их подкупил, что они ставят жизнь Пита выше своих собственных жизней?

Мне хорошо известны причины моего собственного выбора. Питер мой друг, и спасти его — это мой способ ведения войны с Капитолием, способ борьбы с этими ужасными Играми. Но если бы меня с ним ничто не связывало, что тогда могло бы меня заставить спасать его, рискуя собственной жизнью? Конечно, он храбр, но мы все не робкого десятка, раз умудрились выжить в Голодных играх. Конечно, в нём живёт множество достоинств, которые трудно не заметить, и всё же... Вот когда ко мне сама собой приходит мысль о том, чтó Питер может делать такого, с чем мы, другие, не справимся. Слова. Он умеет пользоваться словами. На обоих интервью он несколькими словами перечеркнул усилия всех остальных участников. И, может быть, как раз эти его основные достоинства — доброта, порядочность и мужество — могут привлечь на его сторону массы, нет, даже не массы, а всю страну, и ему для этого достаточно сказать лишь несколько слов.

Я помню, как когда-то размышляла на тему о том, что именно таким даром должен обладать лидер нашей революции. Неужто Хеймитчу удалось убедить других победителей в том, что способность Пита увлекать словом с большей пользой послужит делу борьбы против Капитолия, чем все наши чисто физические усилия? Не знаю... По-моему, ожидать такого самопожертвования от некоторых трибутов — это чересчур. То есть, мы же тут о Джоанне Мейсон говорим! Но какое ещё объяснение может быть тому, что они идут на всё, только чтобы спасти жизнь Питу?

— Кэтнисс, где там твоя трубочка? — спрашивает Дельф, рывком возвращая меня к действительности. Я обрезаю лиану, крепящую желобок к моему поясу и протягиваю его Дельфу.

И вдруг слышу крик. Полный такого ужаса, такой муки, что у меня кровь стынет в жилах. Как мне знаком этот голос! Я роняю желобок, забываю, кто я, где я и что со мной, знаю только, что мне надо к ней, защитить её, спасти... Я очертя голову бегу на звук её голоса, не взирая на опасности, продираясь сквозь лианы и ветви, снося по пути всё, что мешает мне добраться до неё.

До моей младшей сестры.