"Берегите бороду" - читать интересную книгу автора (Лосева Александра Анатольевна)

Глава 9

Ощущение было такое, будто весь мир состоит из одного только леса. А весь лес — из одних только полян. Ни тебе буераков, ни лощин, ни прогалин — только узенькие полоски перелеска из чахлых осин, и снова — поляна. Стив возненавидел эти зеленые лесные проплешины всей своей дварфской душой, но лесу, разумеется, до его страданий не было никакого дела. Более того, постылые осины беспечно помахивали ветками и шелестели, когда их аккуратно трогал ветер, а на растреклятых полянах нагло желтели лютики. И хоть бы один завалящий камушек! И все наслаждаются! Того-этого, хрень Мораддинова, наслаждаются ведь! Зверь шастает по кустам с любопытством на морде, Зулин жмурится на солнце, Иефа мурлычет себе под нос что-то слащавое и благосклонно поглядывает на Ааронна, а уж Ааронн… Ну да, какое дело этому паразиту лесному, друиду недоделанному, что он, Стив, истомился и замучился, и что сил его больше нет, и с души воротит, а тут еще и слова не скажи — пигалица засмеет… Они с Иефой еще вчера, мокрые и чумазые, с ненавистью глядя друг на друга, объявили перемирие. А ведь по сути дела — бойкот. И теперь совсем никакой радости в жизни не осталось — даже не поругаться всласть. А еще Зулин так некстати под руку подвернулся, по плечу жалостливо похлопал и сказал, мол, ничего, друг любезный, милые бранятся — только чешутся, это, мол, еще его учитель так говорил, а учитель у него — старик башковитый. Подеретесь, мол, еще разика эдак четыре — и наступит в семье мир да благодать. И в какой это семье, спрашивается?

Нет, невозможно, невозможно дварфу в лесу!

«— Слушай меня, дорогой Балахончик, очень внимательно, потому что в твоей молочной голове мозги изначально не предполагались, и мудрости в ней взяться неоткуда. Если двое разнополых существ орут друг на друга, как свиньи недорезанные, дерутся и вспыхивают по пустякам — ситуация проста. Либо они друг друга любят, либо терпеть не могут. Что, по сути дела, одно и то же. Есть, конечно, вариант, когда один другого любит, но без взаимности, и от этого вызывает ужасное раздражение у предмета своих чувств. Но это редко, потому что люди, да и нелюди тоже, слишком любят себя, чтобы тратить жизнь на того, кого раздражают. Но и эта ситуация разрешима. Скорее всего, если влюбленный отличается упорством, очень скоро он достанет свою жертву так, что вместо раздражения начнет вызывать жгучую ненависть. А это, как я уже упоминал, равносильно любви. Так что финал у истории в любом случае печальный. Почему? Да потому что скучный и предсказуемый. Даже не спрашиваю, понял ли ты меня — вижу, что нет. Не напрягайся, сын мой, — и не поймешь…

— Учитель, а как же огневик? Вы сказали, что будете объяснять про огневик, а сами…

— Демон Баатора! Бобры — и те умнее, потому что запруды требуют недюжинных архитекторских и даже инженерных способностей. Кстати, запруды по сути своей очень напоминают человеческие комплексы. Со стороны кажется, что вода в них стоячая, и никуда не течет, и вот-вот зарастет ряской, но это только видимость. На самом деле вода течет и течет себе незаметно по своим делам через тайные ходы и уносит всю грязь в большой мир. Нет, не такие бобры идиоты, чтобы глотать собственные комплексы. Для этого существуют реки с проточной водой.

— Учитель, при чем тут бобры?!

— А при том, любезный, что твое коллективное бессознательное напрочь лишено логики. О чем мы говорили?

— О том, как сотворить и направить огневик.

— Я еще не впал в маразм, чтобы напоминать мне очевидные вещи. По-моему, я все довольно внятно объяснил.

— Я не понимаю…

— О боги! Я учу тебя не делить мир на белое и черное, что же тут неясного?!

— Но… Огневик… Разве мы не…

— Пошел вон из моей башни, чурбан неотесанный! Я не нанимался обучать тебя грамоте! Если ты умеешь читать, возьми книгу и прочитай — это элементарное заклинание! А я не намерен тратить время и учить тебя тому, что ты способен выучить сам! У меня есть дела поважнее.

— Но вы же сами, Учитель, вы же сами сказали, что будете учить меня…

— Думать! Я буду учить тебя думать, если, конечно, такое вообще возможно! Думать, сопоставлять и понимать! И пока ты не научишься думать самостоятельно, буду водить тебя на фиолетовых помочах и лупцевать по твоей угольно-черной заднице, а если и это не поможет, я превращу тебя в громадную жабу и подарю князю Тарийскому! Он поставит тебя на трюмо, и ты будешь служить для его жены зеркалом! И если не хочешь каждый день лицезреть эту сварливую бабищу неглиже, иди и читай, читай, читай, черт тебя побери совсем!»

Старикашка Мо так и не научил Зулина создавать и направлять огневик. Зулин учился сам, потея над старой пыльной книгой, в которой страницы были потерты и заляпаны так, будто в них заворачивали свиной окорок. Создать было проще, чем направить. А направить — проще, чем ликвидировать последствия. Баламут ругался последними словами и обещал сдать Зулина Большому совету, на опыты, а Зулин огрызался, что, мол, хоть какая-то польза будет, может, хоть Большой совет поднапряжется и выяснит, откуда он, Зулин, взялся. Мо наливался пунцовой краской и кричал, что в этом гребаном мире есть только один маг-гений, способный выяснить, откуда берутся такие идиоты, а Зулин молча елозил тряпкой по стене, оттирая копоть. «И что теперь я имею в запасе? — озабоченно размышлял планар, не глядя шагая вслед за проводником. — Ну, я могу послать пару-тройку огневиков, но не факт, что попаду. Ну, допустим, я не подожгу собственную партию и, может быть, даже выведу из строя нескольких противников — а дальше-то что? А дальше ничего хорошего, потому что я сутки буду лежать колодой, пока восстановятся силы. Почему Зодчий прятал от меня всякие упоминания о восстановлении жизненной энергии? Не самое ведь тайное знание, и против других его не используешь. Ну, разве убудет, например, от этого леса, если я вытяну немного из него для восстановления сил? Нет, непонятно…» Зверь, досыта наигравшийся в следопыта, сновал где-то в кустах, лишь изредка интересуясь у хозяина, скоро ли обед. Зулин даже не отвечал ему — до того углубился в свои мысли. Нелепая драка накануне привела мага в состояние глубочайшего уныния — и вовсе не потому, что Зулин переживал за своих спутников. Нет. Зулин вообще не переживал — он был в панике. Драка в самом начале похода — по крайней мере, так всегда утверждал Баламут — является первым признаком того, что руководителя нужно засунуть поглубже в… Дальше речь шла о физиологии троллей, и думать об этом Зулину совсем не нравилось. Он пытался отвлечься от тролльей тематики и «проанализировать ситуацию», но стоило только взглянуть на вздернутый до небес нос полуэльфки и насупленную физиономию дварфа, как тоскливое предчувствие встречи с троллями возвращалось с новой силой. Что делать дальше? Эти двое терпеть друг друга не могут, и будет не удивительно, если арбалетный болт, пущенный бардом в залетного гоблина, вдруг — совершенно случайно — воткнется в спину дварфу. И потом — как же командная работа? Как же горячие обсуждения сложившейся ситуации под его, Зулина, чутким руководством, совместные поиски истины, в конце концов?! Леший с ним, с проводником, он птица вольная, да еще и старший брат Натана, да еще и королевских кровей, да еще и лес знает раз в триста лучше, чем Зулин — свою магию… Но эти, хотя бы эти двое — неужели так трудно понять, что коллектив… «Запомни, мой дорогой Балахончик — твоя тупость исходит исключительно из твоего стремления влиться в стадо. Это у тебя в крови, ты в этом почти не виноват, но у тебя есть мудрый наставник, а значит, есть шанс оседлать свою тупость. Запомни — стремление превратить любое скопление индивидуумов в табун так же противоестественно и нелепо, как попытки петь хором религиозные гимны сидя лунной ночью на сеновале в обществе обнаженной девицы…» Эх… Где ты, безумный старикашка Мо, с твоими заумными сентенциями и непонятными советами? Лучше бы боевой магии обучил, так тебя растак… «Работай над собой, Зулин!», «Не занимайся ерундой, Зулин!», «Не будь занудой, Зулин!»… Зулин, Зулин…

— Зулин! Зулин, ты слышишь меня или нет? Зулин, очнись! — мага кто-то дернул — довольно бесцеремонно, кстати, — за рукав, и перед глазами замаячило недоуменное лицо Иефы.

— А? Что такое? — Зулин завертел головой, осматриваясь. — Мы где?

— На поляне, — сумрачно пробурчал дварф, ковыряя землю рукоятью топора. — Вот удивительно, правда?

— А почему остановились? — нахмурился планар. — Что за внеплановый привал? До темноты еще часа три как минимум, или я ошибаюсь?

— Зулин, очнись! — повторила Иефа, презрительно фыркнув. — Ты что, совсем ослеп?

— Он о высоком думает… — начал было Стив, но сник под насмешливым взглядом барда.

— Я не понимаю, — рассердился планар. — Что такого я должен увидеть?!

— Если ты сделаешь мааааленький шаг вправо — или влево, как тебе больше нравится, — и перестанешь разглядывать кору этого трухлявого ясеня, ты, без сомнения, увидишь нечто весьма любопытное… Занятное, я бы даже сказала… Такое, знаешь ли, вполне лесное зрелище… Мухи там, червячки всякие — в общем, все как положено… — в голосе полуэльфки послышались визгливые нотки.

— Иефа, остановись. Остановись и возьми себя в руки.

Полуэльфка замолкла на полуслове, жарко покраснела и отошла. Ааронн посмотрел ей вслед, удовлетворенно кивнул и повернулся к Зулину.

— Кое в чем она все же права, — сказал он, лениво прищурившись. — Тебе, как руководителю партии, действительно стоит на это посмотреть.

Зулин, которому ужасно не понравился тон, каким было сказано «руководитель партии», досадливо дернул плечом и вышел на поляну. «Зверь, ты где?» — спросил он, оглядываясь по сторонам. «Меня тошнит», — протелепал фамильяр из ближайших кустов.

— И надо было истерики катать, — пробурчал за спиной у мага Стив. — Подумаешь, труп. Трупов она, что ли, не видела? Вот и спрашивается, какой прок в лесу от нервных барышень…

— Стив, помолчи! — Зулину вдруг стало душно, и он стянул с головы капюшон. — Помолчи, Стив.

— Да я и так уже молчу, — удивился дварф. — Чего сто раз-то повторять?

Зулин сглотнул вязкий ком слюны и огляделся. Пучки травы, вырванной с корнем, валялись по всей поляне, земля была взрыта и раскурочена, а ближе к противоположному краю над чем-то темным и непонятным, в чем смутно угадывались очертания тела, вился веселый мушиный рой. Совсем некстати Зулин подумал, что ведь тоже никогда — если не считать Маркуса Тарийского — не видел трупов, и… И вот интересно, его будет тошнить, как Зверя, или начнется нервный тик, как у Иефы? Хорошо бы, чтобы просто нервный тик, его можно списать на язвительность натуры… Зулин вытер пот со лба и посмотрел на Ааронна.

— Кто это?

Эльф вопросительно поднял бровь.

— Я имею в виду, ты его осматривал? — пояснил Зулин.

— Нет, — Ааронн как-то странно посмотрел на мага и, кажется, даже слегка усмехнулся, совсем чуть-чуть. — Я подумал, что будет правильней, если сперва посмотришь ты. Я ошибся?

— А? Нет-нет, все правильно… — Зулин вздохнул и пошел к телу — как в пропасть шагнул. Подошел, нагнулся и — ничего не почувствовал. Ну, то есть, совсем ничего. Кишащая насекомыми, немилосердно воняющая смерть на залитой солнцем поляне не вызвала в планаре даже намека на эмоцию. Любопытство? Зулин поймал себя на том, что разглядывает тело с живым интересом исследователя флоры и фауны.

— Кто… Кто это? — спросил он совсем другим тоном и выпрямился. — Я таких еще не видел. Гуманоидного типа, это понятно, но весь шерстью зарос. И одежда на нем странная. Это какое-то лесное племя?

— Это гхолл, — Ааронн подошел к трупу и присел на корточки. — Ты никогда не видел гхоллов? В прочем, неудивительно. Они друиды по праву рождения и по крови, из леса не выходят. Странно, что он оказался так близко к тракту…

— Близко? — Стив с недоверием рассматривал нелепо выгнувшееся, поросшее короткой бурой шерстью тело в изодранных одеждах. — Мы два дня топаем без остановки, меня от леса уже мутит, а ты говоришь, близко?

— Для гхоллов — слишком близко.

— Зачем было его убивать? — подала голос Иефа с противоположного края поляны и повернула к спутникам бледное лицо. — Да еще так… грубо.

— А ты откуда знаешь, как его убили? — удивился Стив.

— Я чувствую… — она потерла шею и затравленно оглянулась. — У меня как будто давит… Нет… Как штырь… Боги, да его же исполосовали всего! Он уже умер, а они все били, били!.. Зачем?!

— Боялись… — задумчиво проговорил Ааронн, рассматривая диковинный амулет на шее гхолла. — Они очень сильные друиды, а этот еще и магистр. Гхоллы не терпят в своих лесах никого, а тем более, гоблинов, которые не отличаются деликатностью. Так что с этими семью нам придется изрядно попотеть.

— С пятью, — сказала Иефа.

— Что?

— С пятью. И еще шаман. Ну, кобольд, о котором ты говорил.

— Иефа, ты что, ясновидящая? — в меру иронично поинтересовался Зулин.

— Нет, у меня просто со зрением все в порядке. На тракте Ааронн сказал, что их было семь и, возможно, еще кобольд. Одного убил гхолл — тут свежая могила возле кустов, а еще один был тяжело ранен — вон, видите, деревца срезаны, его явно на носилках унесли. Раз не закопали, значит, был еще жив. А раз своими ногами не шел, значит, проживет недолго. Так что их пять.

— А кобольд?

— Что — кобольд?

— Кобольда ты откуда взяла?

— Оттуда, что тут валяется такая серебряная штука на порванном шнурке, до которой, если я правильно помню, руками дотрагиваться нельзя. Мне кажется, она такая же, как тот амулет, который мы нашли в палисаднике, возле кузницы. Там были черные тряпочки, а черные тряпочки оказались обрывками одежды шамана, а шаманом был…

— Иефа!

— Нет, шаманом был кобольд.

— Иефа, я что, похож на идиота?! — Зулин почувствовал знакомое глухое раздражение.

— Ну, как тебе сказать… — задумчиво пробормотала полуэльфка.

— Я смотрю, наш бард вполне пришел в себя, — заметил Ааронн.

— Лучше бы ты по сторонам смотрел, — пробурчал Стив, — а не на барда нашего. А то что ж это выходит — Иефа нам и за барда, и за следопыта…

— Стив! — рявкнул Зулин. — Я, кажется, просил тебя помолчать! Ааронн увидел все, что ему нужно было увидеть!

— Просто он собирался нам сообщить об этом уже вечером, у костра, поражая всех невозмутимым видом и следопытской смекалкой, — тихо-тихо сказала Иефа. Ааронн коротко глянул на полуэльфку и усмехнулся. — Зулин, — добавила она значительно громче, — тебе нужен этот амулет? Или можно о нем не беспокоиться?

— Нужен-нужен, — Зулин сердито прошагал к барду и осторожно упрятал амулет в мешочек на поясе. — Нужно осмотреть поляну как следует. Может, найдем еще что-нибудь.

— Ничего мы здесь больше не найдем. — Ааронн поднялся на ноги. — К сожалению, я плохо знаком с погребальными обрядами гхоллов, поэтому придется его просто похоронить.

— Кого? — равнодушно спросил Зулин.

— Друида, — Ааронн внимательно посмотрел на Зулина. — Ты же не предлагаешь его так оставить?

— А, да, действительно, — смутился Зулин.

* * *

Костер был таким теплым, мирным и уютным, что руки сами собой тянулись потрогать огонь. Иефа тихо перебирала струны лютни и думала о том, что все в этом мире одинаково. Если сунуть руку в костер, будет ожог. Если распахнуть душу, в нее плюнут. И чем ласковей и преданней смотрит на тебя твой собеседник, тем вероятнее, что он просто нацелился на твой кошелек, на твое тело, твою свободу или твою жизнь. От этих мыслей Иефе было расслаблено и грустно, и хотелось уткнуться носом в подушку, обнять теплый собачий бок и слушать, как за окном шумит дождь. Когда-то давно у Иефы была собака. Вспоминать об этом было больно.

— Иефа! Иефа, Мораддин тебя возьми! Тебя сторожить посадили, а не на лютне тренькать!

Ну да, Стив, кому же еще. После поляны с мертвым гхоллом они шли еще три дня, и дварф все упражнялся в остроумии, называя Иефу то кисейной барышней, то нервной девицей, то еще как-то там — в конце концов, полуэльфке стало скучно огрызаться, и она просто перестала слушать. Она действительно никогда раньше не видела смерть вот так, на расстоянии вытянутой руки, нагретую августовским солнцем, деловитую, жужжащую, наглую, неприкрытую… И еще. Никогда раньше Иефа не чувствовала, как эта смерть наступила. Целых три дня хотелось завязать горло платком, потому что по нему елозила невидимая рука, а в спине и где-то под сердцем затаилось воспоминание о чужой невыносимой боли. И еще бока — тихо и преданно саднили бока, как будто по ним били когда-то давно-давно…

Пламя костра начало расползаться и принимать знакомые очертания, такие знакомые, что…

— Иефа, ты спишь? Ты не спи, а то проворонишь все на свете. Беда нам с этой нервной девицей…

Ну да, Стив. Как всегда, невероятно оригинален и непредсказуем. Дварфский искрометный юмор. Иефа отогнала дрему, подобравшуюся слишком близко, и тронула струны, чтобы хоть чем-то себя занять. Дежурства казались ей абсолютно бесполезным времяпровождением. Какой смысл вглядываться в серые ночные сумерки, если все равно ничего не увидишь. Конечно, в темноте эльфы видят, как кошки, а в ней эльфийской крови достаточно, спасибо мамочке, но что толку? Если кому-то захочется организовать неожиданное нападение, вряд ли этот кто-то будет подходить к лагерю с факелами и фанфарами. И так много, много, много мыслей в голове по ночам…

Только увидев мертвого друида на поляне, она окончательно поняла, что все это — не игрушки. Ей снились странные сны, каким-то непостижимым образом — в этом она была уверена — связанные с их дурацким походом, но рассказывать сны сопартийцам Иефа не решалась. Засмеют ведь. Ее бесило, что Зулин упрямо скрывает информацию и что приходится обо всем догадываться самой, а планар только надувает щеки и многозначительно молчит, но при этом требует делать выводы, и это так глупо, глупо…

И Ааронн тоже темнит, иногда складывается впечатление, что он просто смеется над всеми. Что ж, имеет право. Он умнее, опытнее, больше знает, просто неизмеримо больше… И все-таки в ответ на его редкие глубокомысленные замечания Иефе ужасно хотелось крикнуть что-нибудь резкое, обидное, уколоть побольнее, сбить с темноглазого эльфа спесь, показать, что она, Иефа, дочь Низаниель, Светлой Радости Леса, тоже чего-то стоит! Стоит, хоть и полукровка, хоть и не нужна никому, начиная с собственной матери. И конечно, она ничего не кричала, а язвительно кривила губы и выгибала надменно бровь, и презрительно фыркала, и насмешливо смотрела, и вот так они играли в умудренных жизнью циников, которым все ни по чем… Пока не вмешивался Стив, которого эльф раздражал просто до не возможности, и вот уж он, Стив, говорил это самое резкое, чтобы показать и доказать, и сбить спесь, и поставить на место, и Иефе становилось за него так стыдно, стыдно…

Иногда среди товарищей по походу Иефа чувствовала себя шпионом во вражеском лагере: приходилось все замечать, ко всему прислушиваться, запоминать каждый случайный взгляд, движение, секундный сбой контроля над эмоциями, редкие оговорки, и то, что было сказано самому себе, и то, что не было сказано вообще. Ощущение такое, будто ступаешь по тонкому льду и все ждешь, когда он треснет и подломится, и темная вода утащит вниз, на дно, на водоросли спать…

Несколько раз Иефа слышала, как Ааронн озабоченно пробормотал себе под нос, разглядывая одному ему видимые следы: «Но почему так явно?..» Потом Зулин сказал сам себе, разглядывая медальон: «Неужели опять метка…», потом долго совершал над вещицей какие-то сложные манипуляции и, в конце концов, взял и закопал ее у корней раскидистого дуба. На второй день после поляны с гхоллом Зулин вдруг стукнул себя по лбу и раздал сопартийцам отвратительных глиняных кошек, объяснив это так, что в случае чего кошку надо разбить, и тогда он, Зулин, будет об этом знать. Тогда тоже прозвучало слово «метка». Иефа не разбиралась в магии, но сопоставить одно и другое вполне могла. Если кошки — «метка», и медальоны тоже — «метка», значит, медальоны — во-первых, способ связи между отрядами и кем-то, кто ими управляет, и, во-вторых, способ отслеживания этих самых отрядов. И очень хотелось спросить, одинаковая ли магия на кошках и медальонах, и если одинаковая, то кто готовил кошек, и какого вида магия на метках — черная или… Хотя нет, вот об этом Иефа спрашивать бы не стала. Почему-то она и без всяких вопросов-ответов была уверена — черная.

Было еще произнесено это странное, какое-то скользкое имя — Векна. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Непритязательное V в серебряном круге и скользкое имя. Но что дальше? Кто такой этот Векна, Иефа не знала, а Зулин, по своему обыкновению, загадочно молчал.

И еще Стив. Стив и его неприметный коричневый мешок с неизвестным содержимым, мешок, который он берег, как зеницу ока, и еще ни разу с начала похода в него не заглянул. Черт возьми, в этом отряде у всех какие-то тайны! Где был Ааронн перед выходом из города? Кто отделал его и Натана так, что они больше напоминали мешки с прогнившей соломой, чем эльфов? Что украли из гильдии? Почему Ааронн вздыхает и качает головой, рассматривая следы? Иногда Иефе казалось, что кто-то умело дергает их за невидимый поводок, и они послушно идут туда, куда нужно. Если она правильно поняла бормотание Ааронна, следы оставляют намеренно четкие и ясные, а это значит, значит… По спине пробежал холодок, лютня жалобно тренькнула, отзываясь на судорожное сжатие пальцев. Иефе стало страшно. Это значит, что партия с песнями и плясками, исполненная оптимизма, идет прямо на колья. Это значит, что напасть могут и через час, и через минуту, и прямо сейчас, а все спят, и какой из нее, Иефы, сторож!

— Стив, Стив, проснись, — Иефа тронула дварфа за плечо. — Слышишь меня? Стив! Погоди, не хватайся за топор. Тихо. Видишь ли, мне кажется, что…

— Сколько их?

— Кого? А, в смысле… Нет, Стив, никто не напал, просто мне кажется…

— Иди ты… — дварф заворочался и сердито спрятал нос в плащ. — Если у тебя нервишки шалят, мяты пожуй. Кажется ей… Когда нападут, тогда разбудишь. А пока тебе только кажется, лучше не приставай, а то тумака дам спросонья.

— Стив! — Иефа чувствовала, как паника набирает обороты. — Стив, пожалуйста, ну как ты не понимаешь… Стив…

— Иефа, оставь его в покое, — Ааронн приподнялся на локте и насмешливо посмотрел на съежившуюся полуэльфку. — Если тебе не сидится на месте, походи вокруг лагеря. Кстати, с точки зрения безопасности, это гораздо логичней, чем сидеть у всех на виду в свете костра и играть на лютне. Да и что за страхи, в конце концов? Ты что, боишься темноты, как маленькая?

— Надо же, какой разговорчивый стал к ночи, — оскорблено пробормотала Иефа и поднялась на ноги. Ночной ветерок шаловливо трогал пряди на затылке. Маятно и неспокойно было на душе. Иефа вздохнула, посмотрела было еще на огонь, но сидеть на одном месте не было просто никаких сил. Все казалось — и уж так сильно казалось! — что кто-то смотрит в спину, и кто-то подкрадывается в темноте, и кто-то целится прямо в сердце, и в который раз появилась печальная мысль о том, что стрелять и драться, как следует, она так и не научилась. Нужно было срочно что-то делать, что-то значительное и нужное, чтобы не перепугаться окончательно.

Иефа уложила в чехол лютню, достала арбалет, поправила меч на поясе и, решительно стиснув кулаки, отправилась бродить вокруг лагеря. Конечно, как еще может относиться к ней насмешливый Ааронн, если она шарахается от собственной тени? Ну уж нет! Иефа выпрямилась и подумала, что зря они так — ведь трудно поспорить с тем, что двигается она едва ли не тише следопыта. Эльфийская кровь, будь она неладна! Ну и вот. Она будет неслышно красться вокруг лагеря, тише, чем переливается ночной воздух, тише, чем трава растет, и пока все дрыхнут без задних ног, она обнаружит вражескую засаду и нападет, и скрутит по рукам и ногам, и никто даже пикнуть не успеет, а потом утром небрежно предъявит им пятерых связанных пленников, и вот тогда посмотрит, как у них к такой матери челюсти поотваливаются!

Иефа все ходила и ходила вокруг лагеря, расширяя круги, а ночь все не кончалась и не кончалась, и даже героические мечтания уже не спасали от необъяснимой тоски. Как же все глупо, елки-моталки… Лагерь, как на ладони, костер ближе к краю поляны, раскидистый усталый дуб, и под ним — спящие. Приходи и бери тепленькими.

Ночная тьма начала постепенно утрачивать плотность, воздух неуловимо изменился, слегка посвежел, высыпала роса. «Так, еще один круг, — решила Иефа, — и пойду будить. Не могу я больше. Не приспособлены мы, барды, для несения военной службы. Хорошего понемножку.» Последний круг показался полуэльфке особенно томительным и, не пройдя даже половины, она присела на поваленное дерево. Лес затих, готовясь к новому дню, и спать хотелось невыносимо, а впереди еще длинный-длинный переход, и Стив будет всю дорогу припоминать ей свое ночное бдение…

Где-то рядом хрустнула ветка. Иефа замерла и моментально облилась холодным потом. Пробежал легкий шепоток между деревьев, и снова все стихло. Иефа, внутренне умирая, сложилась пополам и даже не сползла, а как-то стекла за поваленное дерево. Где-то впереди, шагах в десяти, мелькнул темный силуэт, потом еще один, и кто-то сдавленно и хрипло закашлялся впереди и справа. Иефа перестала дышать и осторожно выглянула из своего укрытия, каждую секунду боясь совершить что-то непоправимое и ужасное — чихнуть, например. Одна, две, три… пять темных фигур прокрались к противоположному краю поляны и пропали в кустах. Потом мелькнула еще одна, маленькая и сгорбленная, и снова все стихло. «Значит их все-таки пятеро, — подумала Иефа, осторожно выдохнув. — Пятеро и еще шаман. А ведь там костер… Как на ладони…»

При мысли о том, что сейчас немедленно придется что-то предпринимать, что-то очень героическое и безумное, полуэльфку затрясло. О стремительном и бесшумном пленении и речи быть не могло. Нужно было предупредить своих, и сделать это как-то так, чтобы их не перестреляли, как глупых кур. Костер. Нужно что-то сделать с костром, как-то залить. А потом будить остальных. Да, но для этого нужно будет отлепиться от спасительного ствола и выйти на поляну. Ее заметят и убьют. А умирать так не хочется. Иефа твердо решила, что не тронется с места ни за какие коврижки, и поползла к лагерю. Она понимала, что выстрелить получится только один раз, а руки трясутся, и напрочь вылетело из головы, как заряжать арбалет. Камень, может, кинуть? О боги, ну где, скажите на милость, она будет искать камни в четыре часа утра, да еще так, чтобы ее не заметили. Нет, придется стрелять. Успеть бы.

Иефа заняла наиболее удобную, как ей показалось, позицию в кустах и попыталась зарядить арбалет. От усилий и страха руки вспотели, и непослушная тетива все время выскальзывала и больно била по пальцам. Иефе казалось, что она копается чудовищно долго, что вот-вот кто-то из ее спутников проснется, приподнимется на локте и сядет, и тут же с противоположного края поляны прилетит молчаливая смерть и проткнет насквозь. Наконец арбалет сдался. «Вот интересно, — нервно подумала Иефа, вытирая лоб о грязное колено. — Вот интересно, почему нас всех не прирезали во сне?» Руки дрожали. Иефа глубоко вдохнула, попыталась сосредоточиться и прицелиться. «Выстрел будет только один, — повторяла она про себя. — Только один выстрел, и главное — не промахнуться. А когда костер потухнет, нужно будет заорать что-нибудь такое, чтобы они сразу проснулись и все поняли. Но самое главное — попасть». Иефа подняла прыгающий в руках арбалет, и тут узкая сильная ладонь в кожаной перчатке крепко зажала ей рот, а другая рука перехватила арбалет. Иефа задушено пискнула.

— Тихо ты, — сердито шепнул Ааронн. — Это я. Что случилось? Зачем тебе понадобилось убивать наш котелок?

— А… — Иефа вгляделась в пространство, освещенное неровным светом костра. Три темных силуэта как лежали, так и остались лежать на своих местах. — А разве ты не там?

— Я не там, я здесь. Зверь бродил по лесу и увидел, как ты ползешь, а потом целишься в котелок. Он протелепал Зулину, Зулин разбудил меня, а я решил выяснить, что случилось. Так что случилось?

— Гоблины наши случились, пять штук, и еще шаман. — Иефа перевела дух и перестала трястись. — Я хотела залить костер. В котелке воды осталось больше половины, я думала выстрелить и перевернуть.

— Зачем заливать костер? — шепотом удивился Ааронн.

— Чтобы они в темноте в вас не попали. Видно же вон как!

— Да нет там никого, все давным-давно за дубом сидят, на всякий случай. Пошли, только тихо. Где ты их видела?

— На том краю.

— Когда?

— Давно… — Иефа посмотрела на небо и с удивлением обнаружила, что времени прошло всего ничего. — Хотя нет, недавно, минут пять назад.

Ааронн кивнул и растворился в зарослях черемухи. Иефа посмотрела еще раз на с виду мирно спящий лагерь и последовала за ним. У корней дуба темень стояла кромешная, даже Иефе с ее полуэльфийскими глазами было ничего не видно. Поэтому первым делом Иефа наступила на хвост Зверю, пихнула в бок Зулина и споткнулась о Стива. В прочем, дварф не обратил на это ровно никакого внимания, видимо, военное положение обязывало. Иефа прижалась к шершавому стволу и замерла. Тишина была плотной, почти осязаемой, Иефа вдруг обнаружила, что ужасно громко дышит, и попыталась не дышать, но не получилось. Руки и ноги казались непропорционально большими и неуклюжими, все время мешали, путались, лезли, куда не надо. Лес с немым осуждением слушал, как пыхтит неуклюжая, нелепая полукровка, пытаясь пристроить выпирающие конечности за стволом тоненького деревца. Еще мгновение — молчал лес — и тебе отстрелят ногу. Или руку. Помнишь, один пожилой рыцарь с упоением рассказывал про стрелы с наконечниками в форме полумесяца? Иефа мотнула головой и попыталась успокоиться.

— Чего мы ждем? — сдавленно прошептала она, следя, чтоб голос не дрожал.

— Мы ждем, пока эти твари вылезут из кустов и нас резать пойдут, — неожиданным басом прошептал Стив над самым ее ухом. — Да ладно тебе, малявка, не боись, выдюжим. Ежели чего, на землю ложись и ползи подальше — я прикрою.

— Ползи ты сам… знаешь, куда?! — моментально вышла из себя Иефа и ощутила даже некоторый прилив сил.

— Да уж представляю…

— Тихо! — шикнул Ааронн. — Началось.

Кусты на противоположном конце поляны качнулись. Некоторое время ничего не происходило, а потом Иефа, осторожно выглянув из-за дерева, заметила темный холмик, который с едва слышным шуршанием двигался в сторону костра.

— Не стрелять, — одним губами произнес Ааронн.

Иефа стрелять не собиралась. Мыслимое ли дело — по живой мишени! Холмик замер на середине поляны, постоял так немного и вдруг будто развернулся, превратившись в плотную коренастую фигуру в плаще с капюшоном. Гоблин махнул рукой в сторону кустов и осторожно переступил ногами. На поляне появились еще двое и начали подкрадываться с боков.

— Твой левый, — шепнул Ааронн. — Мой правый. Зулин, на тебе шаман. Стив…

— Понял… — коротко выдохнул Стив и завозился.

— Стрелять по команде, когда выйдут на свет, — сказал Ааронн.

Гоблины приближались медленно, по шажочку, не издавая ни звука. Иефа заворожено следила, как бесшумно двигаются темные фигуры, и вдруг до нее дошло: «твой левый»! Это ей?! Ей?! Арбалет затрясся и заскакал в руках. «Твой левый», он что, с ума сошел, этот эльф?!

— Готовы, — сказал Ааронн.

Руки сами подняли арбалет, как учил Трор, когда-то очень давно, еще в прошлой жизни… А в мозгу колотилось: нет! Нет, я не могу! Ни за что на свете! Умру, а не выстрелю! Сумасшедшие, все сумасшедшие, мамочки, да куда ж меня понесло, проснуться бы!.. Да уйдите, уйдите вы с этой поляны, милые, хорошие, ну что вам, жалко, что ли?! Нога «твоего левого» переступила невидимую линию, прочерченную отблесками угасающего костра, и весь он словно проявился — вышел на свет. Не смогу!

— Пли, — сказал Ааронн. Тренькнула справа тетива лука, Иефа зажмурилась и нажала спусковой крючок. Стало тихо-тихо, а потом мир взорвался.

Неведомая страшная сила отшвырнула Иефу далеко в сторону, на хлесткие ветки, что-то грохнуло, и в небо начал ввинчиваться пронзительный, доходящий до ультразвука визг. С диким ревом мимо пронесся Стив, смял в лепешку среднего гоблина и ринулся дальше, рыча и замахиваясь топором. «Твой левый» вертелся волчком, держась за торчащий из живота арбалетный болт, и надсадно визжал, и все не падал, а двигался в сторону Иефы пьяной прыгающей походкой. Из дальних кустов вылетел сгусток огня и взорвался, врезавшись в дуб. Дерево вспыхнуло, дохнуло невыносимым жаром, Иефа отползла и начала слепо шарить в траве, отыскивая арбалет. Страшно ревел Стив где-то впереди, Зулин выкрикивал непонятные слова, нелепо двигал руками и казался демоном в красном свете огня. Из его ладоней вырывались голубоватые вспышки, сплетались в узлы и летели на тот край поляны, и там грохотало и горело, неслись огненные шары, и пахло паленой шерстью. Иефа забыла про арбалет и потянула из ножен меч, и тут он оказался прямо перед ней, «ее левый», с торчащим из живота болтом и покрытой копотью мордой. Он дико скалил зубы и уже не визжал, а хрипел, и пузыри на губах лопались — большие и розовые. Иефа крикнула отчаянно и громко, попыталась заслониться бесполезным мечом, а он вдруг оторвал от живота страшную мокрую руку и потянулся к ней, и начал падать, и повалился на нее всем телом, и что-то горячее потекло Иефе в рукава, и он рявкнул ей прямо в лицо, от запаха помутилось в голове, а потом стало темно и тихо.

* * *

— Вот малохольные-то, — бурчал Стив, оглядываясь поминутно на неподвижные тела Иефы и Зулина и на хлопотавшего возле них Ааронна. — И подраться-то, как положено не дали, а туда же — в обморок! Хороши спутнички…

Драка закончилась до неприличия быстро. Того, первого, Стив даже не заметил, а оставшихся в кустах пришлось основательно по этим кустам погонять. Бегать Стив не любил, а потому разъярился до невозможности и все время неприлично ругался. В итоге и бегал-то зря. Только-только поймал одного, только-только на второго нацелился, а тот уже со стрелой в горле кувыркнулся. Занялся было шаманом, бойко пулявшим огненные шары, но тоже опоздал. Прилетела какая-то хрень мажеская — привет от Зулина, от кого же еще! — молниями шамана окутала — и все, и нет шамана, только тушка обугленная валяется. Из кустов на поляну вылез, а там тишь да гладь, гоблины мертвые лежат, дуб горит, Ааронн Зулина на плащ укладывает — сомлел Зулин, утомился. Скука!

Не увидев возле костра Иефы, Стив слегка обеспокоился и пошел шарить по кустам. Полуэльфка довольно быстро нашлась, вернее, нашлись ноги — все остальное скрывалось под мертвым гоблином, как-то уж очень неприлично навалившимся сверху. Стив, пыхтя, оттащил гоблина в сторону и нахмурился: полуэльфка не дышала и вся была залита кровью, и не понятно было, чья это кровь. Ее пальцы судорожно сжимали меч, а на лице застыло какое-то горестное недоумение, как у ребенка, которому пообещали праздник, а потом обманули. Стив подумал, что если она умерла, он не оставит в живых ни одного гоблина, ни одного кобольда в мире. В прочем, если ранена, тоже не оставит. Поднимать Иефу сам Стив побоялся, а потому кликнул Ааронна, и вдвоем они перенесли девушку обратно в лагерь, вернее, в то, что от него осталось. Меча из рук она так и не выпустила.

Ааронн хмурился и недовольно поглядывал на бездыханного Зулина, а на Иефу просто не обращал внимания. Только попросил Стива хворосту собрать и принести воды, из чего дварф сделал вывод, что все с их бардом в порядке, что она просто придуривается и «нервы показывает», и тут же разворчался и разбубнелся до крайности. Носить воду было лень, к тому же, ужасно противно болела обожженная и поцарапанная щека. Не зря же он, Стив, терпеть не мог шаманов и ненавидел бегать по кустам! Основательно политая водой Иефа моментально пришла в себя и тут же выставила перед собой свой смешной мечик, и глаза вытаращила, и вообще, вела себя как полная дура. Потом затряслась, спала с лица и попыталась снова свалиться в обморок. И свалилась бы, но тут Стив как раз открыл рот, что бы прокомментировать, пигалица зыркнула на него злыми глазами и падать в обморок передумала. Из вредности.

Зулин плавал в мутном киселе и никак не мог выплыть. Он чувствовал, как его трогают и тормошат, кто-то переворачивал планара с боку на бок, а он все плыл и плыл, и так противно было от этого бестолкового плавания, что хотелось… Нет, даже не хотелось уже ничего. Просто не быть. Потом стало полегче, и кисель превратился в туман, а туман — в легкую дымку, в ушах зазвенело, как будто Зулин падал в обморок наоборот, и перед глазами обнаружился Ааронн, слегка помятый и закопченный, но главное — очень сердитый. Эльф поднес к его губам фляжку, и Зулин послушно глотнул. Во рту моментально стало гадко до невозможности, но зато в голове слегка прояснилось. Зулин закашлялся, скроил брезгливую рожу и с трудом приподнялся на локтях.

— Что… Тьфу! Что это за мерзость ты мне дал?

— Если бы кто-то умел управлять своими силами, никакой мерзости не понадобилось бы, — ледяным тоном ответил эльф и сверкнул не менее ледяным взглядом. — О твоих способностях я был более высокого мнения. А такой расход энергии можно объяснить либо кошмарной безалаберностью, либо совершенным незнанием. Ты теперь неделю не встанешь — и это все ради одной единственной сети из молний?! Никакие мои травы тебе не помогут, только живая энергия. Где прикажешь ее брать?

— Но я же… — опешил от такого натиска Зулин и мысленно помянул незлым тихим словом старикашку Мо.

— Я же! — воскликнул эльф, достал из рюкзака полотенце, смочил его какой-то настойкой и начал энергично вытирать лицо. — Он же! Мы же, как же!

— Ааронн, не кричи, пожалуйста, — слабым голосом попросила Иефа, — голова болит.

— Послушай, друг мой, — осторожно поинтересовался Зулин. — А что если взять немного энергии у леса? Ну, совсем чуть-чуть?

— Ну да, — согласился Ааронн и насмешливо поглядел на мага. — Ну да, конечно. Загубим пару лопухов, один одуванчик. Ну, в крайнем случае, вот этот куст черемухи следующей весной не зацветет. И все ради того, чтобы один маг-недоучка мог и дальше измываться над собой, варварски расходуя энергию. — Эльф повернулся к планару всем телом и решительно отбросил полотенце в сторону. — Зулин, ты кому это предлагаешь? Мне — эльфу? Мне — друиду?!

— Может, я попробую? — Иефа неуклюже поднялась на ноги и чуть-чуть постояла, неуверенно покачиваясь. Потом справилась с собой и решительно шагнула к магу.

— Иефа, перестань, — досадливо отмахнулся Зулин. — Хватит с нас одного лекаря с его лекциями, тебя еще не хватало.

— Но я умею, — упрямо возразила полуэльфка и наклонилась за лютней. — Я никогда не пробовала восстанавливать энергию, только легкие раны…

— Да помню, помню, удары кнута и все такое!

— …но попытаться все-таки стоит, — побледнев, закончила Иефа.

— Барышня, милая, займитесь чем-нибудь полезным — умойтесь, например! — раздраженно воскликнул Зулин, злясь на самого себя.

— Зулин, не дури, — Иефа перевела дыхание и взяла себя в руки. — Нам нужно что-то решать, и поскорее, а ты валяешься, как мешок с соломой. С тебя корона упадет, если я попробую? Даже если не получится, будет всего лишь еще один повод посмеяться над глупой полукровкой. Так что закрой рот и не отвлекай меня, господин начальник.

— Как ты нелюбезна сегодня, однако, — пробормотал Зулин, но дальше спорить не стал. Хочется ей выставить себя дурой, пусть выставляет. Хотя ему, Зулину, мысль об увядших лопухах была как-то ближе и приятней.

Иефа устроилась рядом с магом, положила ему руку на лоб и сосредоточилась. Лютня лежала у нее на коленях и едва заметно подрагивала усиками струн, как будто тоже готовилась. Полуэльфка закрыла глаза, глубоко вздохнула и второй рукой легонько тронула струну. Лютня запела неожиданно звучно, все набирая силу, одинокая нота словно сгустилась в воздухе маленьким невидимым облачком, лицо у Иефы стало совсем отрешенным, и вдруг она подхватила ноту, вплела в нее свой голос. Лютня стала утихать, и когда звук совсем исчез, Иефа спустилась на тон ниже, потом повела голос вверх, тихо-тихо, очень осторожно, и Зулин с изумлением почувствовал, как наливается силой, совсем чуть-чуть, совсем немного, но постепенно эта сила увеличивается, увеличивается… Иефа сильно побледнела, рука ее, лежащая на лбу планара, стала ледяной, а голос задрожал. Она продержалась еще несколько секунд, и голос оборвался. Иефа резко выдохнула, будто тяжеленную гирю бросила, и открыла глаза.

— Все, я больше не могу, — сказала она и убрала руку со лба мага. Пальцы заметно дрожали. — Как ты себя чувствуешь?

— Я… — Зулин сел и неуверенно повел плечами. — Не то, чтобы очень бодро…

— А я и не обещала тебе, что ты моментально пустишься в пляс! — неожиданно тонким голосом крикнула Иефа, и у нее задрожал подбородок. — Я не друид и не целительница! Я бард! — она засуетилась, попыталась вскочить на ноги, но коленки заметно тряслись, и тогда полуэльфка сделала то, чего Зулин от нее ожидал в последнюю очередь, а точнее, не ожидал вовсе — разревелась. Слезы горошинами катились по грязным щекам, а «не друид и не целительница» кулаком размазывала их по лицу, и в итоге стала похожа вообще черт знает на кого, и всхлипывала, и губы кривила, и даже подвывала немножко — очень тоненько и жалобно — в общем, делала все то, что делают маленькие дети, которых ужасно обидели. Именно маленькие дети, потому что Зулин ни за что в жизни не поверил бы, что так могут плакать взрослые женщины.

На поляну вышел Стив и замер, обнаружив ревущую полуэльфку, ошалевшего Зулина и хмурого Ааронна. Он аккуратно поставил на землю фляги с водой, распрямился и упер руки в бока.

— Так… — сказал Стив внушительно, прикидывая, кого удавить первым, Зулина или Ааронна. Посторонних живых гоблинов поблизости не наблюдалось, и Стив сделал вполне логичный вывод, что «пигалицу» до смерти обидел кто-то из своих. — И что это здесь за сопли, хотел бы я знать? — он шагнул к Иефе, намереваясь как-нибудь ее приободрить, но залитая слезами полуэльфка повела себя чрезвычайно странно. Она вскочила на ноги, как ужаленная, и сжала грязные кулаки, и подбородок вперед выставила, и даже как будто еще больше расстроилась.

— Ты! Ты еще! Да, как же ты такое пропустишь! Слово только посмей сказать, я от тебя мокрого места не оставлю, дубина ты стоеросовая! Я тебе такие сопли устрою, мало не покажется! Только попробуйте кто-то ко мне подойти — я вас на котлеты разделаю, как этого, который… которого я… — тут Иефа вдруг задохнулась, стала зеленого цвета и умчалась к ближайшим кустам, где ее немедленно вырвало. «Вот тебе и приободрилась», — с недоумением и обидой подумал Стив. Зулин, кряхтя, поднялся на ноги и задумчиво почесал свой молочный затылок.

— И не надо на меня так смотреть, — сказал он в пространство. — Я не знаю, что с ней такое.

* * *

Пожитки у гоблинов оказались до безобразия скудными. Зулин остервенело рылся в грязных котомках, как городская крыса в отбросах, и все больше выходил из себя. Еще несколько часов назад, сплетая сеть из молний, вычерпывая из себя силу и зная, что получится только один раз, что потом он уже не встанет, маг ощущал невероятный прилив вдохновения. Непоколебимая уверенность в том, что разгром этой группы означает успешное завершение операции, наполняла Зулина гордостью до самой макушки. Ведь вот как здорово у него получается: хитрости со следами разгадали, похитителей догнали, ночное нападение предусмотрели, бой уже практически провели, потерь никаких, еще несколько дней, чтобы вернуться, — и, пожалуйста, прыгающий от восторга Натан и всеобщее признание. А главное — никакой утечки информации, все тихо и строго секретно, и даже его строптивая команда ничего не смогла испортить. Даже когда Иефа ускакала лить слезы в заросли черемухи, настроение у Зулина не испортилось. Оставалось всего лишь внимательно осмотреть трупы и котомки, и, считай, дело в шляпе. К осмотру тел маг отнесся с полным равнодушием, и даже вспоротый Иефой гоблин не произвел на него особого впечатления. Зулин только усмехнулся снисходительно — понятно теперь, отчего девица истерики катает. Не привыкла, бедолага. Трупы Зулин обыскивал сам, чтобы избежать ненужных вопросов. Другое дело, что никто, кроме полуэльфки, вопросов не задавал, и тут маг даже порадовался, что она несколько занята своими душевными переживаниями. Меньше будет совать нос, куда не надо. Но искомое не нашлось ни на поляне, ни в тощих гоблинских сумках, ни в солидном мешке шамана. То есть совсем ничего. Даже следов не было. Зулин злился в пространство, не имея сил, чтобы злиться на себя, и повода, чтобы злиться на других. Потом он вспомнил, что это Ааронн направил команду по ложному следу, и стал злиться с удвоенной силой на эльфа, а потом на дварфа, за его скверный характер, и на барда, за ее несговорчивость и истеричность. Перезлившись на всех по очереди, Зулин вспомнил про Зверя и попытался позлиться и на него тоже, но получил мощный телепатический тумак и попытки прекратил.

Лагерь перенесли на соседнюю поляну, подальше от трупов, которые Зулин и Стив хоронить отказались на отрез. Ааронн пожал плечами, стащил тела в одно место и прикрыл чьим-то плащом. Иефа к трупам не подходила вовсе. Она справилась с собой и перестала поминутно шмыгать носом, но теперь с огромным подозрением следила за своими спутниками, ожидая насмешек. Насмехаться, правда, никто не спешил, но вот Ааронн как-то уж чересчур внимательно поглядывал на полуэльфку, когда она отворачивалась. К полудню все основательно умаялись и собрались, наконец, у костерка, над которым булькал и благоухал похлебкой едва не почивший смертью храбрых казанок. Зулин хмуро обвел взглядом свою команду и решительно отложил в сторону ложку. Нужно было что-то решать. А так не хотелось!

— Итак, други мои, подведем итоги. Кто хочет высказаться?

— Никто не хочет, — сказала Иефа и подула на свою ложку.

— Иефочка, говори, пожалуйста, только за себя, — нахмурился Зулин.

— Постараюсь, господин начальник.

— Так, — веско произнес планар, впадая, по своему обыкновению, в тихое бешенство. — Понятно. Ну, раз никто не хочет высказаться, может у кого-нибудь какие-нибудь вопросы есть?

— Есть, — немедленно откликнулась Иефа. — Ты нашел то, не знаю, что?

— То есть — что? — прикинулся дурачком Зулин.

— То, что нужно было найти, — любезно пояснила Иефа. — То, что может незаметно унести один гоблин, как сказал наш чудесный проводник, хотя, вне всяких сомнений, он и понятия не имеет, о чем идет речь. Ты это нашел?

— Я смотрю, Иефочка, ты уже вполне пришла в себя.

— Я, Зулинька, из себя и не выходила. А ты не уходи от ответа. Нашел или нет?

— Нет.

— Тогда еще один вполне логичный вопрос: что будем делать дальше?

Зулин раздраженно передернул плечами и минуту помолчал, сдерживая горячее желание объяснить Иефе, что дальше делать конкретно ей. Пауза затягивалась.

— Насколько я помню, было три следа, — подал голос Ааронн. — Один мы уже отработали. Остается два.

— Это что же — возвращаться? — возмутился Стив. — Опять до большака топать, а потом все заново начинать? За каким Мораддином мы вообще пошли на север, если нужно было идти в другую сторону?

— За таким, что след на северо-восток был слишком явным. Мы сами себя перехитрили. А возвращаться совсем не обязательно. — Ааронн взял в руки веточку и стал чертить на земле. — Вот Бристоль. Это большак, вот здесь мы нашли следы. Можно, конечно вернуться к этой точке, но тогда мы потратим впустую около двух недель: три дня, пока дойдем обратно, и еще дней десять, пока догоним по следу второй отряд.

— Почему так много? — удивился Зулин, забыв о раздражении.

— Ну, — рассудительно заметил эльф, — гоблины ведь все это время не стоят на месте. Мы и этих-то догнали только потому, что они никуда не спешили.

— Нет, — решительно сказал Зулин. — Две недели — это никуда не годится. Мы и так потратили слишком много времени. Какое сегодня число?

— Шестнадцатое.

— Задание мы получили девятого, и на все про все нам отпущено две недели. Максимум — две с половиной. Неделю мы уже потратили, гоняясь за отрядом, который нам был совершенно не нужен.

— Я всегда говорил Натану, — улыбнулся Ааронн, — что он не дружит со временем. Две недели — надо же… Очень смешно.

— Как бы там ни было, возвращаться мы не будем, я так решил. Надеюсь, никто не возражает?

Зулин обвел суровым взглядом партию, но ответа не дождался. Ааронн снова усмехнулся, пробормотал что-то про наивных городских жителей и вернулся к своей земляной карте.

— В таком случае, мы можем сделать по-другому. Смотрите, вот мы, вот большак, а вот предполагаемый след, если, конечно, они никуда не свернули. Мы можем замкнуть этот треугольник и потратить дня четыре, срезав угол. Таким образом, сэкономим полторы недели.

— Это если они не свернули, — тихо сказала Иефа. — А если свернули?

— Если свернули, можно вообще ни о чем не беспокоиться — в любом случае, в сроки мы не укладываемся.

— Будем голосовать, — хмуро сказал Зулин, которому ужасно не понравились слова про сроки и неразделенная ни с кем ответственность. — Стив, что скажешь?

— Мне все равно, где гоблинов бить, на севере или на востоке.

— О боги… Будем считать, что ты за срезанный угол. Ааронн?

— Я считаю, нужно срезать.

— Иефа?

— Надо же, все-таки спросили. Я за восточное направление.

— Хорошо, договорились, — Зулин поднялся на ноги и спихнул на землю задремавшего было у него на коленях Зверя. — Сворачиваем лагерь и идем на восток.

— Может, сперва все же позавтракаем? — недовольно пробурчал Стив.