ГЛАВА 5

— Шеллар, только что, за те пять минут, что я шел от парадного входа до кабинета, мне пожаловались на тебя шестеро разных людей по никак не связанным между собой причинам.

Советник не шевельнулся. Безмолвно возвышаясь посреди кабинета, он терпеливо ждал продолжения. Точнее, чего-нибудь конкретного, на что можно будет дать столь же конкретный ответ.

— Чего молчишь?

— Я весь внимание, господин наместник.

Пожалуй, не будь бедный демон так вымотан двухдневным путешествием в самое сердце Белой Пустыни, где, по непроверенным данным, находился один из необходимых Повелителю артефактов, разговор пошел бы совсем в другом тоне. Но сейчас у шефа не было сил орать, чем наглый подчиненный бессовестно воспользовался.

— А сам ты, значит, не догадываешься, где кому насолил, и не хочешь мне ничего объяснить?

— Как вам будет угодно. С чего прикажете начать?

— Например, брат Хольс категорически потребовал оградить его ведомство от твоего грубого вмешательства в текущие дела, иначе он не ручается за результаты. Кроме того, он высказал сомнения в твоей преданности ордену и вслух заподозрил тебя в сочувствии бунтовщикам.

— Клевета, — не мигнув глазом возразил Шеллар. — Как верный слуга ордена, я абсолютно беспощаден к его врагам. Но, прошу заметить, к настоящим врагам, в отличие от некоторых господ, коим в принципе безразлично, к кому проявлять упомянутую беспощадность.

— Ты хочешь сказать, что департамент Чистоты Веры плохо выполняет свою работу?

— Отвратительно, господин наместник.

— Значит, они врагов ордена ловят, ты их моим именем отпускаешь, а потом говоришь, что они плохо работают, а ты, получается, хорошо?

— Именно так, господин наместник. Вы сами-то в курсе, как наши доблестные борцы за чистоту веры свою, с позволения сказать, «борьбу» осуществляют? Вместо того чтобы старыми проверенными методами выявлять вражеских шпионов и пресекать их подрывную деятельность, они решили упростить себе работу. По инициативе того же брата Хольса департамент объявил долгом каждого горожанина доносить о распространителях ереси и прочих неблагонадежных гражданах и посулил за это вознаграждение в размере трети имущества выявленного врага ордена. Что является в корне порочной концепцией и приведет в результате не к искоренению ереси, а к обогащению некоторого количества мерзавцев, не стыдящихся оклеветать соседа ради вознаграждения.

— И ты вот так с уверенностью можешь заявить, что ни одного истинного врага среди них нет, сплошь жертвы клеветы?

— А вы полагаете, сотрудники департамента эти доносы проверяют?

— Конечно, по каждому делу проводится дознание!

— Такое «дознание» любой дурак может провести. Хотите, я в вашем присутствии лично проверю таким же методом самих «дознавателей» и наглядно вам докажу, что около восьмидесяти процентов борцов с ересью являются скрытыми врагами ордена, в чем они сами сознаются и раскаются?

— Ты что, пока меня не было, тихонько умом двинулся от избытка власти? По-твоему, братья должны всех подозреваемых уговаривать и верить им на слово? Согласно которому они все невинны как новорожденные?

— Нет, конечно. Силовыми методами я и сам никогда не пренебрегал. Но они эффективны только в комбинации с другими, и в первую очередь следует руководствоваться здравым смыслом. А не желанием поскорее отрапортовать вам, сколько врагов было выявлено и как беззаветно трудится департамент. Вы видели их последний… простите, предпоследний рапорт? Помните приведенные цифры? И как полагаете, насколько они реальны? Вы можете не соглашаться со мной в некоторых глобальных вопросах, но вы не можете отрицать, что эти цифры фактически являются приписками и фальсификацией отчетности. И будут таковыми являться и впредь. А вражеские шпионы будут безнаказанно разгуливать по улицам и смущать народ, если у них не окажется во владении имущества, тридцать процентов которого смогут соблазнить потенциального доносителя.

— А ты что бы сделал на их месте?

— Во-первых, установил бы денежное вознаграждение как фиксированную сумму. Преданные верующие должны содействовать ордену бескорыстно, но поскольку их не так много… пусть пока будет. Во-вторых, обязал бы прилагать к доносу хоть какие-нибудь доказательства и учредил бы адекватное наказание за ложные сведения. И в-третьих, господин наместник, я бы работал. Не рапортовал об успехах, коих на самом деле не существует, а разбирался с каждым делом, вникал в детали, докапывался до истины. И взяток бы не брал.

— А что, берут?

— По непроверенным данным, были случаи. Но конкретных фактов у меня нет, так что утверждать не буду. Кто еще вам на меня жаловался? Брат Джареф, насколько я догадываюсь? Судя по всему, он ни словом не упомянул в своей жалобе, что пытался за вашей спиной договориться со мной касательно совместного влияния на вас ради получения дополнительных привилегий? А, напротив, наплел каких-нибудь не вполне правдоподобных гадостей, будучи обижен на мой грубый отказ?

— А ты предпочел бы влиять на меня единолично? — сердито встопорщил крылья наместник.

— Помилуйте, разве я когда-либо просил для себя каких-либо привилегий?

— Хорошо, а этого… как его… все время забываю… мистралийца этого пестрого… зачем публично оскорбил и унизил?

— Я совершенно справедливо указал ему на его недоработки, и, если он счел себя униженным и оскорбленным, — это его проблема. Ваша рука в Мистралии почти луну не может навести порядок даже в столице, не говоря уж о провинциях, где полный хаос и безвластие. Однако почему-то полагает, что его должны за это хвалить.

— Но не в таких же выражениях'

— Поскольку вы изволили поручить мне замещать вас, я пытался по мере сил соответствовать вашему стилю руководства.

— А что, я…

— Разве вы сами никогда не замечали? Более того, я убежден, что, если бы подобная критика исходила от вас лично, да Коста не посмел бы на нее обижаться, а тем паче жаловаться.

— Ну да, жаловаться-то некому… — фыркнул наместник, представив себе, как обиженный мистралиец жалуется на него Повелителю. — А по какому праву ты распорядился наказать солдат через голову командира? Да еще привлечь к этому делу посторонних?

— Во-первых, поскольку я замещал вас, право такое мне было делегировано. Во-вторых, у меня сложилось впечатление, что командир вовсе не намерен их наказывать. В-третьих, имели место некоторые языковые проблемы. Поэтому для исполнения экзекуции я пригласил штатных палачей департамента Порядка. Все было абсолютно законно и, на мой взгляд, еще чересчур гуманно.

— Чересчур гуманно? Публично запороть до полусмерти воинов Повелителя?

— Исключительно из уважения к их статусу. Разбойное нападение, грабеж и групповое изнасилование — простому гражданину за такое полагалась бы виселица. Командир Хашеп чем-то недоволен? Я не понял ни слова из того, что он пытался мне сказать, но, судя по тону и по тому, что он вам пожаловался…

— Он задал мне совершенно справедливый вопрос — за что мы воевали?

— Странно. Я полагал — за веру, за Повелителя, за грядущие свершения, а он считает — за право безнаказанно грабить и насиловать? И он не постыдился сказать это вслух, да еще вам, зная о вашей приверженности высоким идеалам бескорыстного служения?

Наместник озадаченно захлопнул пасть.

— Вы уж потрудитесь разъяснить командирам, — как ни в чем не бывало продолжал Шеллар, — что раз уж вы объявили их божьим воинством, они должны хоть немного соответствовать названию. Я понимаю, в соседнем мире проблемы с кадрами, чтобы собрать армию, Повелителю пришлось привлечь в свое войско всех боеспособных мужчин. В том числе всякую шваль, отбросы общества, подонков и уголовников. Но если мы хотим, чтобы их считали небесным воинством, чтобы хоть кто-то в это верил, нам следует приложить некоторые усилия. Если человек выглядит как сволочь, говорит как сволочь и ведет себя как последняя сволочь, никто не поверит в его божественность. И как бы ни старались братья в своих проповедях, истинной веры при таких обстоятельствах нет и не будет. Или надо менять концепцию, или…

— Или советника!

— Как вам будет угодно. Храм и в самом деле выглядит несколько странно из-за того, что северо-восточный квадрант пола в главном зале заметно светлее, чем остальная поверхность оного. Видимо, без меня сей пол домыть некому.

Наместник устало вздохнул и оперся подбородком о сложенные на спинке стула руки.

— Шеллар, твои понятия о благе ордена и о том, как должно действовать ради этого блага, иногда повергают меня в полное недоумение. Я чувствую, что все не так, но не могу найти слов, чтобы возразить.

— Это потому, что в глубине души вы со мной согласны, но вам мешает это понять привычка мыслить стереотипами. Перечитайте на досуге «Слово господне» и вспомните, чего требует Повелитель от своих верующих. Стандартный набор общепринятых духовных наставлений, основанных на общечеловеческих моральных нормах. Вы не найдете в учении Повелителя указаний на то, что его последователям рекомендуется тащить все, что плохо лежит, грабить всех, кто слабее, трахать все, что понравится.

— Шеллар, заткнись, а? Я понял, к чему ты клонишь, но этим ребятам тоже кое-что обещано. И надо как-то соблюдать баланс интересов…

— Вот пусть они и соблюдают. Тогда и подобных инцидентов не будет. Одним словом, господин наместник, вы можете наказать меня как вам будет угодно, если вы недовольны, но убедить меня, что я был неправ, вы этим не сможете. Ибо я по-прежнему считаю себя правым.

— Послушай, — задумчиво произнес наместник, на бронированном челе которого вдруг отразилась работа мысли (явно не очень успешная), — а вот я… Как я выгляжу, веду себя и говорю? Меня ты тоже сволочью считаешь?

— Вы выглядите как демон, — бесстрастно ответил Шеллар. — И для этого вам достаточно просто взглянуть в зеркало, не уточняя у советника. Таким видят вас все, кому вы попадаетесь на глаза, и именно так вас воспринимают. Вы говорите как образованный маг, вставший по какой-то причине на криминальный путь. Это мое личное впечатление, на истинности которого я не настаиваю. А ведете вы себя как предводитель наемников, который однажды, проснувшись после пьянки, обнаружил, что вчера его не спросясь короновали, и только-только начинает понимать, какая ответственность на него легла.

— Ты помнишь тот разговор в пятницу? Да сядь, не маячь…

Советник послушно опустился на ближайший стул.

— Если вы желали знать мое мнение по дамскому вопросу, то я его в пятницу и высказал. Исчерпывающе.

— Угу, — хмыкнул Харган. — Помню. Удел убогих. Вроде рядового Нихха. Ты его видел? Ему ж даже за деньги никакая женщина не даст.

— О, вы недооцениваете их любовь к деньгам. Это во-первых. А во-вторых, его уродство — оно не снаружи. Оно внутри. Будь он человек хороший, рано или поздно нашел бы свое счастье даже с такой рожей. Я же нашел. А почему вы вдруг об этом заговорили?

— Сегодня вечером я несколько расширил свой опыт общения с женщинами. — Судя по мрачному тону, каким это было произнесено, новый опыт мало чем отличался от старого. Разве что в худшую сторону. — Жрица, которую мы захватили в башне, кинулась с этой самой башни вниз головой, чтобы не достаться демону.

— Насколько я знаю этого конкретного демона, для него это не стало препятствием, и упомянутой участи бедняжка не избежала.

Советник оставался столь же бесстрастным, но в его голосе промелькнул знакомый холодок, который всегда настораживал Харгана.

— Там знаешь какая высота? Меня как-то не вдохновляют лепешки.

— А что так смутило вас в ее поступке?

— Сам поступок! Не прикидывайся дурачком! Ты прекрасно все понял!

— То есть раньше так никто не поступал?

— А что, должны были?

— По теории вероятности…

— Шеллар! Повелитель свидетель — стукну!

— Хорошо, но я по-прежнему не понимаю, что вас удивило. До сих пор, насколько мне известно, дамы не вешались наперебой вам на шею. За исключением Камиллы, но и та долго не выдержала.

— Но и не пытались покончить с собой, лишь бы мне не достаться!

— Вероятно, у них просто не было такой возможности.

— То есть ты считаешь такой поступок логичным и он не вызывает у тебя недоумения? Я действительно настолько страшен, что нормальной реакцией любой женщины будет либо вопль и попытка к бегству, либо торжественное самоубийство?

Шеллар сочувственно улыбнулся, словно любящая маменька хнычущему несмышленышу.

— Эта жрица в башне… она была там одна?

— Нет, конечно. Там была охрана.

— Полагаю, вопрос о судьбе остальных будет излишним?

— Само собой, но какое это имеет значение?

— Вы могли бы сами догадаться, господин наместник, что, после того как вы вырезали всех друзей и соратников этой девушки, ваша внешность уже не имела для нее никакого значения. Вероятно, свою роль сыграл и религиозный аспект — все-таки она жрица, а вы демон, и мы не знаем, как отнеслись бы к такому мезальянсу боги данного конкретного культа; возможно, девушка лишь выполнила свой профессиональный долг. Но это частный случай, а если рассматривать проблему в целом… У всех у нас есть друзья и есть враги. И всем нам свойственно любить друзей и не любить врагов. Но почему-то только вы догадались сначала явиться в эту башню как враг, а потом удивляться, почему вас там плохо приняли. Знаете, когда я был молодым и глупым, я тоже наивно полагал, что многие не любят меня исключительно из-за внешности. С возрастом эти заблуждения имеют свойство проходить.

— Послушать тебя, так достаточно лишь быть с людьми милым и приветливым, и все прямо сразу тебя заобожают!

— Ваш верный шпион Генри был очень милым и приветливым господином, но тем не менее на нем до сих пор висит больше дюжины проклятий, а его смерть праздновали в народе как радостное событие.

— Так он же сволочь та еще! Мне самому иногда хочется его упокоить!

— Вот именно, господин наместник. В этом и состоит суть вопроса. Сволочью быть не надо. Вот и все.

— Это ты все еще о Генри? — подозрительно прищурился наместник.

— Да, это было сказано в рамках приведенного примера. Хотя этот пример вполне применим ко всему вашему «божьему воинству» в полном составе.

— А если я напрямую спрошу тебя о своей персоне, что ты на это скажешь?

— А персонально вам я скажу так: если относиться к людям как к грязи, у вас никогда не будет ни друзей, ни нормальных отношений с женщинами. Лишь враги и рабы будут сопровождать вас по жизни.

— Это только звучит красиво, — пренебрежительно махнул рукой Харган. — А на деле попробуй я относиться к людям иначе — думаешь, кто-то оценит? Так и будут визжать: «Демон!» — бросаться с башни или заглядывать в глаза в ожидании подачки…

— Полно, господин наместник, неужели все дамы без исключения при виде вас вели себя столь однообразно?

— Ну не все. Была еще Камилла. И Алиса. Тоже сторговаться хотела. Ах да, еще один раз меня оригинально обозвали черепашкой-ниндзя, птеродактилем и прочими неизвестными мне словами. Жаль, я так и не узнал, что они означали.

— Мне тоже жаль. Ольга была славной девушкой. И кстати, как раз она могла бы подружиться хоть с демоном, хоть с мутантом, хоть с чудовищем. Был бы человек хороший. Знал я и других таких же, без предрассудков. Существуют даже особые любительницы экзотики, которым нестандартная внешность совершенно искренне понравилась бы. Но никогда не доводилось мне встречать людей — обоего пола, — которым нравилось бы скотское к себе отношение. Но, простите, я отвлек вас от основной темы разговора. Кто еще вам успел пожаловаться?

— Брат Гельби и сестра Юй. Да ну их, сейчас я в пятый и шестой раз выслушаю, как ты был прав, а брат Гельби некомпетентен, а сестра Юй дура…

— То, что она дура, вы знаете без меня, а оказывать ей почести и кланяться три раза я не обязан. И если я еще раз увижу эту куклу праздно шатающейся по дворцу и мешающей всем вокруг нормально работать, я пошлю ее на кухню чистить овощи. Вашим именем.

— Не смей!

— Вот и она пусть не смеет. Отослали бы вы ее отсюда, господин наместник. Насколько я понимаю, делать ее своей фавориткой вы не собираетесь даже после исчезновения Камиллы, а больше она ни для чего не пригодна.

— А куда я ее дену?

— А в Галлант. Луи она, по крайней мере, раздражать не будет, он все равно постоянно пьян, а когда он пьян, то всем доволен.

— Ты насмехаешься, а я действительно не знаю, куда ее пристроить.

— А может быть, все же попробовали бы? Она уж точно не станет бросаться с башни и обзывать вас непонятными словами.

— Я на второй день сам брошусь с башни, сложив крылья!

— Жаль, что портал не работает. Можно было бы устроить ей несчастный случай, а затем заслуженное Перерождение — и на службу, излучатели охранять.

— Нет! С ума-сошел! Живая, она хотя бы не опасна для окружающих! А после Перерождения она первым делом тобой пообедает.

— Тоже верно, — засмеялся Шеллар. — Ну раз с жалобами мы покончили, могу я поинтересоваться, как вы съездили? С вашим неудачным любовным приключением мы разобрались, но вы ведь не за этим туда отправлялись?

— Ах да… — Харган выдвинул ящик стола, в котором до сих пор сиротливо катались королевские стаканчики, и достал небольшой ларчик. — Вот она. Я и сам толком не посмотрел…

Он развернул лоскут тонкой и прозрачной, как паутинка, ткани и выставил на стол миниатюрную статуэтку, вырезанную из цельного куска бледно-зеленого оникса.

— Это и есть Мать Богов Пустыни?

— Дурацкий вопрос. Ты ее потрогай!

— Это как-то продвинет меня на пути понимания? Учитывая полное отсутствие магических способностей?

— Ну да, ты же не чувствуешь… От нее прямо исходит что-то такое… Не Сила сама по себе, а что-то такое… теплое… головокружительное…

Харган полюбовался на изящную женскую фигурку и, не удержавшись, опять взял в руки.

— Вы уверены, что это «теплое и головокружительное» безопасно? — с подозрением уточнил Шеллар, наблюдая, как его шеф бережно проводит пальцами по гладкому камню. — По крайней мере, для вас лично?

— Что может быть опасного в предмете культа женского божества, ответственного за плодородие, размножение и здоровье детей?

— Знаете, если бы я истребил служителей какого-нибудь божества и выкрал его реликвию, я бы поостерегся сию реликвию тискать, будь это хоть бог солнечных зайчиков, хоть богиня клубничного мороженого. Кстати, жрица перед прыжком с башни вас случайно не успела проклясть?

— Ты обижаешь профессионала, как говорила Камилла. Я ученик величайшего некроманта всех миров или какой-то варвар с бубном?

— Это верно, — покладисто согласился советник. — С бубном я вас никогда не видел.

Но подсознательное убеждение, что эту дивной красоты вещицу лучше не трогать, не покидало его. Наверное, это все же был нюх, так как никакого логического объяснения такой уверенности Шеллар привести не мог.

Маленький бубен в руках старого Молари говорил с богами.

Негромко, с неторопливым достоинством, постоянно меняя ритм, он звучал под сводами храма двуликого Дира-Эйдма, словно действительно говорил, причем не стихами, а самой что ни на есть прозой, и Максу порой чудилось, будто в чередовании ударов и пауз он вот-вот различит слова человеческой речи. Он даже пытался вслушаться, чтобы постигнуть ответ Справедливого самому, без помощи премудрых посвященных, чинно восседающих полукругом в зале Вершений, но, увы, неровные удары сухих старческих пальцев по тугой коже ритуального бубна создавали лишь иллюзию слов. Самих же слов не дано было слышать не посвященному в пути Дира-Эйдма.

Душа щемила и саднила так, словно ее использовал в качестве когтедралки весь кошатник его величества Пафнутия.

А ведь виноват, почтеннейший посвященный четвертого круга, сам виноват, увлекся, зарвался, забыл, что кроме отдела внутренних расследований координационного центра «Альфа» должна у человека быть и совесть. Правду говорил Раэл: долго общаясь с людьми, незаметно набираешься от них всякой пакости, да настолько незаметно, что сам перестаешь чувствовать грань и начинаешь эту самую пакость воспринимать как нечто нормальное и допустимое. Неосознанно начинаешь находить оправдания всем своим поступкам, даже не самым правильным и, с точки зрения традиционной шархийской морали, вовсе не допустимым. Только когда тебя призывают держать ответ, когда ты сидишь вот так перед ликом Справедливого Дира в окружении верховных шаманов, спохватившись и торопливо перебрав в памяти, чего натворил за последнюю неделю, ты с ужасом понимаешь: переступил. Спутал лики. И сам не заметил как.

А боги — они видят все. И взятку, которую ты сунул. И страх того бедняги, которого ты шантажировал и который, может быть, всю ночь после твоего визита глотал лекарства и безуспешно пытался уснуть. И всю твою ложь, до последнего слова. Да, для живущих среди людей на этот счет существуют некоторые поблажки. Скидки на то, что там иначе просто не выжить. Но всему должна быть мера, и Макс Рельмо эту меру недопустимо превысил. Лишь обычное человеческое свойство постоянно себя оправдывать позволяло думать, будто все делается ради благой цели, а на деле, если вдуматься, эгоистичные мотивы изо всех дыр торчат. Для себя старался, агент Рельмо. Для собственного душевного спокойствия. Уж как ни крути, а так оно и получается. Жизнь и здоровье твоего сына — это тоже твое душевное спокойствие и комфортность бытия. Если бы ты хоть его не обманул…

Поймет ли Справедливый, на каком крутом повороте занесло провинившегося шамана? Узрит ли, что судимый заблуждался искренне?… Впрочем, дурацкий вопрос, боги видят и знают больше, чем высшие посвященные. Лишь бы не решил, что самым справедливым будет лишить презренного обманщика и шантажиста того, что он с таким рвением старался спасти…

Ведь уже один раз на том же попадался! Уже сидел точно так же в этом храме и держал ответ за свои художества с медицинской страховкой. А потом, получив ответ, долго и мучительно ждал, когда равновесное плечо ударит по ним обоим, как было обещано. Как безуспешно гадал: то, во что превратился Диего, — это уже кара или просто естественное следствие, а худшее еще впереди? Боги, только не это опять… Только не по нему! Неужели с него и так не достаточно, сколько же можно! Он-то в чем виноват?…

Бубен смолк.

Посвященные многозначительно переглянулись.

Дядюшка с досадой вздохнул и неподобающе буднично произнес:

— Ничему-то тебя жизнь не учит. Опять ты в то же самое вляпался. Опять между Ма и Фо заплутал.

Где он заплутал, Рельмо прекрасно знал без пояснений. Ма, божество родственных и дружеских чувств, и Фо, ее темный лик, путали чаще всего, ибо грань между ними была особо тонка, куда тоньше, чем между ликами прочих богов. Люди — те вообще не видели разницы, если судить по их поступкам… Но не этого ждал истомившийся племянник, не пояснений, чьи там лики он спутал, а приговора.

— Ну и опять вам обоим по судьбе стукнет, — огорченно развел руками дядя Молари. — Не так, как в прошлый раз — все-таки сейчас ты хоть денег чужих не крал, — но все равно стукнет. А насколько сильно — это еще не определено. Сам должен будешь выбрать. Как раз в ближайшее время у тебя вилка впереди. От того, правильно ли ты поступишь, и зависит все последующее.

Макс не успел даже сформулировать следующий вопрос, как получил на него ответ:

— Нет-нет, точно тебе никто не скажет. Ни каков будет выбор, ни который из вариантов будет правильным. Это ты сам, только сам. Просто жди. Ты сам узнаешь. Вопрос будет… очень крупным. Из тех, что переворачивают всю жизнь.

— А Диего?

— У него свой путь, от твоего выбора зависит очень мало и очень косвенно. Видишь ли, наши боги не следят за его судьбой так же внимательно, как за твоей, моей и судьбами прочей своей паствы. Они слишком мало знают его, потому что он сам о них едва ли вообще знает. И воздействовать могут только опосредованно, через тебя, как на обычных людей, с которыми мы имеем дело. Исключение разве что Эрула, это наследственное, тут никуда не денешься, но в вашей ситуации она ничем не поможет.

— Что-нибудь еще? — Макс тщетно пытался прочесть на неподвижном лице дядюшки хоть какую-то подсказку. С таким же успехом он мог бы попытать счастья с пресловутыми идолами у храма Бездонной Зеницы. — Я могу что-то сделать, чтобы скорректировать… уравновесить?… Может, все-таки вернуть его домой? Или перебросить сюда? Или объяснить-поговорить… отменить все, что я нахимичил?…

— Нет, — коротко отрубил Молари в тон звякнувшему бубну, который как раз убирал в футляр. — Ничего не делай. Только хуже будет. Сам знаешь, исходные надо менять вовремя, пока они еще исходные, а не уже вплетенные.

— А…

— Можешь поговорить с Рессом, если хочешь, но он тебе ничем не поможет. Сам знаешь, он далек от конкретики. И гадать пока поостерегись — искажения будут неимоверные. Вот после развилки можешь гадать.

— А не на себя?

— Все равно возможны помехи. Гадать-то можно, но без гарантии.

Макс поднялся, отвесил прощальный поклон бесстрастному лику Дира Справедливого и молча зашагал к выходу, мысленно убеждая себя, что могло быть и хуже.

Утром Ольге, чтобы выбраться из дома, пришлось повторить переход Суворова через Альпы. Черный ход кто-то запер и неизвестно куда подевал ключ, а гостиную можно было пересечь, только аккуратно переступая через хаотично расположенные тела гостей, почивающих после знакомства.

Тела лежали довольно плотно, так как никто из ранее пришедших и не подумал отправиться домой, в собственную постельку, выбрав между жестким полом и дальним путешествием по ночному городу неоспоримо меньшее зло. Словно нарочно, чтобы усложнить Ольге задачу, засыпающие гости разбрелись по углам, отхватив себе участки поуютнее и оставив центр комнаты безропотному, но очень большому троллю, который в этом самом центре и улегся, сдвинув к камину стол и перегородив своим телом все оставшееся пространство. Голова его скрывалась под свисающей бахромой замусоленной скатерти (видела бы это Тереза — у нее бы вмиг вылетела из головы парочка заповедей, а непотребным неряхам было бы категорически отказано в праве называться ее ближними). Поджатые ноги упирались коленками в диван, на котором со всеми почестями устроились мадам Катрин с доном Хосе и обеими болонками. Примерившись и найдя препятствие чересчур возвышенным для бесшумного преодоления, Ольга приподняла край скатерти в надежде вспомнить детство и проползти под столом, но запасной проход (то есть прополз) был полностью загорожен счастливо храпящим доном Мигелем. Никакая мадам Катрин не могла эффективно преградить ему путь к алкогольным напиткам, даже призвав на помощь всех троллей континента.

Ольга осторожно подобрала подол и перешагнула через специалиста по спецэффектам, возвращаясь на исходную позицию. В раздумьях огляделась и между делом пересчитала своих гостей — не завалился ли кто под диван. Хулио обнаружилось в дальнем углу, где дрыхло в одиночестве, картинно задрав ноги на ближайшую стену и прикрыв лицо шляпой.

Инес не было видно, и оставалось только гадать, куда она вчера подалась — утешать Юста, погрязшего в вечных творческих проблемах, портить невинного Тарьена или выяснять, так ли занятно с двумя близнецами, как уверяла Азиль.

Еще раз осмотрев сначала диван, затем стол, Ольга со вздохом отказалась от мысли пробраться между стаканами и тарелками, ничего из посуды не расколотив и с этого стола не навернувшись, и возвратилась к первоначальному плану. Выискав на горном массиве подходящий перевал, она задрала подол повыше, примерилась и осторожно перенесла ногу через спящего тролля. Под каблуком что-то пронзительно взвизгнуло. Ольга, слишком торопливо отдернув ногу, потеряла равновесие и повалилась на Пако, а перепуганный Шнурок с отдавленным хвостом пронесся по лежбищу, продолжая визгливо и жалобно тявкать. Некоторые из потоптанных и оглушенных гостей начали поднимать головы в поисках причины внезапного шухера и были вознаграждены занимательным зрелищем того, как Ольга, раскорячившись подобно советскому народу между социализмом и коммунизмом, переползает через ничего не понимающего тролля.

— Ты чего? — с подозрением вопросила мадам Катрин, высунувшись из-за плеча супруга.

— Пытаюсь пробраться к выходу! — сердито огрызнулась Ольга, приземляясь по ту сторону, и тут же наступила на чью-то юбку. — Тьфу ты, ну прям как шпроты в банке! Ступить некуда!

Пако высунул голову из-под стола:

— А куда ты идешь?

— По делам, — объяснила Ольга. Кажется, между этой девицей в юбке и солистом кордебалета можно аккуратненько поставить ногу… — Мне надо сходить в банк за деньгами, в театр к наставнику и еще в одно место, где я могу кое-что кое о чем разузнать.

— А ты одна пойдешь? Без меня?

— Ну ты же спал… я не хотела никого будить…

Из-под бахромы показалось заспанное лицо дона Мигеля, еще более круглое, чем обычно.

— Ни в коем случае не ходи одна! Да еще с деньгами! Ограбят! Пако, вставай, раз ты уже проснулся. И я с вами схожу. Ибо такое утро без пива — тяжкое испытание для кабальеро.

— Та-ак! — быстро вмешалась мадам Катрин. — Ты сейчас пойдешь лошадей покормишь, бездельник! Пива ему еще! Шиш тебе, а не пиво, пока не вспомнишь, что ты творил вчера! Придумал тоже — своей пьяной рожей приличную девицу позорить! А ты вставай, что-нибудь надень и возьми что-нибудь тяжелое, что сойдет за дубину.

— Нет, это не женщина, а чудовище! — закатил глаза дон Мигель. — Мое лицо ее, видите ли, не устраивает! А тролль — вполне!

— Во-первых, тролль трезв, а во-вторых, он прекрасно смотрится в качестве наемного охранника. А ты посмотри на себя в зеркало, пьяница!

— Дон Мигель, я куплю вам пива, — пообещала Ольга, сжалившись над похмельным клоуном. — Не надо никуда ходить. Меня Пако проводит.

В горном массиве произошли мощные геологические катаклизмы, сотрясшие его до самого основания, часть скального монолита поднялась на дыбы и оторвалась от земной тверди.

— Ой… — растерянно произнес Пако, оглядывая комнату с высоты своего роста. — А как же я здесь пройду? Я же могу на кого-нибудь наступить…

Прежде чем обрадованный дон Мигель успел предложить свою помощь, мадам Катрин быстро сунула в рот три пальца и свистнула так, что у Ольги заложило уши, а перепуганные гости подскочили на спальных местах.

— Па-аберегись! — возгласила мадам. — Идет большой тяжелый тролль, кто не убрался с дороги — сам виноват!

— Спасибо… — пробормотала Ольга, завороженно наблюдая, как, словно по волшебству, расчищается перед ней широкий светлый путь на волю. — Пойдем, Пако.

— А что мне надеть?

— Иди пока так, я тебе по дороге куплю что-нибудь по размеру.

— А что мне взять вместо дубины?

— Ну… возьми пока кочергу. А дубину я тебе тоже потом куплю.

В конце концов, ей доводилось передвигаться по городу в обществе Гарри как он есть и Гарри с горшком на голове, так почему бы теперь не пройтись в компании тролля с кочергой? Кого она этим удивит?

К счастью, старый, надежный, рекомендованный в свое время королем банк стоял на прежнем месте, работал, как и прежде, и на его надежности не сказались ни смена правительства, ни всяческие нехорошие слухи о клиентах. Что до слухов, то они, похоже, и вовсе сюда не дошли, так как Ольгу встретили без всякого удивления и даже не поинтересовались, где она аж целую луну пропадала. Пожалуй, не оставь она Пако ожидать у входа, а заявись вместе с ним, господа тоже ничуть не удивились бы.

Обзаведшись приятно позвякивающим тяжеленьким мешочком, Ольга первым делом наведалась в свою любимую лавку, которую ей когда-то посоветовала Зинь, и с максимально независимым видом, делая вид, будто не замечает всеобщего замешательства, попросила подобрать что-нибудь приличное и подходящее но размеру для вот этого молодого господина. Понятное дело, таких размеров в продаже не бывало, но энергичный хозяин совершил все возможное и невозможное, лишь бы не упустить клиентов. В десять минут его расторопные подручные раскопали где-то широченную мантию, тут подрезали, там подшили, подтянули пояском, и получилась вполне пристойная рубашка.

Поход в оружейную лавку Ольга, подумав, отложила на потом, так как до этой самой лавки надо было топать чуть ли не десять кварталов, а театр — вот он, неподалеку. Хоть бы не наткнуться на маэстро Карлоса прежде, чем она изловит кого-нибудь помоложе и поздоровее и пошлет доложить о себе…

Тихонько приоткрыв дверь служебного входа и строго приказав Пако не шуметь, Ольга заглянула внутрь и убедилась, что в коридоре никого нет. Дверь в контору, где обычно сидел бухгалтер, находилась всего в нескольких метрах от входа, но вот незадача — маэстро нередко заходил туда и мог как раз сейчас сидеть у Лукаса, обсуждая стоимость декораций или чье-нибудь жалованье…

— Пако, — шепнула Ольга, — а ну-ка давай сделаем так. Пойди постучи во-он в ту дверь и загляни внутрь. Там должен сидеть молодой человек в очках. Если он там один, зови меня. А если у него сидит такой пожилой седой господин… Ой, нет… — Она представила себе реакцию маэстро Карлоса на заглянувшую в кабинет троллью морду и быстро скорректировала инструкции: — Как заглянешь, вежливо поздоровайся, извинись и скажи, что тебе нужен господин Лукас. Если он там не один, попроси его выйти. А если один, зови меня. Понял?

— Ага. А ничего, что я с кочергой?

— Давай я подержу. Ну ступай.

Исполнительный тролль подошел. Честно постучал. И легким движением руки открыл дверь. Вместе с фрагментом косяка.

— Тут никого нету, — доложил он, зачем-то еще и заглянув внутрь.

— Я вижу. — Ольга подбежала к нему, держа кочергу на вытянутой руке, чтобы не испачкаться. — Подумать только, и за этой хлипкой дверью, которую любой тролль может выломать, даже не заметив, хранятся наши театральные финансы! Завтра же скажу Лукасу, чтобы поставил новую, попрочнее… Но где же все? Где хоть кто-нибудь?

Первой, на кого они наткнулись, была одна из будущих звезд сцены, которые в ожидании великого часа подвизались в театре в качестве уборщиц. Завидев Ольгу с кочергой и троллем, она бросила швабру и ведро с водой и с воплями скрылась за ближайшим поворотом. Ожидать, что эта визжащая паникерша деликатно подготовит маэстро к шокирующему известию, было бы глупо. Ольга подобрала подол и, перепрыгивая через- образовавшиеся на полу моря и реки, побежала вслед в надежде, что ее хотя бы выведут к людям.

Весь персонал театра — точнее, весь непьющий персонал театра, способный явиться с утра на работу, — обнаружился у двери в кабинет маэстро. Появление Ольги вызвало у и без того взволнованных артистов небольшой шок, нов обморок упала только еще одна уборщица, да и то, похоже, в расчете на внимание к своей персоне.

— Если сейчас кто-то побежит за святой водой, начнет совать мне под нос обереги или совершать всяческие рукомахательные знамения — огрею кочергой! — пригрозила Ольга, предупреждая вероятные безобразия. — Что здесь происходит?

— Госпожа Ольга… — Из толпы протолкался бухгалтер Лукас, растерянно поправляя очки — не потому, что они спадали, а потому, что не знал, куда девать руки. — Откуда вы? Что это?… — Кажется, он намеревался кивнуть на тролля, но в последний момент забоялся и зачем-то кивнул на кочергу.

— Вот, кочергу из ремонта забрала, — ляпнула Ольга первое, что пришло в голову. — Что вы все тут делаете? Где маэстро?

— Он там… — Лукас беспомощно указал на дверь. — Внутри. Сегодня к нему приходил какой-то тип из этих… братьев… Что хотел — не знаю, но после его ухода маэстро заперся и не открывает.

— Так чего ж вы топчетесь?! — вскричала Ольга, перед внутренним взором которой в одно мгновение промелькнула вся печальная история маэстро Карлоса, рассказанная полгода назад. — Вы что, не знаете… не понимаете… зачем он приходил и что это значит для маэстро?… — Она быстро оглянулась и решительно махнула рукой. — Пако! Ломай дверь! Скорее!

Дверь рухнула с одного толчка.

Сначала Ольга увидела башмаки. Они находились примерно на уровне ее глаз и судорожно дергались, слегка раскачиваясь вместе со всем телом. Поднимать взгляд выше у Ольги не хватило духу, и она даже непроизвольно набрала в грудь воздуха, готовясь завизжать, но кто-то успел раньше. Панический визг за спиной мгновенно привел ее в чувство, наглядно показав, как позорно выглядит сия инстинктивная женская реакция на экстремальную ситуацию.

Ольга испуганно выдохнула и жалобно пискнула:

— Пако, сними его… скорей…

— Как? — растерянно уточнил тролль, не менее испуганный, чем визжащие актрисы.

Ольга заставила себя посмотреть вверх и тут же быстро отвела взгляд.

— Ты же высокий! Залезь на стол и выдерни этот крючок из потолка! Быстрее, может, мы еще успеем… Кто-нибудь, сбегайте за доктором! — Она беспомощно оглянулась на перепуганных бардов. — Ну что мне, самой бежать? Кордебалет, шаг вперед! Вот все втроем и бегите! Со всех ног! Если доктор не успеет — я вас уволю!

Трое танцоров споро затопотали прочь, словно очнувшись от оцепенения.

За спиной раздались закономерные треск и грохот — не способность делать что-либо тихо, похоже, встроена в троллей на генетическом уровне.

— Позвольте… — Ольгу мягко подвинули в сторону, и в кабинет протиснулся Лукас, все так же привычно поправляя очки. — Я помогу…

Пако уже восставал из обломков стола, все еще сжимая в лапе крюк с привязанным к нему шарфом и не вполне сознавая, что несчастный маэстро вот-вот опять взлетит и повиснет. К счастью, бухгалтер успел отобрать у него трофей и принялся шустро растягивать и стаскивать петлю, приговаривая извиняющимся тоном:

— Не извольте беспокоиться, маэстрина, предыдущий маэстро, у которого я имел честь служить, три раза вот так вешался, и всякий раз мне приходилось его снимать, так что я успел немного научиться…

— Тебе чем-нибудь помочь? — на всякий случай спросила Ольга, изо всех сил пытаясь удержать слезы.

— Нет-нет, не нужно… Все в порядке, маэстро дышит, только он… простите, он пьян до беспамятства…

— Господи! Да где ж он взял?…

— У него в шкафу стояло несколько бутылок различных напитков на случай, если вдруг понадобится угостить гостя или посетителя… Он никогда к ним не прикасался, а тут вдруг…

Ольга скользнула взглядом по шкафу, но уточнения были излишни: прежде чем решиться на последний шаг, наставник, несомненно, допил все, что смог найти.

Ресса Макс отыскал в храме Бездонной Зеницы, где обычно обретались провидцы. Спрашивать о своей дальнейшей судьбе он не собирался, раз уж ему столь недвусмысленно разъяснили бесполезность подобных вопросов, но у него имелись к кузену и другие дела, которые требовали срочного ответа.

На душе по-прежнему скребли не только все кошки Поморья, но и лично Пафнутий в своем когтистом обличье. Вот если сейчас Ресс изречет, что за упокоение Повелителя загадочная особа, которую каким-то образом высчитал Шеллар, должна будет заплатить жизнью, что тогда? Если раньше Макс и позволял себе поразмыслить (пусть и безуспешно) над возможностью как-то это от его величества скрыть, то теперь, когда любой выбор может оказаться той самой судьбоносной «вилкой», нечего и думать о подобных вещах. Только правду, какой бы вредной она ни была…

— Здравствуй, Макс, — как обычно, произнес Ресс и только потом обернулся. — Как все прошло?

— Лучше, чем я опасался, — как можно бодрее отозвался Макс, присаживаясь напротив. — Хотя все равно приятного мало. Если опять получится как в прошлый раз…

— Если ты хотел уточнить, как именно получится…

— Да нет, мне уже все объяснили. Я вот что хотел… Помнишь последний вариант, который мы рассматривали?

— Конечно, — с безмятежностью праведника согласился Ресс, блуждая взглядом в неведомых далях. — Я периодически возвращаюсь к этому раскладу, проверяю, не сорвалось ли чего. Пока все идет как надо, все нити подобраны правильно и как раз начинают завязываться в нужный узел. Ты переживаешь, не испортит ли чего новое обстоятельство, которое как раз сегодня добавилось? Не думаю. Лично ты там не настолько важный фактор.

— Это утешает. Но в прошлый раз я забыл спросить тебя о судьбе… мм… объекта, которого мы условно поименовали «роковой брюнеткой». А это оказалось важно. На днях я имел беседу с господином, который сей объект открыл, и он недвусмысленно поставил меня перед фактом: если нашей героине что-то угрожает, он просто не отдаст ее на растерзание Повелителю и предпочтет искать другой способ с ним справиться.

— Я проверю, — пообещал Ресс, неторопливо поднимаясь и безошибочно направляясь к столику, где стояли кувшин и кружки. — Почему-то я этот момент упустил. Слишком сосредоточился на картине «до» ключевого события и совершенно выпустил из внимания обстоятельства «после». А твой знакомый, несомненно, прав. Даже если девушка сама, сознательно решится на такую жертву, не особенно этично с нашей стороны такую жертву принимать. А уж посылать ее на смерть, даже не предупредив… Это уже не Байнен. Это Тирми. А спутать их лики — это тебе не Ма и Фо. Если нечто подобное случится при твоем участии, то ни ты, ни связанный с тобой человек не избегнете последствий.

— Сам знаю… — проворчал Макс.

— Фарри будешь?

— Да, спасибо. Когда ты сможешь точно сказать?

— Сегодня — точно нет. С вечера я заступаю на Большое Бдение на сутки.

— Понятно…

С трудом скрыв досаду, Макс принял из рук кузена кружку с охлажденным настоем листьев фарри и вслух поблагодарил, хотя Ресс прекрасно заметил бы и безмолвный кивок. Большое Бдение устраивалось в храме еженедельно, и все провидцы, начиная с третьего круга, по очереди принимали в нем участие. Заключалось сие действо в том, что посвященные собирались большой группой в одном помещении и предавались совместному прозреванию будущего в глобальных масштабах. Значит, сегодня Рессу предстоит многочасовая медитация, завтра он будет работать, а послезавтра — отсыпаться.

— Что-то не так?

— Да нет, все так, только придется ждать до следующего выходного, а меня любопытство гложет, вот и все.

Ресс улыбнулся:

— Я скажу кому-нибудь из родственников — отцу, например. Пусть тебе приснится и сообщит.

Сам Ресс по чужим сновидениям был не ходок, в силу специфичности его собственных. А вот через родственников — это да, это мысль верная.

— Спасибо. — Макс отхлебнул из кружки и осторожно поинтересовался: — А как там Дэн? К нему можно зайти?

— Бесполезно, — чуть качнул головой кузен. — Он почти все время отсутствует в этой реальности.

— С Татьяной опять плохо?

— Нет, опасность давно миновала, остались только рутинные лечебные процедуры. Девочка сильно ударилась головой, потеряла память, плохо разговаривает, координация движений нарушена, все это надо лечить и восстанавливать. Тетушка Фрель справилась бы сама, но Дэн — более близкий родственник, с его помощью все пойдет быстрее. Вот он и лежит в трансе чуть ли не круглосуточно. Он тебе нужен по какому-то конкретному делу?

— Да нет, какие теперь дела, что я, не понимаю… Просто навестить хотел. Что ж, в другой раз…

Он поднялся, одним глотком допил терпкий настой и поставил кружку на поднос. Ресс смотрел в другую сторону, но Макс чувствовал на себе его незримый взгляд. Тот самый, не имеющий ничего общего с глазами.

— До свидания. Будет у меня еще выходной — наведаюсь. Может, Дэн все же посвободнее станет…

— Пусть хранят тебя боги, — отозвался Ресс. И вдруг добавил обычным ровным голосом, как бы между прочим: — А что до ваших с Дэном дел, он просил передать, что на время его отсутствия его может почти полноценно заменить твой сын. Он умеет находить дорогу в снах — не так хорошо, как Дэн, но все же лучше, чем ты. И он лично знает нужного тебе человека.

— Спасибо, — вздохнул Макс.

Вот уж с кем бы он меньше всего желал встретиться в Лабиринте, так это с Диего. Самое удобное место для того, чтобы задать коварному папеньке вопрос, на который нельзя солгать в ответ. Странно, что мальчишка до сих пор сам не додумался. Наверное, не почуял подвоха. Пока.

Но надолго ли хватит его терпения и доверия?

Пока бухгалтер Лукас и прибывший вскоре целитель суетились вокруг спасенного маэстро, а танцоры опять бегали — на этот раз за извозчиком, пока несколько артистов покрепче грузили пострадавшего в повозку, а прочие расползались по своим делам, Ольга еще крепилась. Даже нашла в себе силы выдать сопровождающим инструкции и немного денег.

Но когда несчастного наставника увезли в направлении перенаселенного дома господина Жака, сотрудники театра были распущены на внеочередной выходной и Ольга осталась с Лукасом и Пако в разгромленном кабинете с вывороченной дверью, запоздалая истерика все же настигла ее. Бедный парень, проявивший столь завидное хладнокровие в обращении с недодушенными самоубийцами, при виде рыдающей женщины перепугался насмерть, забегал аки подстреленный гоблин, разлил воду прямо на платежные ведомости, расколотил стакан и чуть не уронил очки под ноги троллю. Похоже, истеричных дамочек среди его клиентов еще не было, и привыкнуть к ним он не успел.

— Сударь, вы ее просто оставьте, — сочувственно посоветовал Пако, понаблюдав за его метаниями. — Она сейчас поплачет сколько требуется и сама перестанет.

— Да? — неуверенно переспросил Лукас и приостановился, не донеся до Ольги протянутый стакан.

Ольга выхватила сосуд с водой из его руки и, с трудом втискивая слова между всхлипами, подтвердила:

— Да, подождите… минут пять… Я сейчас… ну познакомьтесь пока… что ли…

И эти два дисциплинированных поросенка действительно все время, пока она безуспешно пыталась взять себя в руки, сначала честно знакомились, а потом обсуждали разновидности трудовых договоров и возможные способы избегнуть надувательства при оплате. Видимо, Пако, всю свою самостоятельную жизнь от подобных надувательств страдавший, подбросил собеседнику благодатную тему.

Тщательно оплакав горькую судьбу наставника, а заодно несчастного Диего, бедного Жака, горемычного Мафея и всех прочих пострадавших от нашествия злодейских мракобесов (включая себя), Ольга наконец вспомнила, что собиралась как раз предпринять кое-какие реальные действия для спасения дорогих ей людей, а сама вместо этого развела тут мокроту…

Утираясь и приводя себя в порядок, она запоздало обнаружила, что все-таки испачкала руки о злополучную кочергу, а потом старательно размазала сажу пополам со слезами по всей физиономии, и конечно же эта жидкая грязь натекла на манжеты и закапала подол. Однако эта бытовая неприятность показалась Ольге столь мелкой и незначительной по сравнению с действительно серьезными несчастьями, что она забыла об испачканных манжетах, едва смогла говорить.

— Послушай, Лукас, — начала она, пристраивая на краешке стола мокрый платочек в черных разводах. — Помнится, твой дядюшка, когда устраивал тебя на работу, говорил, что у тебя потрясающая память на цифры.

— Это верно, — чуть смущенно подтвердил бухгалтер и тут же потянулся за какой-то одному ему ведомой бумажкой среди останков стола. — За последнюю луну наши убытки составили…

— Нет-нет, погоди, — испугалась Ольга. Насчет убытков она подозревала с самого начала, но обсуждать конкретные цифры была не готова, да и, что греха таить, втайне надеялась на всемогущество и всезнание Шеллара. — Давай на наши финансы посмотрим завтра, а сейчас напряги, пожалуйста, свою замечательную память. Помнишь, еще в начале Серебряной луны мы шли по Заливистому переулку… Ты, я и Диего, кажется, мы тебя домой провожали, потому что ты задержался на работе допоздна в день выплаты жалованья и боялся грабителей.

— Да, конечно, помню, — кивнул юноша.

— И по дороге Диего поздоровался с неким господином, который шел нам навстречу. Мы остановились, они обменялись несколькими фразами в духе «как дела, куда направляешься», и этот господин сказал, что вот тут живет. И показал, где именно. Помнишь? Такой крепкий упитанный дядька в плаще с капюшоном?

— К сожалению, на лица у меня память не настолько хорошая, да и темно было… — принялся оправдываться Лукас, но Ольга тут же его перебила:

— Нет-нет, в лицо я его знаю, раньше видела. Ты мне скажи номер дома, на который он показал.

— Двенадцатый, — не раздумывая ответил бухгалтер.

— Вот спасибо! Я знала, что ты запомнишь! Умница! А теперь я отправляюсь в Заливистый переулок, а ты закрой тут все и зайди к Тарьену, спроси там мадам Катрин и поговори с ней насчет их гастролей в нашем помещении.

— Маэстрина, но ведь у нас потому и убытки, что публике в такое время не до походов по театрам! Мы даем два спектакля в неделю вместо шести, и то зал почти пуст! А вы о гастролях…

— Да я просто подумала… Может, если вместо спектаклей дать простенькое недорогое цирковое представление, то публика и наберется? Ну понятно, это будет не та публика, к которой мы привыкли, ну заплюют зал ореховой скорлупой, но у нас ведь все равно убытки и пять дней из семи зал пустует… А я людям обещала.

Лукас задумался:

— Возможно, если повесить афиши поярче… зазывалу поставить… цены на билеты снизить до… э-э-э… скажем…

— Вот и подумай, как организовать рекламу и почем продавать билеты, а мне надо бежать. Пако, возьми кочергу, и пойдем…

— Постойте… — спохватился Лукас — Но… разве вы мне не расскажете, что с вами случилось, как вы добрались домой и почему все говорили, будто вы погибли? И куда пропал маэстро Диего?

— Вот когда я сама выясню, куда он пропал, — вздохнула Ольга, — тогда и тебе расскажу. А все остальное пусть тебе Юст расскажет. Второй раз всю историю пересказывать у меня нервов не хватит. — Она поднялась, расправила платье и накинула на голову капюшон, частично скрывающий отсутствие чепчика. — Да, чуть не забыла… Оформи на свое имя доверенность на право распоряжаться моим банковским счетом, я завтра подпишу. Если вдруг со мной что-то случится или я опять пропаду, выдай ребятам из цирка пятьсот золотых, и пусть срочно уезжают из города.

Свернув в Заливистый переулок, Ольга пониже надвинула капюшон и плотнее запахнула плащ. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-то из знакомых увидел ее так близко от конечной цели маршрута и, не дай бог, ляпнул об этом где не надо.

Хоть бы этот дядечка был дома, а не на работе!

И хоть бы он за последнюю луну эту работу не поменял!

Иначе останется только переться к королю, а это уже не просто авантюра, а чистое самоубийство. Хоть и говорят, что Шеллар сейчас живет не во дворце, вокруг него наверняка кишмя кишат всевозможные охранники и соглядатаи. К тому же, скорее всего, он не сможет сделать для нее и ее друзей больше, чем уже сделал, а просить его о чем-то — только подставлять под удар. Ему и так вряд ли полностью доверяют, а если еще с ней засекут… Нет, это безнадежный вариант, уж лучше пусть этот дядечка будет дома… Только бы он не прогнал ее взашей, только бы согласился помочь… Ведь выбить из него информацию у Ольги сил не хватит, а Пако только с виду большой и страшный, а на самом деле терпеть не может насилия.

Как бы в качестве компенсации от судьбы за сегодняшний кошмар в театре, ее мольбы были где-то наверху услышаны и исполнены. Бесценный источник информации оказался дома, более того, по его изумленному лицу можно было безошибочно определить, что он не только узнал гостью, но и прекрасно наслышан о ее предполагаемой кончине.

— Здравствуйте, мастер Тедди… — Ольга очень старалась, чтобы это прозвучало вежливо и скромно, но получилось откровенно жалобно.

— Ага… — глубокомысленно изрек палач, внимательно осмотрел посетительницу с головы до ног, словно убеждаясь в ее реальности и живости, и отступил на шаг. — Понятно. Заходи. И тролль пусть заходит, не надо ему стоять у меня под дверью и привлекать внимание.

Пропустив гостей, он выглянул наружу, быстрым цепким взглядом изучив пустую лестницу, плотно затворил дверь и задвинул засовы. Не обращая внимания на Ольгины попытки завести разговор, усадил ее на высокий неудобный стул, сам остался стоять, нависнув над ней, словно грозный преподаватель над злостным шпаргалыциком. И наконец проникновенно произнес, пристально уставившись прямо в глаза:

— Ты зачем сюда приехала, дура?

Ольга не успела даже растеряться, как плечи сами собой развернулись, спина выпрямилась, словно прилипнув к высокой жесткой спинке стула, а голос обрел точно необходимую меру прохладцы и сдержанной вежливости.

— Полагаю, вопрос был риторический, так как вы уже поняли, зачем я приехала и зачем пришла к вам. Вы можете мне что-нибудь сказать?

Толстяк смешно развел руками, словно доктор, расписывающийся в бессилии медицины перед родственниками безнадежного пациента, и кратко пояснил:

— Их здесь нет. Были в начале прошлой луны где-то с неделю, я с ними не работал, мои коллеги, кажется, тоже. Потом их куда-то перевезли. Телепортом. И больше их никто не видел. И тебя я тоже чтобы больше здесь не видел, понятно? Хочешь искать — беги на север, там остались маги. Сюда больше не приходи.

— Спасибо. — Ольга едва удержалась от того, чтобы обнять и расцеловать этого замечательного, все понимающего дядьку.

Они все-таки живы! Что бы он ни говорил, не зря, не зря она сюда приехала! Теперь уж точно известно, что искать — стоит! Что поиски не напрасны и не бесполезны, что еще не поздно и что-то сделать еще можно!

Уже в коридоре Тедди добавил на прощание:

— Не вздумай ходить к Шеллару.

— А там действительно такая серьезная охрана, что не проскользнуть? — на всякий случай уточнила Ольга. А вдруг все же как-нибудь можно…

— Во-первых, даже если и можно, не тебе там проскальзывать. А во-вторых, он сам тебя сдаст без всякой охраны. Он орденское посвящение прошел. Магическое. Короче говоря, он уже давно не тот Шеллар, которого ты знала, а говорящая кукла на службе ордена.

Дальше Ольга не стала расспрашивать. Ей сразу стало понятно, откуда у «истинных патриотов» такая бесспорная уверенность в предательстве короля и как такое вообще могло случиться. Конечно, по своей воле он бы ни за что не предал своих, но если его и в самом деле заколдовали…

За ее спиной захлопнулась дверь и зашуршали засовы.

Получается, кроме единственного факта, что друзья живы, она ничего не узнала. И спросить больше не у кого…

Нет, не может быть, чтобы люди так вот бесследно пропали, и все тут! Кто-то должен знать, куда их подевали! Вчера Юст по секрету поведал, что в городе действует подпольная организация во главе с Флавиусом, — может, они хоть что-то знают? Правда, возникает вопрос: как их найти бестолковой маэстрине, если даже толковые, опытные и заинтересованные люди уже луну найти не могут?

Ответ нашелся спустя десять секунд, хвала всем богам и болтливому языку Жака. На радостях Ольге даже не пришло в голову, что упомянутые люди должны были додуматься до того же самого еще луну назад. Она и задумываться над такими сложными вопросами не стала — ноги сами понесли ее в квартал Пляшущих Огней, к лавке почтенного Цыня.

К сожалению, судьба оказалась скупа на подарки — на двери магазинчика красовались три здоровенных замка и аккуратная табличка с каллиграфической надписью: «Уехал за товаром».