Аманда Квик Наваждение

Пролог

Лондон

Шарлотта не могла понять, что разбудило ее в такой ранний час: то ли скрип половиц, то ли приглушенные мужские голоса? Как бы там ни было, сон слетел с нее мгновенно. Девушка резко открыла глаза и села в постели. Тревожное предчувствие охватило ее, холодком пробежав по спине.

Сегодня экономка ушла ночевать к себе домой. Отчим Шарлотты, Винтербурн, в последнее время приходил только под утро. Как правило, в этот час Шарлотта и ее сестра Ариэл были в доме одни.

Ей послышалось, как кто-то поднимается по ступенькам и идет по коридору.

Шарлотта отбросила одеяло и, дрожа, опустила ноги на холодный пол. Секунду она стояла в нерешительности.

Снова застонали половицы под чьими-то тяжелыми шагами.

Она подошла к двери, осторожно приоткрыла ее и выглянула в темный коридор. В дальнем углу скрытые во мраке две фигуры, закутанные в широкие плащи, замерли у двери в спальню Ариэл.

Один из ночных посетителей держал в руке свечу. Ее колеблющееся пламя осветило потасканную физиономию Винтербурна, его грубые черты.

– Делайте, что задумали, да поскорее, – пробурчал он, обращаясь к своему спутнику. – И уходите не мешкая. Уже светает.

– Но я горю желанием продлить такое редкостное удовольствие. Нечасто выпадает возможность отведать столь изысканное блюдо – юная девственница, да к тому же из аристократической семьи. Ей четырнадцать, говорите? Прелестный возраст. Итак, имейте в виду, Винтербурн, я не намерен спешить.

Шарлотта застыла на месте от ужаса и гнева. Голос второго ночного гостя напоминал мрачные звуки какого-то музыкального инструмента – он не был лишен своеобразного очарования, и в нем отчетливо слышались властные нотки. Голос, подобный этому, мог бы усмирять диких животных и петь священные гимны. В то же время ничего ужаснее Шарлотте еще не приходилось слышать.

– Вы что, с ума сошли? – прошипел Винтербурн. – Поторапливайтесь, и покончим с этим.

– Вы задолжали мне изрядную сумму, Винтербурн. Не думаете же вы, что несколько минут с этой юной и весьма дорогостоящей девственницей полностью возместят ваши долги? Я требую часа – не меньше.

– Это невозможно, – пробормотал Винтербурн. – Спальня ее старшей сестры находится в конце коридора. Эта девчонка – сущая чертовка. Совершенно неуправляемая. Если вы разбудите ее, я не ручаюсь за последствия.

– Ну это ваша забота, а не моя. Вы ведь хозяин дома, не так ли? Разрешаю вам поступить с ней по своему усмотрению.

– Но что, черт побери, мне делать, если она проснется?

– Заприте ее в комнате, свяжите, заткните рот кляпом, избейте до полусмерти – мне наплевать, какими средствами вы этого добьетесь, но я не желаю, чтобы кто-то мне помешал получить удовольствие.

Шарлотта осторожно прикрыла дверь спальни и окинула обезумевшим взглядом залитую лунным светом комнату. Она глубоко вздохнула, стараясь привести в порядок свои смятенные чувства, и на цыпочках прошла по ковру к сундуку, стоявшему у окна.

Торопливо вставив ключ в замок, она открыла сундук и отшвырнула два одеяла, лежавшие сверху. Ящик с отцовскими пистолетами находился на самом дне.

Шарлотта схватила ящик, раскрыла его дрожащими пальцами и вытащила тяжелое оружие. Пистолет не был заряжен. Но у нее нет ни пули, ни пороха, чтобы зарядить его, а самое главное – времени разобраться, как это делается.

Шарлотта метнулась к двери, распахнула ее и скользнула в коридор. Интуиция подсказывала, что незнакомец, который хотел изнасиловать Ариэл, из двух ночных посетителей наиболее опасен. Она понимала, что малейшее проявление страха или неуверенности, не говоря о паническом ужасе, который владел ею сейчас, только подзадорит его.

– Не двигайтесь, или я убью вас, – тихо, но твердо предупредила Шарлотта.

Винтербурн вздрогнул от неожиданности и отшатнулся. Пламя свечи, которую он держал в руках, осветило его открытый в изумлении рот.

– О дьявол, Шарлотта!

Спутник Винтербурна не спеша обернулся. Полы его плаща мягко зашуршали. Свеча не отбрасывала на него света, а широкие поля шляпы и высокий воротник сюртука полностью скрывали лицо.

– Ага, – негромко пробормотал он. – Полагаю, это и есть старшая сестрица?

Шарлотта только сейчас заметила, что стоит в полосе лунного света, льющегося из окна ее спальни через открытую дверь. От незнакомца наверняка не укрылось, как линии ее тела просвечивают сквозь тонкую льняную рубашку.

В этот момент Шарлотта всем сердцем жалела, что пистолет, который она сжимала в руках, не заряжен. Девушка никогда раньше ни к кому не испытывала такой ненависти, как сейчас к этому человеку. И ни разу ею не владел такой отчаянный страх.

Воображение ее так разыгралось, что она чуть не лишилась рассудка. Ей казалось, что незнакомец этот и не человек вовсе, но исчадие ада.

Шарлотта не ответила на реплику. Вместо этого она крепче сжала пистолет, тщательно прицелилась, как если бы он был заряжен, и взвела курок. Характерный щелчок резко прозвучал в наступившей тишине.

– Черт подери, девчонка, ты в своем уме? – Винтербурн рванулся вперед, но тут же остановился как вкопанный. – Опусти пистолет сейчас же.

– Убирайтесь! – Шарлотта держала пистолет обеими руками, не спуская глаз с таинственного незнакомца в черном плаще. – Убирайтесь оба сию же минуту.

– Мне кажется, она намерена спустить курок, Винтербурн. – В насмешливых переливах незнакомого голоса звучало нескрываемое удивление.

– Не посмеет, – пробормотал Винтербурн, но тем не менее сделал шаг назад. – Шарлотта, послушай меня. Не будь дурочкой, образумься. Ну скажи, неужели ты способна хладнокровно застрелить человека? Тебя же могут повесить за это.

– Значит, так тому и быть. – Шарлотта продолжала сжимать рукоятку пистолета.

– Перестаньте, Винтербурн, – негромко приказал его спутник. – Уходим, да поживее. Эта невинная крошка полна решимости всадить пулю в одного из нас, и мне сдается, что она выбрала своей мишенью мою особу. Ни одна девственница не стоит того, чтобы из-за нее претерпеть столько неприятностей.

– А как же мой проигрыш? – дрожащим голосом спросил Винтербурн. – Вы обещали вернуть мне долговые расписки, если я отдам вам младшую из сестер.

– Похоже, теперь вам придется изыскивать другие пути возвратить мне долг.

– Но у меня нет другой возможности заплатить вам, сэр! – в отчаянии воскликнул Винтербурн. – Даже если я продам все, что имею, и то не покрою всей суммы проигрыша. Драгоценности моей покойной жены исчезли неизвестно куда. Осталось только столовое серебро. Да ведь и домом я не владею, а всего лишь снимаю его.

– Более чем уверен, вы найдете способ оплатить свои долги. – Незнакомец не спеша направился к лестнице, продолжая неотрывно следить за Шарлоттой. – Постарайтесь сделать так, чтобы на моем пути больше не возник этот очаровательный карающий ангел, вооруженный пистолетом.

Шарлотта держала незнакомца под прицелом, пока тот спускался по лестнице. Свет от свечи Винтербурна не попадал на него, и он почти слился с окружающей темнотой. Шарлотта перегнулась через перила и увидела, что он открывает входную дверь.

И тут, к величайшему ужасу девушки, он обернулся и вскинул голову, перехватив ее взгляд.

– Верите ли вы в судьбу, мисс Аркендейл? – донесся до нее тягучий голос из мрака ночи.

– Я не верю ни в рок, ни в судьбу.

– Жаль. Вы только что доказали, что относитесь к тем редким натурам, которые способны управлять своей судьбой. Вам следовало бы побольше интересоваться подобными вещами.

– Убирайтесь из этого дома.

– Прощайте, мисс Аркендейл. По крайней мере это было забавное приключение. – И, взмахнув напоследок плащом, незнакомец исчез.

Шарлотта с облегчением перевела дух и повернулась к Винтербурну:

– И вы тоже, сэр, убирайтесь вон – иначе я спущу курок.

Маска гнева исказила грубые черты Винтербурна.

– Ты понимаешь, что наделала, безмозглая сучка? Я же задолжал ему целое состояние!

– Мне наплевать, сколько вы ему должны. Он просто исчадие ада, чудовище. А вы – негодяй, готовый принести в жертву этому зверю невинное дитя. А потому вы ничуть не лучше его. Убирайтесь.

– Ты не можешь выгнать меня из дома!

– Именно это я и собираюсь сделать. Уходите, или я спущу курок. Не сомневайтесь, Винтербурн, я это сделаю.

– Клянусь Богом, я все-таки твой отчим!

– Нет, вы низкий, презренный лжец. К тому же еще и вор. Вы украли наследство, которое отец оставил нам с Ариэл, и промотали его в игорных домах. А теперь просите о снисхождении? Да вы просто безумец.

От этих слов Винтербурн пришел в ярость.

– Когда я женился на твоей матери, все деньги перешли ко мне!

– Убирайтесь вон!

– Шарлотта, постой, ты всего не знаешь. Этот человек, который сюда приходил, не из тех, с кем можно шутить. Он потребовал, чтобы я сегодня же заплатил ему мои карточные долги. Я должен уладить это дело. В противном случае одному Богу известно, что он со мной сделает.

– Убирайтесь!

Винтербурн открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но у него вырвался только нечленораздельный стон муки и ярости. Бросив беспомощный взгляд на пистолет в руках Шарлотты, он торопливо направился к лестнице. Держась за перила, спустился вниз по ступенькам, пересек холл и вышел из дома.

Шарлотта стояла в темноте не шелохнувшись, пока за Винтербурном не захлопнулась парадная дверь. Потом несколько раз глубоко вздохнула и медленно опустила пистолет.

На мгновение все поплыло у нее перед глазами. Знакомые очертания холла и лестницы показались ей призрачными и неясными. Стук копыт по мостовой и шум отъезжающих экипажей послышались откуда-то издалека.

Дверь спальни Ариэл в конце коридора внезапно отворилась.

– Шарлотта? Я слышала какие-то голоса. С тобой ничего не случилось?

– Ничего. – Шарлотта постаралась взять себя в руки. Она прижала пистолет к бедру, пытаясь спрятать его в складках рубашки, чтобы сестра ничего не заметила. Медленно обернувшись, она изобразила на дрожащих губах подобие улыбки. – Со мной все хорошо, Ариэл. Винтербурн опять пришел пьяный, и мы немного повздорили. Но он ушел и сегодня ночью уже не вернется.

Ариэл помолчала, потом тихо сказала:

– Как бы мне хотелось, чтобы мама была жива. Порой мне бывает так страшно в этом доме.

Шарлотта почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.

– Мне тоже здесь неуютно, Ариэл. Но скоро мы станем свободны. Завтра же уедем в Йоркшир.

Она подошла к младшей сестренке и обняла ее одной рукой, а другую поглубже спрятала в складки ночной рубашки. Металл холодил кожу бедра сквозь тонкую ткань.

– Значит, ты уже продала серебро и остатки маминых украшений? – спросила Ариэл.

– Да. Вчера я отдала в заклад чайный поднос. Больше ничего не осталось.

В течение года, прошедшего со дня безвременной кончины их матери (она разбилась, упав с лошади), Винтербурн продал самые ценные фамильные украшения Аркендейлов и большинство предметов столового серебряного сервиза, чтобы заплатить свои растущие карточные долги.

Как только Шарлотта поняла, что происходит, она припрятала оставшиеся кольца, брошки и кулоны. Ей так же незаметно удалось спрятать остатки серебряного чайного сервиза, и постепенно она тайком заложила их в ломбард.

Винтербурн большую часть времени находился в подвыпившем состоянии и не замечал, что из дома исчезают вещи. Если все же обнаруживал пропажу, Шарлотта уверяла, что он сам продал или заложил пропавшую вещь, когда был пьян.

Ариэл подняла голову.

– Ты думаешь, нам понравится в Йоркшире?

– Все будет чудесно, вот увидишь. Мы снимем маленький уютный коттедж.

– Но как мы будем жить? – Несмотря на свои неполные четырнадцать, Ариэл отличалась весьма прагматическим взглядом на вещи, что редко бывает с людьми в столь нежном возрасте. – Тех денег, которые ты выручила за мамины драгоценности, нам не хватит надолго.

Шарлотта порывисто обняла младшую сестренку.

– Пусть тебя это не волнует. Я позабочусь обо всем.

Ариэл нахмурилась:

– Но ты ведь не собираешься стать гувернанткой, правда? Ты же знаешь, как нелегко приходится женщинам, зарабатывающим подобным образом. Им платят жалкие гроши и обращаются, как с прислугой. И я не смогу быть с тобой, если ты отправишься служить в чужой дом.

– Можешь быть уверена, я придумаю что-нибудь более подходящее, – пообещала Шарлотта.

Сестрам хорошо было известно, как горек удел гувернантки. Кроме того, что ей почти ничего не платят и ежечасно унижают, существует еще и определенная опасность со стороны господ мужского пола, которые всегда не прочь развлечься с молоденькой учительницей.

Надо найти другой способ зарабатывать себе на кусок хлеба, решила Шарлотта.

Утро полностью переменило их планы. Лорд Винтербурн был найден в Темзе с перерезанным горлом. Все решили, что он стал жертвой грабителя.

Теперь необходимость отъезда в Йоркшир отпала, но перед Шарлоттой по-прежнему стояла задача найти работу.

Узнав о смерти Винтербурна, она вздохнула с нескрываемым облегчением. И в то же время девушка подумала, что никогда не сможет забыть дьявольски-звучный голос незнакомца, с которым судьба свела ее в ту роковую ночь.

Два года спустя

Побережье Италии

– Итак, ты решил предать меня. – Морган Джадд стоял в дверях комнаты со старинными каменными сводами, служившей ему лабораторией. – Жаль. У нас с тобой так много общего, Сент-Ивс. Вместе мы могли бы создать союз, который привел бы нас к таким вершинам власти и могущества, которые тебе и не снились. Ты упустил щедрый дар судьбы. Но ты ведь не веришь в судьбу, правда?

Бакстер Сент-Ивс стиснул в руке треклятую записную книжку, только что им обнаруженную, и обернулся к Моргану.

Женщины находили в лице Джадда сходство с падшим ангелом. Черные вьющиеся волосы делали его похожим на поэта-романтика. Темные кудри обрамляли высокий умный лоб. Глаза были голубые и холодные, как лед.

Голос Моргана мог бы принадлежать и самому Люциферу. Глубокий, низкий, полный неуловимых оттенков и невысказанных обещаний, властности и всевозможных страстей, он звучал в оксфордском хоре, завораживал слушателей стихами, обольщал великосветских дам. Морган умело использовал его в своих целях, как, впрочем, и многое другое.

Он происходил из семьи, принадлежащей одному из самых знатных родов Англии. Но благородные черты не могли скрыть печальной правды его рождения.

Морган Джадд являлся незаконным сыном английского аристократа. Бакстер признавал, что в этом их судьбы действительно схожи. Другой точкой соприкосновения была общая страсть к химии, что стало причиной их сегодняшней полночной встречи.

– Рок и судьба – для поэтов-романтиков и сочинителей сентиментальных новелл. – Бакстер поправил на носу очки в золотой оправе. – А я исследователь. Меня нисколько не интересует вся эта метафизическая чепуха. Но с одним я согласен: человек может продать свою душу дьяволу. Скажи, зачем ты это сделал, Морган?

– Ты имеешь в виду договор, который я заключил с Наполеоном? – Чувственный рот Моргана скривился в холодной усмешке.

Он сделал несколько шагов от двери и остановился посреди полутемной комнаты. Полы черного плаща, достигавшие голенищ до блеска начищенных сапог, колыхались, напоминая крылья огромной птицы.

– Да, – подтвердил Бакстер. – Я говорю о твоей сделке.

– Ну, в моем решении нет никакой мистики. Я должен был это сделать, чтобы выполнить свое предназначение.

– И ты способен предать родину ради этого сумасбродства – идеи великого предназначения, якобы уготованного тебе свыше?

– Я ничем не обязан Англии, кстати, ты тоже. В этой стране действуют законы и неписаные правила, которые не дают таким выдающимся людям, как мы с тобой, занять подобающее место в обществе. – Глаза Моргана холодно поблескивали в свете свечи. В голосе его слышалась глухая ярость. – Еще не поздно, Бакстер. Присоединяйся ко мне.

Бакстер небрежно тряхнул записной книжкой, которую все еще сжимал в руке.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе разработать всю эту химическую стряпню, которую Наполеон намерен использовать как оружие в борьбе с твоими согражданами? Да ты просто спятил!

– Я-то еще не сошел с ума, а вот ты и правда глупец. – Морган вытащил пистолет из складок своего плаща. – К тому же слепой, несмотря на очки. За Наполеоном – будущее!

Бакстер покачал головой:

– Он стремится к власти над всем миром. И это его погубит.

– Он человек, который понимает: судьба благоволит к тем, кто обладает умом и волей и кто никогда не упустит шанса. Более того, он верит в прогресс и единственный из европейских правителей осознал ценность и мощь науки.

– Мне известно, что он предоставляет огромные суммы денег тем, кто проводит эксперименты в области химии, физики и других естественных наук. – Бакстер не сводил глаз с пистолета Моргана. – Но то, что ты создашь здесь, в этой лаборатории, будет использовано в военных целях. Если тебе удастся синтезировать это вещество в больших количествах, англичане будут умирать мучительной смертью, задыхаясь ядовитыми парами. Неужели это нисколько тебя не заботит?

Морган рассмеялся. Смех его гулко отдавался под каменными сводами комнаты, словно кто-то ударил в огромный колокол.

– Нисколько.

– Значит, ты продал дьяволу свою честь и совесть, как и свою страну?

– Сент-Ивс, ты меня удивляешь. Когда ты наконец поймешь, что понятие чести существует лишь для тех, кто родился в законном браке?

– Я с тобой не согласен. – Сунув записную книжку под мышку, Бакстер снял очки и принялся не спеша протирать платком стекла. – Честь и совесть – качества, которые человек приобретает сам. – Он слегка усмехнулся. – Это немного напоминает твою концепцию судьбы и великого предназначения.

Взгляд Моргана стал жестким, в нем смешались презрение и холодная ярость.

– Честь существует для того, кто унаследовал власть и богатство, едва появившись на свет, просто потому, что у его матери хватило ума сначала получить брачное свидетельство, а уж потом раздвинуть ноги. Честь существует для джентльменов, подобных нашим высокородным отцам, которые завещали титул и наследство своим законным сыновьям, а незаконным не оставили ни гроша. Но для таких, как мы с тобой, понятия чести не существует.

– Знаешь, в чем твой главный недостаток? – Бакстер осторожно водрузил очки на нос. – Ты придаешь слишком большое значение всякой ерунде. Излишняя эмоциональность не к лицу химику.

– Черт тебя подери, Сент-Ивс. – Пальцы Моргана стиснули рукоятку пистолета. – С меня хватит – довольно я наслушался твоих нудных нравоучений. Если хочешь знать, твой самый главный недостаток в том, что тебе не хватает силы духа и дерзкой отваги, чтобы изменить свою судьбу.

Бакстер пожал плечами:

– Ну, если рок и судьба действительно существуют, тогда мое предназначение – быть самым скучнейшим занудой вплоть до того дня, когда я испущу дух.

– Боюсь, этот день уже настал. Не поверишь, но мне жаль убивать тебя. Ты единственный, кто мог бы по достоинству оценить мое открытие. Досадно, что тебя не будет в живых, когда я достигну всего, к чему стремился всю жизнь, и выполню свое великое предназначение.

– Предназначение – подумать только! Что за вздор! Должен заметить, что пристрастие к метафизике и всякой оккультной ерунде характеризует человека науки не с лучшей стороны. Когда-то ты занимался этим ради забавы. Что же заставило тебя поверить в эту чепуху?

– Глупец! – Морган прицелился и взвел курок.

Медлить больше нельзя. В отчаянии Бакстер ухватил со стола тяжелый подсвечник с горящей свечой и с размаху швырнул его на ближайший лабораторный стол, заваленный колбами и препаратами.

Железный подсвечник угодил в стеклянную колбу и разбил ее вдребезги. Бледно-зеленая жидкость выплеснулась на стол и потекла к все еще горящей свече.

От пламени жидкость вспыхнула мгновенно.

– Нет! – вскрикнул Морган. – О, будь ты проклят, Сент-Ивс!

Он спустил курок, но внимание его было приковано к разгоравшемуся пламени, а не к живой мишени. Пуля попала в окно позади Бакстера. Стекло зазвенело и посыпалось на пол.

Бакстер бросился к двери, сжимая в руке записную книжку.

– Как ты посмел помешать моему плану? – Морган схватил с полки зеленую стеклянную бутыль и бросился ему наперерез. – Идиот! Тебе не удастся меня остановить.

– Огонь распространяется быстро, Морган. Ради всего святого, беги, пока не поздно!

Но Морган не внял его словам. Черты его исказила гримаса ярости, и он выплеснул содержимое зеленой бутыли на Бакстера.

Сент-Ивс еле успел прикрыть глаза рукой и отвернуться.

Кислота попала ему на спину и плечо. Секунду он не чувствовал ничего, кроме странного ощущения холода, будто его окунули в ледяную воду. Но в следующее мгновение кислота проела тонкую ткань льняной сорочки и обожгла кожу.

Боль пронзила его – мучительная, жгучая, – и он чуть не потерял сознание. Усилием воли заставил себя думать только о том, как бы спастись.

Пожар охватил лабораторию. Густой едкий дым пополз по комнате, а вокруг лопались от жары колбы, выплескивая химикаты в огонь.

Морган подскочил к ящику стола и выхватил оттуда второй пистолет. Он обернулся к Бакстеру, прищурился, целясь в него сквозь дымовую завесу.

Бакстер чувствовал, как кожу его словно раздирает на куски жгучая боль. Дым разъедал глаза, но ему удалось разглядеть, что выход прегражден бушующим пламенем. Он понял: с этой стороны путь к спасению отрезан.

Он изловчился и пнул носком сапога тяжелый воздушный насос, и тот свалился Моргану прямо на ногу.

– Будь ты проклят! – Джадд пошатнулся и упал на колени, выронив пистолет.

Не теряя ни секунды, Бакстер бросился к окну. Рубашка развевалась на нем лохмотьями. Он оперся о широкий каменный подоконник и взглянул вниз.

Там, внизу, ревело и пенилось море. В неясном серебристом свете луны он видел, как волны с шумом разбивались о каменные глыбы у основания старого замка.

Прогремел выстрел.

Бакстер раскрыл окно и прыгнул в темные воды залива. В тот миг, когда волны сомкнулись над ним, до него донеслись отголоски взрывов в лаборатории.

Каким-то чудом ему удалось миновать острые каменные глыбы у подножия утеса, но удар о воду был так силен, что записную книжку Моргана вырвало у него из рук, и та навеки исчезла в морских глубинах.

Вынырнув на поверхность среди бушующих волн, Бакстер заметил, что очки его тоже унесло течением. Правда, и без них он увидел, что лаборатория в башне замка превратилась в кромешный ад. Густой дым пополз по ночному небу.

В таком пожаре никому не удалось бы уцелеть. Безусловно, Морган Джадд мертв. У Бакстера мелькнула мысль, что он косвенно явился причиной смерти человека, который когда-то был его ближайшим другом и коллегой.

После всего, что с ним сегодня случилось, поневоле поверишь в судьбу…