"Ветер и смерть" - читать интересную книгу автора (Кубатиев Алан)2Музыка играла так тихо, что лейтенант почти не слышал ее, только легкие ритмичные перезвоны доносились временами. Сначала Акира машинально пытался разобрать мелодию, напоминавшую «Сумиэ».[5] Но в конце концов оставил это: сейчас было не до песен. Он сидел на поджатых под себя ногах в углу каюты. Руки на коленях, лицо — деревянная маска. Он обманул доверие Его Величества. Он предал память погибших товарищей. Саяма, Хасэгава, Тоси-Тян… Что ему теперь жизнь? Вот он, позор воина… Музыка смолкла. Акира поднял голову. — Акира-сан, я вас не потревожил? Голос звучал так, будто говоривший невидимо стоял здесь, перед ним. — О, нисколько, — безо всякого выражения, но очень вежливо ответил Акира. — Я только немного размышлял… сэнсэй,[6] - добавил он с некоторым усилием. — Мне хотелось бы побеседовать с вами, Акира-сан. — Располагайте вашим покорным слугой, как сочтете нужным, — так же тускло ответил Акира. — Хорошо, — произнес голос. — Я сейчас приду, Акира-сан! Акира поднялся и вышел на середину комнаты, опустив руки по швам. А что оно изменило бы, его «нет»? Конечно, Урод не стал бы настаивать. Но ведь рано или поздно это все равно должно было случиться. Пусть его хозяин гостеприимен и ненавязчив — от этого Акире еще яснее, что он пленный… Только в плену все вокруг такое чужое. Осточертевшее питье вместо риса, рыбы, сакэ! Каюта, из которой не выйти! Чем не плен? А, хуже… в плену хоть можно царапать ногтем стенку, складывая потом эти засечки в недели, месяцы, годы… Сколько он здесь просидел? О том, что происходит на фронте, Акира и не спрашивал. Наверное, из осторожности — пленным всегда лгут. Стена, на которую он уставился, зарябила, словно пруд под дождем, и исчезла. Хозяин вошел быстро и бесшумно. — Здравствуйте, Акира-сан. — Здравствуйте, сэнсэй. Урод сморщился. Акира уже знал, что это улыбка. — Мне не очень подходит это звание… Акира совершил вежливый поклон, со свистом втягивая воздух сквозь зубы: — Великая мудрость сэнсэя спасла меня от смерти, несказанная доброта дает мне, ничтожному, кров и пищу… Челов… Существу, наделенному столь высокими и прекрасными добродетелями, никакое титулование не будет слишком высоким. Но замечание сэнсэя говорит еще об одном достоинстве — безграничной скромности… — И Акира еще раз поклонился, стараясь все же не глядеть на Урода. Тот выслушал его несколько озадаченно. Потом холодно сказал: — Я сделал то, чего не мог не сделать. За это нельзя благодарить, Акира-сан. Однако мы еще успеем обсудить это. Сегодня мне хотелось бы поговорить с вами о другом. Лейтенант уже почти перестал бояться его и даже чувствовал какое-то брезгливое любопытство, обострявшееся тем, что Урод был так похож на человека. Если бы не серое лицо, матовая кожа, угольно-черные, без белков и зрачков, глаза… Вдобавок ходил и жестикулировал Урод совсем иначе, чем люди, — очень быстро. А говорил… Вообще-то он не говорил. Или делал это как-то по-другому. Рот его всегда был неподвижен, но голос можно было слышать даже тогда, когда, по мнению Акиры, Урод был далеко от каюты. Как это делалось, лейтенант не знал. Радио здесь явно было ни при чем. Первым нарушил молчание Урод. — Акира-сан, — сказал он, — меня встревожило узнанное от вас. На вашей планете идет война, причины которой мне непонятны. «Наконец-то…» Ладони Акиры слегка взмокли. «Урод, верно, и сам не заметил своей оговорки. Я же ему ничего не говорил, кроме имени!» Однако лицо Акиры сохраняло выражение глубочайшего внимания. Урод продолжал: — Волею случая вы стали моим гостем. Не надо считать, что вы заставили меня совершить нечто особенное. Я только вылечил вас, хотя мне пришлось пойти на некоторое нарушение законов, определяющих мою деятельность… Акира смиренно наклонил голову: — Поверьте, сэнсэй, я скорблю всем сердцем… Урод легко отмахнулся: — Здесь нет вашей вины, Акира-сан. А мою смягчает необходимость исполнения долга разумных! — Он опять улыбнулся. — К тому же вы, сами того не зная, помогли мне почти решить мою главную задачу! Лейтенант давно решил, что согласится на любые условия, лишь бы получить какую-нибудь свободу передвижения. Возможность для побега можно было найти, только разобравшись в обстановке… Сначала выяснить, что за место, какая охрана и как часто она меняется. Позже — кто такой Урод и сколько вообще здесь народу. В штабе это может пригодиться… Однако додумать он не успел. Стена, возле которой стоял Урод, знакомо зарябила и исчезла. Урод вполоборота повернулся к лейтенанту и произнес: — Прошу вас, Акира-сан. Я постараюсь вам кое-что показать и объяснить. В коридоре со светящимися стенами их никто не ждал. Конвоя не было. Урод остановил Акиру и прицепил к его одежде круглую бляху, которую он вынул из стены. Бляха слегка пульсировала, словно живая, и тихонько гудела. По пути им никто не встретился. Коридор был пуст и светел. Не было слышно шума, лязга оружия, команд. Даже шаги заглушал слегка пружинящий пол. Лейтенант вдруг понял, что слышит только свое дыхание. Урод будто не дышал или дышал очень тихо. Через пятьдесят восемь шагов — Акира все время считал — коридор изогнулся, и они свернули направо. Теперь стены горели холодным сиреневым светом. В нем темно-серое лицо Урода стало почти фиолетовым. Урод остановил Акиру перед стеной, там, где свечение было ярче всего. — Входите, Акира-сан, — пригласил Урод, увидев, что Акира стоит в нерешительности. — Да простит сэнсэй мою глупость… — заговорил было Акира. — Ах да, — мягко перебил Урод, — я забыл вас предупредить. Прибор на вашей одежде — импульсный пропускник. Он излучает мою частоту, на нее настроены и переборки. Не бойтесь, прошу вас, шагайте! Помертвев, Акира шагнул вперед, готовый ко всему — к падению в яму, к удару, к выстрелу в лицо… Тело обдало тугим ветром. И только. Он оказался в большом полукруглом зале с низким потолком. Стены и здесь светились сиреневым. В дальнем углу возвышалось что-то непонятное. Толстая невысокая колонна, покрытая частыми гребневидными выступами, пульсировала и гудела так же, как пропускник Акиры. Урод коснулся плеча лейтенанта. Акира едва не отшатнулся, но овладел собой. — Акира-сан, — начал Урод, — то, что я хочу вам предложить, важно не только для вас одного… «Ну, не тяни, скорее!» — Мой Корабль прибыл сюда… — тут Акира почувствовал, что глохнет, и отчаянно замотал головой, но это не помогло. Урод засмеялся, и лейтенант с облегчением услышал: — Акира-сан, не волнуйтесь, ваш слух в порядке. Просто в вашей памяти нет аналогов тому, что я пытался сказать. Другими словами, я — разведчик… Акира давно ждал этой минуты. Теперь он был предельно собран и зорок. — …мы летим от звезды к звезде в поисках Разума, стремясь сплотить все разумные миры Вселенной в великую и добрую силу. Это нелегко. На одних планетах жизнь еще не зародилась. На других она только начала свой путь, не успев стать мыслящей. Есть и такие… — Урод помолчал, потом взглянул на Акиру, — где она погибла… по вине самих обитателей планеты… Акира изобразил на лице волнение и глубокую озабоченность. «Зачем он порет ерунду? Что ему нужно? Наверное, пытается сбить меня с толку. Думает, я легче сдамся, если он заморочит мне голову…» — …и не может быть большего счастья для Разумного, чем отыскать планету, где Разум уже созрел, обретя силу. Если его носители старше и мудрее нас, они поделятся с нами своим знанием. Если они младше и слабее, мы поможем им. Это и есть долг Разумных, долг братства, наш с вами долг, Акира-сан. Урод замолк. Акира немного подождал, а потом, почтительно кланяясь, осторожно спросил: — Не позволит ли сэнсэй своему нижайшему слуге задать несколько вопросов, ответа на которые мой слабый мозг не может найти?.. — Не слуге, Акира-сан, не слуге, — сказал Урод. — Спрашивайте обо всем, что хотите узнать. Акира собрался с духом. — Сэнсэй, я рад помочь вам. Но чем? Я простой солдат, и все, что я умею — это воевать. Сэнсэй изволил говорить о своей планете. Я — сын Японии и служу ей и только ей! — выкрикнул он, но тут же осекся и взглянул на Урода. Тот молчал. Обругав себя за несдержанность, которая едва не погубила все, Акира продолжал, на этот раз монотонно и бесстрастно, будто произнося сказанное в тысячный раз: — Да, я воин, сэнсэй, и я сын своей страны. Я должен быть уверен, что мудрые и благородные деяния, в которых сэнсэй предлагает участвовать и мне, слабому и ничтожному, пойдут моей родине на пользу или хотя бы не принесут ей вреда. Урод вытянул к нему длинную руку: — Но разве то, что будет благом для всей планеты, может обернуться чем-то иным для вашей родины, Акира-сан? — Сейчас только одно может стать для нее благом, — глухо ответил лейтенант. — Моя земля мала, как лепесток цветка горной вишни, унесенный в океан свирепым ветром. Каждый цунами, каждое землетрясение делают ее еще меньше. Они рушат наши города, уродуют поля и дороги. Так было много веков подряд, и сейчас все так же… Разве что к этому добавилось новое бедствие — война! Мы сопротивляемся изо всех сил, давно и упорно. Но ведь против нас огромные страны. Сильные, хорошо вооруженные войска, новейшие тяжелые бомбардировщики, боевые корабли — все это брошено на нас. А сколько стран, готовых растерзать нас, как только мы окончательно ослабеем! Гибнут лучшие сыны моего немногочисленного народа. Гибнут с радостью, потому что нет счастья выше, чем пасть за императора, за священную страну Ямато! Задохнувшись, Акира замолчал. Потом заговорил снова, отчеканивая каждое слово: — Нас осталось немного. Но мы воюем. И когда японцев будет так мало, что враг сможет ступить на нашу землю, потому что бойцов в цепи останется меньше, чем колосьев в осеннем поле, мы последуем древнему обычаю самураев. Каждый из нас предпочтет смерть плену… Урод слушал его не шевелясь. Потом спросил: — Неужели нет никого, кто был бы на вашей стороне? Акира отвел глаза. — Нам помогала одна могучая держава, — уклончиво ответил он, — но из-за той же войны она сейчас в таком тяжком положении, что нам остается уповать только на милость богов… В течение всего разговора они стояли друг против друга. Теперь Урод отвернулся и сделал несколько шагов к той гудящей тумбе, которую Акира заметил еще в начале допроса. Поднеся к глазам руку с овальным прибором, он что-то переключил в нем. Над косо срезанной вершиной тумбы засветился маленький голубоватый шарик. Повинуясь манипуляциям Урода, он разросся, расплющился, превратился в огромный цилиндр и поплыл к Уроду. Застыв в пяти шагах от него, цилиндр мгновенно, будто скатанная циновка, развернулся и обрел молочно-опаловую непрозрачность. На нем замелькали клубящиеся пятна, струи, завихрения, и вдруг, внезапно и радостно, словно из распахнутого окна, хлынул густой, ярко-синий свет. Это был океан — почти такой же, каким Акира видел его много раз во время тренировочных полетов. Но высота была много выше предельной: отражение солнца было величиной с десятииеновую монетку. Редкие облака тянулись внизу, как перья ковыля. Вся панорама медленно плыла поперек удивительного экрана, как под крылом бомбардировщика. Акира забыл все, о чем хотел сказать, и все, что собирался утаить. Замерев, он смотрел на экран. Кулаки сжались перед грудью, словно в них был штурвал боевой машины. Урод повернулся к нему и сказал тем же громким невыразительным голосом: — Насколько я понял, Акира-сан, вы совершали полет на аппарате, использующем свойства газовой оболочки вашей планеты. Аппарат, в котором вы сейчас находитесь, способен двигаться в любой среде — плотной, жидкой, газообразной, в абсолютном вакууме… Радиус действия практически неограничен. Есть ли на вашей планете такие устройства, Акира-сан? Лейтенант, дернувшись, поспешно вытер лицо и хрипло ответил: — Нет, сэнсэй… — Эта война отшвырнет вашу науку далеко назад, заставив ее совершенствовать только технику смерти, — продолжал Урод. От него шло физически ощутимое напряжение. — В нашей истории немало войн. И всегда они дорого стоили моему народу. Каждая сторона проигрывает. Победители — оттого что победа слишком многого потребовала, побежденные… Так почему же вы считаете, что, если мы сможем убедить народ всей планеты прекратить убийство, это ничего не даст вашей стране? Акира слушал с каменным лицом. Он глядел на экран. Облака стали гуще, тяжелее. На выгнутой, словно бок чаши, поверхности океана появились мелкие серо-желтые крупинки — острова. Когда лейтенант наконец ответил, в его голосе звучала только всегдашняя почтительность: — Умоляю сэнсэя простить мою неучтивость, но я, видимо, очень скверно объяснил, какую войну ведет моя страна… — О нет, главное я понял, — перебил его Урод. — Пусть вы одни против всех, но борьба за свободу — вот единственная мера. На стороне насилия может быть только сила, но хвала будет на стороне справедливости. Собрав всю свою волю, лейтенант выдержал его взгляд. Наконец Урод отвернулся, взмахнул рукой, и панорама океана потухла. Только сейчас лейтенант почувствовал, что вымотан не меньше, чем после воздушного боя. Колени тряслись, в горле першило, ладони были мокрые и холодные. С чего это он вдруг заговорил с Уродом, как с человеком? «Какое ему дело до Японии, что ему император? Он просто вызывал меня на откровенность. Ну и пусть: ничего такого я ему не выболтал…» И тут у Акиры мелькнула мысль, испугавшая его. А Урод застегнул ворот своей одежды и сказал, совсем по-человечески потерев лоб: — Суточный цикл подходит к концу. Пойдемте, Акира-сан, я провожу вас в каюту. |
|
|