"Иисус говорит: Peace!" - читать интересную книгу автора (Олин Алексей Валерьевич)12Делитнул абзац, рухнул на диван и уставился в стену. Обои с угла отклеивались. Я посчитал количество розочек на обойном полотне. Их было тридцать шесть с половиной. В комнате уже царил полумрак, и экран ноутбука светился каким-то болезненным светом. Я подумал, что неплохо бы прогуляться. Третьи сутки не выхожу из квартиры. И все-таки апрель наступил. Отпраздновали двухсотлетие Гоголя. Портрет влюбленного в Невский проспект сочинителя занимал рекламные стенды. Николай Васильевич походил на злобного птенца, которого обделили червячком. Апрель наступил, и я решил сменить обмундирование: полез в шкаф, вытащил свою любимую толстовку с капюшоном и весенний пиджак. Это маскировочный пиджак. Надевая его, моментально становлюсь будто нищий философ-социалист, пишущий диссертацию на тему «Критика анонимного», и родная милиция зрит сквозь меня. Пиджак очень теплый в елочку, коричневого цвета и куплен в секонд-хэнде за смехотворную сумму; имеет пять карманов для всего, клетчатую подкладку, натуральные кожаные вставки на локтях и застегивается на три костяные пуговицы. В тон к нему очки-велосипеды с желтыми стеклами, приобретенные на блошином рынке. Ботинка до блеска – и вперед! Девчонки – штабелями при виде этакого красавца. В темной прихожей я наступил на швабру с непомерно длинной ручкой, которая, скакнув вверх, ударила меня по лбу и вдобавок оставила трещину на левом желтом стекле. Очки пришлось снять. Миновав пахнущий потерянным временем и кошками подъезд, вылетел на улицу. Проспект был ярко освещен. Люди, учуяв настоящую весну, широко улыбались. Я отправился куда глаза глядят. И тоже улыбался. Житие мое на какое-то время относительно устаканилось. Дышалось мне легко, и деньги не лезли в карман. В самый маленький внутренний карман… Я сделался вольным копьем. Сценарий, который накрапал за одну ночь, приняли. Это была абсолютно нелепая история об автокатастрофе, ремейк крыловской басни про лебедя, рака и щуку. Телевизионщики во главе с Аллой Селипердовой покивали, посмеялись и выплатили аванс. Я обрадовался, что не надо больше таскать строительный мусор. Распил с Мистером Штыком пузырь виски с лошадью на этикетке. Благосклонно внял поздравлению. Наутро зарекался пить этот поганый вискарь… Отныне мой день проходил так. В девять – подъем, контрастный душ, зарядка (уже на четвертый вольнокопьевой день этот пункт самопроизвольно вычеркнулся), кружка горячего кофе, ноутбук на самодельном журнальном столике и – сочиняй себе всякую бредятину до полудня. Затем обед, чтение биографий и двухчасовой сон. Ужин. После ужина я гулял, выпивал где-нибудь кружечку пива. Иногда забредал в кино на премьеру. Ближе к вечеру слал электронные письма друзьям-приятелям в другие города. Играл в шахматы. И пока меня этот распорядок вполне устраивал. Что и говорить, я жил-был круче молодого Хемингуэя в Париже. Лишь в последние три дня режим сбился. Я придумывал свою историю. Не заказную. Это было занятно. Взыграли графоманские гены… Я пофланировал вдоль Грибанала, дошел до Михайловского сада, и тут мне позвонила матерь. Звонила она настойчиво, и в итоге я нажал кнопку ответа. – Привет. – Ты когда-нибудь образумишься?.. И пошло-поехало. Почему, как только ты рискуешь жить по-своему, не оглядываясь на так называемых нормальных людей, тебя начинают гнобить?! Причем родители стараются пуще остальных. Призывают закончить какой-нибудь институт! Ну на какой он мне? Отпущенный организму срок и без того короток. Стоит ли растрачивать время на нудных лекторов, обслуживающих нашу смердящую образовательную систему? К практике их нудятина не относится. Ладно. Терпи. Терпи снисходительное похлопывание по плечу, мол, юн и глуп, не видал больших этих самых; терпи речи-запугивания будущей неустроенностью; терпи и не реагируй на эгоистичные их уговоры… – Тебе плевать на всех, кроме себя, – завершила матерь отповедь и вдруг заплакала в трубку. – Плевать, плевать, совершенно плевать на всех, кроме себя… – Что ж. В таком случае я жив и здоров. И даже сыт. Надеюсь, у вас тоже все хорошо. Пока. – Я нажал «отбой». Настроение было испорчено. Ненавижу такие вещи. Вернувшись к себе, я испробовал новые колонки. Слушая «Обычный день» ПТВП, опять чувствовал себя уэсдэшной проституткой. Когда песня закончилась, я положил колонки в черный полиэтиленовый пакет и вынес их на помойку. Буду, как прежде, в плейере – Ты охренел? Я остановился. – А должен? –- Я только задремала. Ты на часы смотри, прежде чем музыку врубать! Пальцы у нее – длинные, тонкие. Музыкальные. Она ждала извинения? Я понял, что не следует мне извиняться. Но и молча пройти – тупо. Что сказать? – Хочешь пойти на концерт? – наконец выговорил я. Алисы выгнула правую бровь. – Ты меня приглашаешь на концерт? Вечер дебильных вопросов? Я поднял голову. – Да, я хочу пригласить тебя на концерт. – То есть я должна пойти куда-то с парнем, у которого шишка на лбу и который думает, что Джеки Браун – это дамская писательница? – Я не знаю всех стюардесс по именам, – сказал я и потрогал шишку. Алиса усмехнулась. И сделала, как в кино: посмотрела мне в глаза, одновременно затягиваясь сигаретой. Крупный план. Вау. Я выдержал это испытание. – И кто играет? |
|
|