"Корабль-партнёр" - читать интересную книгу автора (Маккефри Энн, Болл Маргарет)Глава 11Калеб поправлялся с поразительной скоростью. Два часа спустя после того, как его привезли в клинику, через сорок минут после того, как Альфа бинт Герца-Фонг проанализировала яд в его крови и прилепила к его телу стимполоски с нужным антидотом, нервные судороги прекратились. Нансия точно знала, когда это произошло, потому что к тому времени уже отослала в Саммерлендскую клинику Сева Брайли, осмотрительно заменив верхнюю застежку его кителя на клипсу связи и выдав вторую клипсу, чтобы прикрепить ее к больничной рубашке Калеба. Пока Фористер оставался на борту как номинальный страж Фассы, Сев слонялся по посетительским комнатам клиники, пытаясь выглядеть как настоящий друг-и-родственник, встревоженный состоянием раненого, и попутно болтая с выздоравливающими платными больными. Для Нансии вид клиники состоял из двух картин: судорожно подергивающегося изображения белого потолка, покрытого трещинами, — это, естественно, была трансляция с комм-клипсы Калеба, — и кадров с искусственными пальмами в горшках и диванчиками, на которых сидели престарелые пациенты, основные собеседники Сева. В целом пальмы были даже интереснее, чем старики: по крайней мере, они не отнимали время Сева воспоминаниями о событиях вековой давности. — Никто из этих людей не знает ничего о Хопкирке, — прошептала она в комм-клипсу Сева. — Я заметил, — ответил Брайли, провожая взглядом трясущегося старца — стосемидесятипятилетнего (по стандартному Центральному календарю) почетного директора Музыкального Колледжа Бахати. Тот вдруг вспомнил, что ему пора на дневные процедуры. — Ты не можешь заняться чем-нибудь более продуктивным? — Дай мне время. Мы же не хотим нарушить маскировку. И прекрати на меня шипеть. Люди подумают, что я говорю сам с собой и слышу голоса. — Судя по тому, что я здесь видела, ты прекрасно впишешься в обстановку. — Только в том случае, — возразил Сев, — если они тоже не услышат голос. Нансия терпеть не могла оставлять за кем-то последнее слово в споре, но в этот момент она отвлеклась на другой предмет. Что-то произошло — или перестало происходить. Сенсорная клипса Калеба больше не передавала трясущееся изображение трещин на потолке; теперь картина была отчетливой и неподвижной. Не совсем неподвижной. Ритмичное, мягкое движение уверило Нансию в том, что Калеб еще дышит. Несколько секунд спустя два врача-ассистента, стоя над постелью Калеба, начали быстро и тихо, но довольно оживленно обмениваться мнениями. Нансия поняла, что новости хорошие: у пациента стабилизировалось что-то, обозначаемое трехсложным греческим словом, а (четырехсложное латинское слово) снизилось, нужно вводить регулярные дозы (денебианское двойное словосочетание), и как только он придет в себя, можно будет начать обычные терапевтические процедуры. Нансия пожаловалась Фористеру на этот медицинский жаргон. — Теперь ты понимаешь отношение всего прочего мира к «мозгам» и «телам», — примирительно сказал тот. — Ты ведь знаешь, что есть люди, которые считают теорию расщепления слишком сложной для применения. Они обвиняют нас в том, что мы намеренно мистифицируем их с помощью математики. — Ха! В математике нет ничего мистического, — проворчала Нансия. — А медики опять несут эту чушь. — Почему бы тебе просто не перевести термины и не посмотреть, что они означают? — У меня нет классического образования, — ответила Нансия. — Но я собираюсь купить его, когда мы снова вернемся к цивилизации. Я хочу приобрести полные кристаллы греческого и латинского языков и медицинской терминологии. С этими новыми гиперчипами я смогу усвоить термины почти так же быстро, как носитель языка. Кто-то, находящийся за пределами видимости комм-клипсы, выкрикнул какое-то распоряжение. Изображение больничного потолка покачнулось, расплылось и сменилось видом застекленного окна, зеленых полей и руки в белом рукаве, появившейся откуда-то слева. — Сюда, — произнес спокойный голос за миг до того, как Калеб склонился над пермасплавовым тазиком и вывалил туда все содержимое своей последней трапезы. Комм-клипса передала Нансии очень четкую и наглядную картину результатов. Однако после этого силы начали возвращаться, к Калебу с невероятной быстротой. Весь день Нансия наблюдала сеансы работы физиотерапевта. В то же самое время она следила, как Сев бродит по коридорам Саммерлендской клиники и пытается услышать хотя бы обрывок информации о пациенте по имени Валден Аллен Хопкирк. Ближе к вечеру врач-ассистент заверил Калеба, что ранение не привело ни к каким неустранимым повреждениям нервной системы. — Однако вы еще слабы, и к тому же нам нужно восстановить некоторые нервные пути. Яд, которым воспользовался ваш космический пират, перемешивал сигналы в нейронных связях. Это вполне обратимо, — быстро добавил врач, — однако я советую вам пройти длительный курс терапии. В течение некоторого времени вы определенно не сможете выполнять обязанности «тела». Ваш корабль в курсе? — Она знает все, что здесь происходит, — сказал Калеб, на миг прикоснувшись пальцем к краю комм-клипсы. Нансия отчетливо видела лицо врача. Вид у того был задумчивый, возможно даже встревоженный. — Понятно… И… э-э… я полагаю, у этой клипсы есть предохранитель? Что-то, что подаст сигнал тревоги, если устройство будет отключено или снято? — Совершенно верно, — ответила Нансия через клипсу, прежде чем Калеб успел сказать правду. Такое устройство было бы дополнительным гарантом безопасности для Калеба, и Нансия была бы не против, если бы Центр об этом подумал. Но при отсутствии такого предохранителя хотя бы иллюзия его наличия даст пилоту некоторую защиту. Она продолжила вещать через маленький динамик, игнорируя все попытки Калеба прервать ее: — Пожалуйста, уведомьте весь персонал об этом факте. Мне будет неприятно поднимать общую тревогу только из-за того, что какой-нибудь санитар случайно задействует мою систему мониторинга. — Это действительно будет… неприятно, — задумчиво согласился врач. После того как он ушел, Калеб тихо сказал в контактную клипсу: — Нансия, это была ложь. — Вот как? — парировала Нансия. — Ты думаешь, тебе известны все мои возможности? Кто из нас в нашем тандеме «мозг»? — Я понимаю! Нансия надеялась, что он ничего не понял. По крайней мере, ей не пришлось впрямую лгать Калебу. Это было хоть что-то… хотя и не совсем правда. Никогда прежде Нансию не тяготила невозможность самостоятельно передвигаться по поверхности планеты. Тестирование Психологического Отдела перед тем, как Нансия начала обучение на «мозговой» корабль, показало, что она ценит возможность летать между звездами куда больше, нежели ограниченную подвижность существ, прикованных к поверхности планеты. «Я и сама могла бы сообщить им об этом, — сказала Нансия, когда ей передали результаты тестирования. — Кто захочет ползать по поверхности, если есть возможность летать в пространстве? Если мне что-то понадобится на планете, мне это доставят прямо в космопорт». Но ей не могли сейчас доставить Калеба. И она не могла прийти в Саммерлендскую клинику, чтобы повидаться с ним. Нансия могла видеть и слышать все, что происходит в пределах досягаемости ее комм-клипс. Она даже могла передавать указания их носителям. Но она не могла действовать. Ей оставалось только раздражаться по поводу того, как медленно продвигается их дело, и беспокоиться о том, какие именно медикаменты введены в кровоток Калеба. — Ты еще ничего не обнаружил? — спросила она Фористера. Поскольку Фасса весь день тихо сидела, плача, в своей каюте, Фористер относился к своим обязанностям «тюремщика» достаточно вольно. Он был на борту и в пределах досягаемости на случай попытки побега, однако сказал Нансии, что не видит резона тратить время на то, чтобы сидеть на жесткой скамейке у двери каюты Фассы. Вместо этого он с удобством разместился перед контактным экраном в рубке управления и запустил тонкие компьютерные «щупальца» в досье, составленное на Альфу во время работы в клинике в поисках какого-либо намека на то, где она держит нужного им свидетеля. Фористер выпрямился и вздохнул. — Я нашел, — ответил он, — четыреста гигамегов учетных карт на пациентов, содержащих детальные записи обо всех медикаментах, процедурах и состоянии здоровья на каждый отдельно взятый момент времени. — Тогда почему бы тебе просто не взять учетную карту Хопкирка и не посмотреть, что с ним сделали? — не отставала Нансия. Вместо ответа Фористер постучал пальцем по контактному экрану и нажал ладонью на клавишу аналогового ввода Нансии. Полученные им данные хлынули прямо в блоки оперативной памяти Нансии. У нее возникло такое ощущение, как будто ей прямо в череп перекачивают целую медицинскую библиотеку. Вздрогнув, Нансия отключила инстинктивный отклик на прочтение и выделила крошечный участок сознания для обработки данных малыми порциями. Это была невообразимая путаница медицинских терминов, записанных без разбиения на параграфы и страницы, со странными кодовыми символами, испещряющими строчки тут и там. Выделив еще один участок для восприятия, Нансия и там увидела все ту же плотно упакованную чепуху. — И там не указано имя пациента, — объяснил Фористер. — Имена закодированы — по причинам приватности, я полагаю. Если данные как-то и индексируются, то, возможно, по типу лечения. Или, может быть, по неупорядоченному списку медикаментов. Я пока что не могу найти никакого принципа их расположения. К тому же, — неуверенно добавил он, — все данные сжаты. — Мы знаем, что его утихомиривают путем введения больших доз седуктрона, — напомнила Нансия. — Почему бы не… ох. — Пока она это говорила, она просканировала поток данных. Там не было никакого упоминания о седуктроне. — Незаконный препарат, — простонала она. — Официально такого лекарства не существует. Она, должно быть, закодировала его как что-то другое. — Мне следовало бы учить латынь, — кивнул Фористер. — Но капеллианский язык показался мне куда более полезным для дипломата… а, ладно. — Ты продолжишь вскрывать записи? — попросила Нансия. — Может быть, ключ спрятан где-то еще. Фористер принял несколько оскорбленный вид. — Простите, дорогая леди, но вскрытие записей является преступлением. — Но разве ты не этим занимаешься? — Я, конечно, временно исполняю обязанности «тела», — начал разъяснять Фористер, — но я являюсь постоянным работником Центральной Дипломатической Службы. Код G, если это что-либо означает для тебя. И, в качестве такового, я наделен дипломатическим иммунитетом. Вскрытие записей незаконно; все, что я делаю, не может являться незаконным; следовательно, это не вскрытие записей. — Он мягко улыбнулся и очертил спираль от краев к центру контактного экрана, стирая предыдущий поиск и открывая новый путь в лабиринт записей Саммерлендской клиники. — Мне следовало учить логику, — пробормотала Нансия. — Я думаю, что в твоем силлогизме что-то не так. Код G. Это означает, что ты шпион? — Калеб никогда бы не простил ее за это. Работать вместе со шпионом, взламывать частные записи… Тот факт, что она делала эту работу как для того, чтобы спасти самого Калеба, так и для того, чтобы выследить преступников, не сделал бы Нансию менее виновной в его глазах. — Хм-м. Можешь называть меня Икс-39, если хочешь. — Напевая себе под нос, Фористер убрал путь, который только что начертил, и наметил на контактном экране новый, более сложный узор. — Разве это не полная бессмыслица, — спросила Нансия, — если учесть, что я уже знаю твое имя? — Хм-м? Ах да… вот оно! — довольно хмыкнул Фористер, открыв доступ к новому сегменту компьютерной системы Саммерлендской клиники. — Совершенно бессмысленно, как большинство шпионских дел. И большинство дипломатических, если хорошенько подумать. Нет, мы не используем кодовые имена. Но мне всегда казалось, что будет забавно называться Икс-39. — Вот как? — пробормотала Альфа бинт Герца-Фонг, сидя в своем кабинете. — А тебе не хотелось именоваться «неудачным образцом тестирования седуктрона 106, метка 7»? Если бы я знала, кто ты такой… — Она оборвала себя на полуслове этой тщетной угрозы. Теперь она знает. И если Фористер сделает ошибку и снова по какой-то причине явится в Саммерлендскую клинику, Альфа сможет отомстить. Ни Фористер, ни Нансия не подумали проверить палубы корабля на наличие передатчиков — а даже если бы и проверили, то вряд ли нашли бы персональный «жучок» Альфы — тонкое, как фольга, устройство, снабженное метачипом, которое прилипало к любой пермасплавовой стене и, словно хамелеон, маскировалось под цвет своего окружения. Во время суматохи, возникшей при погрузке раненого «тела» в гравитубу, люди Альфы без труда сумели прикрепить один из «жучков» к стене центрального коридора Нансии. Отсюда устройство могло улавливать все происходящие в каютах разговоры, хотя голоса искажались из-за расстояния и наложения друг на друга. В тот момент Альфа не могла сказать, какой инстинкт подтолкнул ее поместить здесь «жучок»; ей просто показалось, что слишком много сетевых переговоров велось вокруг этого корабля и его пилота, а значит, они могут оказаться куда более важными персонами, чем можно решить с первого взгляда. Как назло, поток данных, приходящий по Сети из Центра, был запечатан кодом, который Альфа еще не сумела взломать, так что «жучок» был ее единственным источником информации. Однако он оказался весьма полезен в этом плане. Альфа не могла на себя нахвалиться за то, что поместила дорогостоящее устройство именно там, где это было необходимо. Постукивая пальцами по контрольной панели своего рабочего пульта, Альфа мысленно проверяла, что именно она сделала на данный момент и какие шаги предприняла, чтобы противостоять опасности. Ритм, выбиваемый ее пальцами, повторялся на экране в виде сплетения цветных линий, обрывающихся и меняющихся местами в гипнотическом танце. Первым сюрпризом оказался голос Фассы дель Пармы. Оценив драматизм, который Фасса вложила в мольбы, обращенные к своему тюремщику, Альфа не была слишком удивлена, когда пленница быстро сломалась и начала выкладывать все, что знала о своих соперниках. Альфа всегда предполагала, что эта девчонка дель Парма не наделена тем, что необходимо для истинно делового человека. Слишком эмоциональна. Плачет во сне, а наяву злорадствует над своими жертвами. Реального успеха могут добиться такие люди, как сама Альфа или Полион, — хладнокровные, безжалостные, стоящие выше того, чтобы чувствовать торжество или страх, всегда сосредоточенные только на желанной цели. К счастью, Фасса знала немного, она всегда была слишком тупа, чтобы думать не только о своих личных заботах. Альфа могла бы побиться об заклад, что эта маленькая плакса никогда бы не додумалась составить досье на каждого из своих соперников и собирать данные, которые при случае можно было выгодно продать. Все, что Фасса знала, — это слухи, инсинуации и рассказы с ежегодных встреч. Блэйз был жесток к туземцам, Альфа разработала незаконный препарат, Дарнелл проявлял полную неэтичность при захвате чужих компаний. Ничего, кроме слухов! Без твердых улик, подкрепляющих эти россказни, Центр никогда не выдвинет обвинений, там сидят слишком умные люди, чтобы даже попытаться провернуть подобное. Альфа ухмыльнулась и хлопнула ладонью по панели, превратив компьютерную базу данных в беспорядочную смесь медицинского жаргона и бессмысленных символов, пересыпанную предложениями, наугад взятыми из учетных карт пациентов. Альфа подготовила эту программу несколько лет назад, на случай как раз такой компьютерной атаки, которую Фористер предпринял против нее сейчас. И, судя по обрывкам разговора между ним и Нансией, программа сработала. Ничего, пусть тратят время и силы на расшифровку кода, не имеющего никакого значения. А пока они работали, Альфа предприняла меры в отношении еще одной существенной улики, на которую им указала Фасса дель Парма. Пальцы доктора задвигались быстрее, потом она снова хлопнула по панели, переводя компьютер в режим приема голосовых команд. — Пошлите Байнеса и Мосса в мой кабинет… нет, в тестовую палату номер четыре, — произнесла она. Байнеса вполне можно было на некоторое время отвлечь от присмотра за «телом»: Калеб был слишком слаб, чтобы что-либо предпринять, к тому же за ним через коммуникационную клипсу следил его корабль. Альфа не думала, что в ее кабинете есть «жучки», однако абсолютно уверенной она могла быть только в отношении тестовой палаты 4, представлявшей собой сверкающее пермасплавом помещение без малейшей щели в стенах, без какой бы то ни было мебели, кроме металлических скамей и стола. Альфа финансировала сооружение этой палаты на доход, полученный от первой нелегальной продажи седуктрона. Официально указывалось, что палата предназначена для проведения экспериментов с биоактивными веществами; чрезвычайная простота дизайна требовалась для того, чтобы по завершении опыта помещение можно было полностью стерилизовать. И для данных целей эта палата служила вполне неплохо. А подрядчик, который установил сеть электронных импульсных устройств под пермасплавовой оболочкой, сделав помещение непроницаемым для любого внешнего мониторинга, умер от передозировки «блажена» вскоре после завершения строительства. Альфа качала головой и вздыхала, что никогда бы не заподозрила этого человека в наркомании. А тайна комнаты была сохранена. Байнес и Мосс действительно были наркоманами. Альфа «излечила» их от тяги к «блажену», нашла им работу в клинике, а потом объяснила им, что зависимость от «блажена» была просто вытеснена куда более серьезным препаратом, разновидностью седуктрона с очень нехорошим побочным эффектом: если жертву лишить регулярной дозы этого лекарства, то неизбежен полный отказ нервной системы. Альфа экспериментировала со слабоактивной формой седуктрона, которая создала бы постоянный рынок сбыта препарата среди тех, кто хоть раз попробовал этот наркотик, но получившийся в результате опытов седуктрон-Б4 оказался излишне действенным. Альфа даже побоялась выпускать его на черный рынок. Однако он был чрезвычайно полезным для того, чтобы создавать преданных слуг. Потребовались всего лишь одна или две тщательно спланированные по времени задержки с дозой, чтобы убедить Байнеса и Мосса в том, что их единственная надежда на жизнь заключается в абсолютной верности по отношению к Альфе. Она тщательно выбирала свои орудия: оба ассистента были достаточно опытны в медицине, чтобы оказаться ценными помощниками, но слишком тупы, чтобы воспроизвести цикл создания седуктрона. Если Альфа умрет или будет арестована, Байнес и Мосс умрут тоже: неотвратимо, медленно и мучительно. Альфа, как обычно, почувствовала молчаливое удовлетворение при виде людей, для которых ее жизнь была — в самом буквальном смысле — так же ценна, как их собственная. «И как бы эта маленькая плакса Фасса ни использовала свою сексапильность, ни один из страдающих по ней мужчин не будет заботиться о ее жизни так, как эти двое заботятся о моей». Доктор бинт Герца-Фонг отдавала указания быстро и четко, ожидая немедленного повиновения. Пациент, значащийся в списках Саммерлендской клиники как Вариан Александер, должен быть переведен в бесплатное крыло больницы немедленно. Там как раз была пустая койка — в отделении номер шесть, куда помещали алкоголиков и «блаженных», пытающихся излечиться от пагубных пристрастий; в данный момент этот пациент хорошо впишется в эту компанию. — Простите, доктор, но вы уверены… — начал было Байнес. — Он вполне выдержит это перемещение, — заявила Альфа. — Да, но… — Я думала, что это достаточно просто даже для ваших одурманенных мозгов! — Это он не за Александера беспокоится, доктор, — вмешался более быстро соображающий Мосс. — Это по поводу той старухи-полукиборга из шестого отделения, Квалии Бентон. Она, понимаете, задает много вопросов. Слишком много. Альфа побарабанила пальцами по пермасплавовому столу. Бентон. Квалия Бентон. Ах да. Интересный случай. Алкоголичка, ветеран Капеллианских войн, слишком ослабевшая от пьянства — и физически, и умственно, — чтобы поддерживать в порядке протезированные конечности и внутренние органы. Все киберимпланты, похоже, были вполне в рабочем состоянии, однако Альфа все равно назначила серию тестов и процедур по уходу; Центр Помощи Ветеранам заплатит за работу, а раз Квалия Бентон так далеко зашла в своей деградации, что не может даже поддерживать в порядке собственные импланты, то и не спросит, есть ли необходимость во всей этой работе — и было ли проделано то, что обозначено в предъявленном в ЦПВ счете. — Какие еще вопросы? Байнес пожал плечами: — Всякие. Обо всем. Как нам нравится наша работа. Как мы с ней справляемся. Сколько комнат в этом роскошном большом здании и что вообще здесь происходит, кроме ухода за бедными больными стариками вроде нее. Вроде как она хочет получить работу в таком чистом месте и рассчитывает, что мы замолвим за нее словечко. — Не вижу в этом ничего плохого. — Да, но… — Байнес переступил с ноги на ногу и умолк. Мосс подхватил его рассказ: — В прошлую пятницу она каталась по своей кровати, уверяя, что у нее ужасные нервные боли где-то в левой ноге, которой у нее больше нет, доктор, и никаких неполадок со связями протеза, я дважды их проверил. Она не могла пойти на оздоровительную прогулку вместе с другими пьяницами, поэтому я оставил ее, а мы повели всех остальных гулять в парк. Только вот мне пришлось вернуться раньше, потому что «блаженный» старина Чарли свалился с болями в груди и я пошел взять гравитубу, чтобы доставить его обратно. И обнаружил старуху на полу возле комнаты персонала. Она утверждала, что пыталась разработать свой протез, но не смогла и потому упала. — Вполне может быть правдой, — сказала Альфа. — Да, но… комната персонала была отперта. Клянусь, доктор, я запер ее как обычно, но в тот раз она оказалась открытой. Несколько долгих секунд Альфа изучала покрытое потом лицо Мосса. Он мог попытаться скрыть собственную небрежность: тот факт, что он оставил дверь в комнату персонала незапертой, а пациентку — одну в отделении. Но в этом случае он прежде всего вообще не стал бы говорить Альфе об этом инциденте. И стал бы рисковать навлечь на себя гнев доктора, только если бы боялся чего-то худшего — например, что возникнет угроза положению Альфы в клинике, из-за чего Мосс лишится источника седуктрона-Б4. — Поместите их обоих в отдельную палату, — приказала Альфа. — В бесплатном крыле таких палат нет, — мрачно возразил Байнес. Мосс закатил глаза. — Боже, дай мне сил, — взмолился он. — Доктор знает это, Байнес. Забудь о переводе Вариана Александера в бесплатное крыло. Мы должны перевести Квалию Бентон в отдельную палату в платном крыле и не беспокоиться о том факте, что Помощь Ветеранам не заплатит: я не думаю, что эта старушенция протянет достаточно долго, чтобы ввести нас в расходы. Верно, доктор? Он заговорщицки улыбнулся Альфе, но та не ответила на его улыбку. — Бентон — случай интересный, — нейтрально произнесла Альфа. — Я хочу сама исследовать эти неполадки с протезом. Все неучтенные расходы будут списаны на счет экспериментальной лаборатории. И я хочу, чтобы вы тем временем присматривали за посетителем по имени Брайли. Он здесь, предположительно, для того, чтобы сопровождать того пилота, однако проводит слишком много времени, болтая с людьми в общественных помещениях. Брайли может не представлять непосредственной угрозы, однако не будет вреда в том, чтобы Байнес и Мосс присматривали за ним. Что касается двух других, то Альфа не намеревалась возлагать миссию по избавлению ее от проблем на эту пару наркоманов, один из которых слишком туп, а второй из кожи вон лезет, чтобы завоевать ее расположение. И к тому же она не желала, чтобы само их существование, если дело дойдет до самого худшего, превратилось в прямую улику против нее. Возможно, Квалия Бентон — не более чем старая алкоголичка, которая просто не может не совать свой нос в дела других людей; или же она может оказаться чем-то большим. В первом случае она ни для кого не будет особой потерей; во втором от нее следует избавиться немедленно. Что же касается Валдена Аллена Хопкирка — Альфа терпеть не могла зря терять такие потенциально полезные орудия, каким был Хопкирк, особенно после всех трудов, затраченных на то, чтобы все это время держать его слегка одурманенным и одновременно пригодным к использованию. Однако она гордилась своей способностью смотреть в лицо фактам и вовремя списывать потери со счетов. Что-то неожиданно в Саммерлендской клинике оказалось слишком много людей, задающих слишком много вопросов. Альфа отпустила Байнеса и Мосса и направилась обратно в свое личное хранилище, дабы подготовить все необходимое. — Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сама, — пробормотала она, готовя две стимнакладки, каждая из которых была заряжена большой дозой седуктрона-Б4. Женщина, которую здесь называли Квалия Бентон, поняла, что что-то не так, когда два санитара, постоянно сопровождавшие доктора бинт Герца-Фонг, явились и сообщили, что ей, пациенту Бентон, назначен перевод в платное отделение клиники. Она уже была готова действовать и уже потянулась к протезу левой голени, адреналин, бурлящий в крови, позволял отмечать малейшее движение, мельчайшее изменение интонаций в голосе санитаров. И ничего не произошло. — Вас кладут в отдельную палату, — произнес детина по фамилии Байнес. — А кто заплатит? — спросила Квалия Бентон пронзительным, дрожащим голосом, вполне уместным для старой перечницы, чьи нервы были постоянно на взводе от желания опрокинуть рюмку-другую. — Доктор заинтересовалась вашим случаем, — пояснил невысокий темноволосый тип по имени Мосс. — Она хочет провести какие-то специальные тесты. За счет клиники, если Помощь Ветеранам не оплатит их. Вы можете попасть в следующий выпуск журнала «Медицинские исследования». — Я польщена, — вежливо отозвалась Квалия Бентон. Она позволила санитарам перенести ее в кресло на колесах и за все время пути по длинным тихим коридорам Саммерлендской клиники молчала, рассматривая бесчисленные отражения себя самой и санитаров в полированных плитках пола, стен и потолка; она следила за всеми движениями, готовая в любую долю секунды начать действовать. «Это случится не в коридоре. Они приступят, когда я буду в палате одна», — сказала себе Квалия. А если они ожидают, что она будет рассчитывать именно на это, и намерены застать ее врасплох в одном из этих длинных пустынных переходов? Она не смела расслабиться ни на миг. Даже когда санитары вкатили ее кресло в палату с двумя кроватями — та из кроватей, что стояла ближе к окну, была занята, — женщина не ослабила внимание. — Эй, вы же сказали, что меня переведут в отдельную палату! — прохныкала она. Квалия Бентон вполне могла хныкать; более того, она должна быть подозрительной и недоверчивой, как большинство тех, кого насильно избавляют от зависимости; у них развивается состояние, близкое к паранойе. Видит бог, сыграть это было совсем нетрудно. — Это все равно что отдельная палата, — заверил Мосс. — Он вас не побеспокоит. Ведь так, Вариан? Пациент на кровати у окна по очереди кивал и мотал головой, улыбаясь бессмысленной, слюнявой улыбкой, от которой по спине женщины пробежал холодок. «Наркоман, „блаженный“… Или хуже того… если может быть хуже. И они поддерживают его в этом состоянии, вместо того чтобы попытаться убрать зависимость. Это преступление!» Квалия Бентон, хроническая алкоголичка, скатившаяся настолько, что уже не в состоянии заботиться о собственных протезах и искусственных органах, была равнодушна к проблемам других людей. Она ничего не сказала. Санитары помогли ей перебраться на свободную кровать. — Ну, вот и все, — весело произнес темноволосый тип и прихлопнул к ее плечу стимнакладку. Квалия дернулась, но не смогла избежать контакта впрыскивающей поверхности с кожей. — Просто чтобы вы немного расслабились перед анализами, — пояснил санитар. — Не хочу расслабляться, — пробормотала женщина. Замедленность ее речи была естественной. Квалия неожиданно обнаружила, что ей трудно думать. Что-то проникало в ее кровь, что-то мягкое, как облако, и теплое, как солнечный свет, и уносило ее на Острова Блаженства… блаженство… «блажен»! Вот что это было! Человек на соседней койке — действительно ли он наркоман или его точно так же одурманили наркотиком? Глупо, глупо было не ожидать этого. Как только санитары застали ее за тем, что она не лежит в своей постели, а шныряет там, где ей нечего было делать, она должна была понять, что время ее пребывания в этой клинике на исходе. Женщина собрала всю свою волю для сопротивления действию наркотика. И не только волю. Вот что значит недооценить старую пьянчугу, которой не хватает даже здравого смысла позаботиться о собственных искусственных органах: доктор Герца-Фонг, очевидно, не провела серьезную проверку этих снабженных гиперчипами органов. «Блажен» погружал организм в забытье, но через час или два все будет в порядке. Однако дадут ли ей, Квалии, этот час? Узнать это никак невозможно; оставалось только смотреть и ждать, да и то без должной эффективности. Жесткая больничная подушка под головой кажется мягкой, как денебианский пуховой туф. Левая рука женщины все еще касалась протеза, но она едва могла ощутить пальцами твердую гладкость пермакожи. «Блажен» соткал пушистое облако разноцветных иллюзий между нею и реальностью. «Доктор хочет провести какие-то тесты…» Это действительно означало только то, что сказано? Конечно, нет. Такая важная персона, как доктор Герца-Фонг, помощник директора Саммерлендской клиники, не будет утруждаться ради того, чтобы доказать, что старая алкоголичка страдает фантомными болями. Здесь кроется нечто гораздо большее. Уже изрядно за полдень Сев заметил, что одни и те же два санитара все время прохаживаются по посетительским холлам клиники. Они составляли примечательную пару — один грузный, с синим от постоянного бритья подбородком, ходил вперевалочку, второй — шустрый, аккуратный, с прилизанными черными волосами — нервно семенил и оглядывался по сторонам. И они куда естественнее смотрелись бы в портовом баре, чем в роскошной клинике. Сев вспомнил, что он должен был смутиться, увидев их. Это раздражало. Престарелая вдова какой-то шишки из ЦДС, с которой он беседовал, только что упомянула о пациенте по имени Вариан Александер, наркомане-«блаженном». Это могло быть имя, данное в клинике Валдену Аллену Хопкирку, а информация о том, что Александера только что перевели в отдельную палату, подтверждала эту теорию. Сев готов был вернуться к Нансии и проверить все записи касательно этого Александера, и ему была ненавистна мысль о том, что он должен делать вид, будто боится этих двух мерзавцев. — Ты не должен связываться с ними, — проинструктировала его Нансия, когда Сев вполголоса пожаловался ей через комм-клипсу. — Они просто мелочь. Возвращайся и присмотри за Калебом. Я пошлю Фористера, чтобы он позаботился о Хопкирке. — А кто будет охранять Фассу? — невинным тоном поинтересовался Сев. Нансия ответила ему треском статического электричества, привлекшим внимание двух других посетителей. С сомнением посмотрев на искусственный капеллианский папоротник рядом с Севом, они перешли на другой конец комнаты и уселись подальше от этого странного, сурового молодого человека и не менее странного говорящего растения. — Ты привлекаешь внимание, — прошипел Сев. — Позволь, я сам справлюсь с этим, как смогу. — Не вини меня, если снова окажешься в экосборнике, — проворчала Нансия на тон ниже. — И не жди, что я пошлю Фористера вытаскивать тебя из неприятностей. В конце концов, как ты сам отметил, кто-то должен остаться охранять Фассу. — Мне не нужно, — громко и отчетливо произнес Сев, — чтобы меня вытаскивали из неприятностей. Другие посетители зашептались между собой, кто-то хихикнул. Сев почувствовал, что краснеет. Рядом с ним материализовались двое — один грузный и неуклюжий, другой мелкий и шустрый. — Снова забыл свои лекарства, сынок? — спросил коротышка добрым, заботливым тоном и повернулся к другим посетителям, находившимся в помещении. — Извините за беспокойство. Он слышит голоса. Нужно усилить терапи… а-а! Сев впечатал кулак в подбородок коротышки и повернулся лицом к рослому санитару. На макушку Брайли опустилась рука, напоминающая твердостью и тяжестью булыжник. Комната завертелась вокруг. Старая леди закричала. Сев увидел в занесенной руке санитара что-то острое. «Следовало предположить. Опасность всегда там, куда не смотришь». Рука опустилась во второй раз, словно падающий метеорит, мощная и неумолимая. И когда Сев отпрянул прочь, игла вонзилась в плоть — тихо, как шепоток, и мягко, как сон. Услышав шум схватки в посетительской комнате, Альфа проскользнула в отдельную палату, отведенную для Хопкирка и старой проныры. Черт побери этих Байнеса и Мосса! Неужели они не могли справиться даже с такой простой задачей, как слежка, чтобы при этом не ввязаться в драку? Должно быть, «блажен» содержит какой-то компонент, невосстановимо убивающий мозговые клетки. Ладно, по крайней мере, это происшествие в приемном покое отвлечет внимание всех вокруг, и никто не заметит действий Альфы. Не то чтобы она намеревалась пробыть в этой палате настолько долго, чтобы это переросло в какие бы то ни было проблемы. Хопкирк улыбался своей обычной, слюняво-дружелюбной улыбкой, а пьяница Бентон лежала, одурманенная «блаженом». Лучше сначала заняться ею; Альфа знала, что Хопкирк слишком напичкан наркотиками, чтобы доставить какие-либо неприятности. Закатывая рукав больничной рубашки старухи, чтобы приложить стимнакладку, Альфа гадала, действительно ли Квалия Бентон что-то вынюхивала или же бедной алкоголичке просто не повезло оказаться в ненужном месте в ненужное время. Не то чтобы из этого проистекала какая-то разница. Теперь старушенция никому ничего не скажет. Стимнакладка коснулась холодной, твердой плоти. Мини-иглы щелкнули, но не погрузились в кожу. Альфа ощутила холодок нехорошего предчувствия. «Что-то тут не так. Что-то сильно не так». Темные глаза Квалии Бентон были широко открыты и с интересом взирали на Альфу. — Протез правой руки очень похож на настоящую руку, — весело произнесла старуха, — однако пластикожу иглы не протыкают. А теперь… о нет, дорогая. Я этого не позволю. Действительно не позволю. Откуда-то из-под одеяла Бентон извлекла уродливый, тупоносый игольник. «Откуда это у нее? На старой мерзавке не было ничего, кроме больничной рубашки». — Что бы ни было в этой стимнакладке, — уведомила Квалия Бентон все тем же веселым тоном, — теперь заряд потрачен. Но внутри должно остаться достаточно лекарства для анализа в лаборатории на Центральном. Пожалуйста, не пытайся ее выкинуть. Я хочу положить ее в пакет для улик, чтобы представить суду. — Суд, — прохрипела Альфа. — Пакет для улик. — Она отступила на шаг, холодея от ужаса, в то время как ее неудавшаяся жертва спустила с кровати одну настоящую ногу и один пермасплавовый протез, одернула рубашку и достала из-под подушки пластиковый пакет. — Просто брось это сюда, дорогуша, и не делай резких движений. Ты ведь не хочешь напугать бедную старую женщину с больными нервами? Этот игольник поставлен на широкое распыление и заряжен параядом. Я действительно не хочу парализовать тебя, — задумчиво добавила Квалия, — но при необходимости… Сделав еще два шага назад, Альфа оказалась у двери. Упав на пол, она выкатилась в коридор, мгновенно оказавшись вне досягаемости выстрела из игольника. — Байнес! Мосс! — пронзительно крикнула девушка. — 32-А, пациент вышел из-под контроля. Код Зет, приступайте! В коридоре послышался быстрый топот ног, и Альфа прикрыла глаза от мгновенного облегчения. Должно быть, это топает Байнес. Пусть эта старая чокнутая шпионка потратит заряд своего игольника на санитаров, а потом Альфа переместит ее в отделение для тех, кто предназначен в расход. Доктор мысленно пообещала этой суке целую серию долгих и мучительных экспериментов — пусть только останется безоружной! — Стоять! — приказала старуха голосом, слишком ясным для ее преклонного возраста. — Я законно назначенный представитель Внутреннего Следственного Управления Центральных Миров. Нападение на меня является преступлением и карается законом. Вы арестованы. — Черта с два, — возразил голос, явно не принадлежащий увальню Байнесу. Альфа подняла взгляд и увидела этого типа по фамилии Брайли — того самого, о котором должны были позаботиться Байнес и Мосс. — Это я здесь представитель Центральных Миров, и это — Тем, что на соседней койке? — впервые в голосе старухи Бентон послышалась нотка неуверенности. — Он вам не будет ничем полезен. Слишком «блаженный», чтобы помнить хотя бы собственное имя. Но если он вам нужен, забирайте его. Я полагаю, она собиралась убить его следующим, после того, как разберется со мной. — Убить? Вас? — Голос Брайли звучал не менее сконфуженно. Скорчившись на полу, Альфа видела, как Бентон наклонилась и провела пальцами по боковой стороне протеза ноги. В протезе открылась щель, и старуха извлекла оттуда тонкую голографическую полоску, переливающуюся радугой в свете коридорных плафонов. «Так вот где она прятала игольник…» — Генерал Микайя Квестар-Бенн, — представилась женщина. Теперь она стояла прямо, не горбясь и не сгибая ногу, и уже не казалась такой маленькой и беспомощной, как прежде. — Тайное задание из Центра, проверка подозрительно высокого уровня смертности в бесплатном отделении Саммерлендской клиники. Мой коллега Фористер Амонтильядо-и-Мэдок должен находиться где-то поблизости; он может подтвердить мою личность. А вы кто? — Севарейд Брайли-Соренсен, временно уполномочен для расследования мошенничества в строительной компании на Бахати. — Он смотрел на Альфу снизу вверх, и она видела, как поблескивают его синие глаза — словно у кота, нашедшего в темном переулке что-то чрезвычайно вкусное. — Думаю, расследуемые нами дела могут быть связаны. Я явился сюда, чтобы забрать Валдена Аллена Хопкирка, свидетеля по делу о преступном проникновении в Сеть, совершенном одним из друзей девушки по фамилии дель Парма. Очевидно, эта «леди» — также одна из той же шайки. Она прятала свидетеля и — судя по тому, что вы сказали, — держала его под воздействием наркотиков, чтобы никто не мог его допросить. Вы полагаете, она намеревалась его убить? — Нам придется подождать, пока не будет готов анализ остатков препарата, содержавшегося в той стимнакладке, которая у нее в руках, — спокойно указала генерал Квестар-Бенн. — Однако я не думаю, что она просто намеревалась ввести обычные лекарства. К счастью, она приложила стимнакладку к протезу моей правой руки. Полагаю, она считала меня слишком одурманенной, чтобы заметить это воздействие: один из тех мерзавцев, которых она использует как санитаров, примерно час назад вколол мне «блажен» или что-то в этом роде. Альфа медленно распрямилась и поднялась на ноги. Если она проиграла, то нужно делать это с достоинством. Она была на полголовы выше Сева Брайли, и это в какой-то мере позволяло ей смотреть на него сверху вниз. — Так ты робот? — спросила она. — Никто не может сопротивляться воздействию седук… «блажена», — поправилась она на полуслове. Нет причин выдавать какую бы то ни было информацию. Генерал Квестар-Бенн хмыкнула. — Нет, девочка моя, я зашла еще не так далеко, как Железный Дровосек. Может быть, клапаны моего сердца и укреплены гиперчипами, но само сердце все еще настоящее — в отличие, похоже, от твоего. А вот печень и почки у меня искусственные, и в прошлом году я снабдила их новым гиперчипом с системой фильтрации крови, так что теперь я могу наблюдать за состоянием внутренних протезированных органов. Если бы ты явилась сразу после того, как меня одурманили, у меня были бы проблемы. Но часа оказалось более чем достаточно, чтобы отфильтровать наркотик из крови. Альфа хмуро посмотрела на нее и Брайли. — А что насчет тебя? — обратилась она к мужчине. — Ты выглядишь как человек, но я полагаю, что ты тоже кибернетическая подделка. — Я человек, — спокойно ответил Брайли. — Но у меня хорошая реакция, и во время войны я обучился капеллианской борьбе. Твой громила споткнулся о собственную ногу — с небольшой помощью — и прихлопнул к себе стимнакладку, которой намеревался уколоть меня. Я не знаю, что в ней было, быть может, ты мне скажешь, выживет ли он после этого? Что же касается мелкого, то он ударился об одну из этих здоровенных керамических кадок, которыми украшен холл. Когда он очнется, у него будет адски болеть голова, однако он будет в достаточно хорошей форме, чтобы дать против тебя показания. — А вот и нет, — фыркнула Альфа. — Ты знаешь отнюдь не так много, как тебе кажется! Этот человек подсел на… один препарат, который вам неоткуда взять. И если ему не вколоть следующую дозу, он умрет в мучениях меньше чем через неделю! Брайли поднял бровь. — Тогда, — бодро произнес Сев, — нам следует записать его показания на инфокристалл, прежде чем он скончается, не так ли? Спасибо за предупреждение! |
||
|