"Проклятое золото" - читать интересную книгу автора (Карпентер Леонард)

Глава VII ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА

Зубчатые стены баронского замка, казалось, упирались в серое низкое небо. На них копошились каменщики — ремонтировали и надстраивали, верхняя, новая часть стен выделялась на фоне старое потемневшей от времени. Зима уже наступила, мм работа кипела по-прежнему: слышался скрип промерзшего ворота, звон зубила, окрики надзирающих за работами десятников.

Молодая колдунья Тамсин еще никогда не была в Урбандере — столице самой северной провинции Бритунии. Это был город-крепость, здесь привыкли отражать нападения воинственных соседей из Пограничного Королевства. Тем не менее Урбандер процветал, здесь велась оживленная торговля своим и привозным товаром, а кроме того, жители Урбандера и сами бывали не прочь совершить набег на то же Пограничное Королевство или Гиперборею. Нравы здесь царили суровые, и посему необходима была твердая рука. А вместе с этим король Тифас предоставлял городу больше свобод, нежели другим более южным и более близким к Саргоссе провинциям.

— Господин барон примет тебя немедленно, я в этом уверен, — сказал бритунийский высший офицер, выпрыгнув из заляпанной грязью дорожной кареты, и повернулся, чтобы помочь выйти молодой девушке. — Сейчас уже почти полдень, господин барон, вероятнее всего, уже проснулся после вчерашнего… э-э… пиршества. В это время дня он обычно больше всего нуждается во врачевателях.

— Я поняла вас, лорд Исэмбард. — Пренебрегая протянутой рукой седовласого офицера, Тамсин по-девичьи легко выпрыгнула из кареты. Как всегда, с ней была кукла, вся увешанная блестящими побрякушками. — Не сомневаюсь, Нинга будет так же счастлива познакомиться с бароном Айнхолцем, как и я.

— Господин барон чрезвычайно нуждается в помощи, — серьезно заметил Исэмбард. — В последнее время ему… э-э… нездоровится. — Он повернулся к начальнику караула: — Пригласите приближенных барона в его покои и поставьте у ворот стражу. Видите, уже собирается толпа. — Он указал рукой на зевак, прослышавших о том, что в замок привезут знаменитую колдунью, и желающих взглянуть на нее хоть одним глазком.

Отдав последние указания, Исэмбард с Тамсин и двумя сопровождающими их стражниками поднялись по широким ступеням и вошли под арку главного входа в замок. Тамсин, выросшей в бедной деревушке, он показался великолепным. Искусные резчики по камню из южных стран покрыли изнутри его стены причудливой резьбой. Убранство было ню мужским: ряды пик и алебард, луки, блестящие шлемы и каски, вороненая сталь доспехов, по обеим сторонам зала головы кабанов, лосей, медведей и горных козлов. Во всем этом ощущалась какая-то дикая прелесть.

Перед жарко пылающим очагом в большом кресле окруженный полудюжиной слуг и двумя приближенными, сидел сам Айнхолц. В нем мало что осталось от того крепкого плотного здоровяка, каким он был когда-то, барон будто высох и скрючился, но воспаленные глаза пронзительно смотрели из-под косматых седых бровей. По тому, как он неловко полулежал в кресле, можно было догадаться, что его мучают боли. На болезненно-желтом лице застыло недовольное брюзгливое выражение.

— Мой господин, — с поклоном обратился к нему Исэмбард, — по вашему приказу я доставил целительницу Тамсин, которая, без сомнения, сумеет облегчить ваши муки. Во всей Бритунии не найдется колдуньи, способной сравниться с ней. — Исэмбард повернулся к девушке и почтительно склонил голову. — Целительница Тамсин прибыла в наш город из своей деревни близ Ерваша и ожидает вашею благосклонного внимания.

— Ожидает моего благосклонного внимания, — повторил старый барон и саркастически усмехнулся. — Если это и вправду так, долго же ей придется его дожидаться. По меньшей мере до завтрашний вечера, и то не наверняка… Если, конечно, она не сумеет вылечить меня раньше. — Барон явно находился не в духе. Его грубоватая шутка вызвала вежливые смешки приближенных. — Впрочем, целительница, дозволяю тебе приблизиться, чтобы я мог видеть тебя, не выворачивая шеи. Она у меня и так болит. О-о, да ты совсем еще дитя! — воскликнул он, слегка оживившись. — Что ни говори, Исэмбард неплохо изучил мой вкус за все эти годы. Ты мне определенно нравишься!

— Господин милорд, — натянуто произнес верховный офицер, — перед вами — известная всей Бритунии целительница и колдунья, а вовсе не то, что вы имеете в виду.

— Да знаю я! — нетерпеливо оборвал его барон и снова обратился к девушке: — Тебя ведь зовут Тамсин? Да, да, конечно, именно Тамсин. Слышал я о тебе всякие россказни, но не слишком-то я доверчив. Чего только люди не наболтают. — Он хмыкнул. — Возможно, разумеется, если уж очень сильно припрет, так и поверю. Короче говоря, должен сказать, что я перепробовал уже все: взывал ко всем богам подряд, к бритунийскому Амалиасу, моим собственным немедийским богам — ведь я вообще-то немедиец, — а про этих наших здешних шарлатанов-знахарей я уж и не говорю. Ни один не смог помочь мне даже самую малость! Осталась одна надежда на тебя.

— Господин барон, — Тамсин изящно поклонилась, — мы с Нингой к вашим услугам.

— Какая такая Нинга? Ах да! Ты же та самая девочка-колдунья, которая играет в куклы. — Он скрипуче рассмеялся. — Знала бы ты, чего мне только про твою куклу не наплели! Какая она у тебя волшебница и даже разговаривать умеет! Послушай, Исэмбард, — обратился он к верховному офицеру, — ты действительно не зря привез сюда Тамсин. Она со своей куклой привела меня в веселое настроение, — Тяжело, с присвистом дыша, он вновь откинулся на спинку кресла. — Ну ладно, смех смехом, а скажи мне, девочка, как же ты собираешься помочь мне со своей маленькой подружкой?.. Исэмбард! Что это за шум? Что случилось? — В зал один за другим входили приближенные барона и становились полукругом у очага. — Что случилось, я вас спрашиваю? — повторил барон раздраженно. — Кто вас звал?

— Не гневайтесь, господин барон, — выступил вперед Исэмбард. — Я позволил себе пригласить их от вашего имени, чтобы они явились свидетелями вашего исцеления. Ведь колдунья Тамсин действительно творит чудеса, и я подумал, что будет лучше, если это увидят десяток-другой ваших верных друзей. Тогда в будущем они смогли бы поведать об этом другим… или опровергнуть ложные слухи, если вдруг таковые возникнут.

— Это очень разумно и очень предусмотрительно с твоей стороны, Исэмбард. — И впрямь, лучше иметь свидетелей, да и лишняя пара рук тоже может пригодиться, случись что. — Он бросил подозрительный взгляд на Тамсии. — Да вот, кстати, я сейчас припоминаю, какие-то мне недавно страсти рассказывали, если, конечно, им можно верить, будто эта самая Тамсин со своей куклой наслала на какой-то южный город огненный смерч и превратила его в развалины, потому что жители отказались платить ей за работу. Ответь мне, колдунья, было ли такое?

— Господин барон, не тревожьтесь, подобная участь вам не грозит, — ответила Тамсин, глядя ему прямо в глаза. — Мы с Нингой не причиним вреда прекрасному городу Урбандеру и не сделаем ничего помимо того, о чем просил нас ваш верховный офицер. Разве не так, Нинга? — Тамсин заботливо пригладила кукле растрепавшиеся волосы. Ее жест был по-детски невинен и трогателен. — А что касается платы за наши услуги, вам тоже совершенно не о чем беспокоиться. Мы не возьмем с вас ничего. Наградой для нас является уже одно то, что вы, такою знатный и могущественный, прибегли к нашей с Нингой помощи.

Непосредственная, искренняя речь Тамсин чем-то не понравилась барону. Непонятно отчего, но он почувствовал в ней угрозу.

— Тебе, значит, не нужна моя плата? — прогремел он. — Не нужна так не нужна, ты ее не получишь. Но смотри, колдунья, если ты не сумеешь меня вылечить, тебе самой придется за это расплатиться! — Он выпрямился и неожиданно ловким для немощного с виду старика движением выхватил из-за пояса саблю. — Не знаю уж, какими магическими силами ты обладаешь, но как бы моя верная сабля не оказалась сильнее. Почему, ты думаешь, они подчиняются мне? — Широким небрежным жестом он обвел присутствующих. — Вот именно, все дело в стали. Сталь непреодолима. Она победит любое волшебство, надо только уметь с ней обращаться, и уж кто-кто, а я умею. И не говори потом, что я тебя не предупреждал!

Тамсин смиренно склонила голову:

— Да, господин барон, мы с Нингой часто слышали о вас и знаем, что вы не только замечательный воин, но и увенчанный лаврами военачальник. А о вашей удали и отваге, когда вы командовали отрядом немедийских наемников, люди вспоминают до сих пор. Это было еще до того, как король Тифас жал вам титул барона и вы стали правителем этой провинции. Но многие еще помнят те давние мыс времена, правда, Нинга?

Айнхолц подозрительно посмотрел на Тамсин и, вкладывая саблю в ножны, сдержанно проговорил:

— Не стану отрицать, времена поистине были тогда героические. Что же до того, что король сделал меня правителем Урбандера… Он, видишь ли, он просто отблагодарил меня за помощь в войне с коринфийцами, когда я скорым маршем прибыл к нему с целым войском отчаянных ребят, хотя без нас он нипочем бы не победил. — Старый вояка воодушевился и явно решил воспользоваться случаем, чтобы произнести речь перед своими приближенными. — Король Тифас всегда знает что делает. Ему нужен был человек, твердый и решительный, на которого он мог бы положиться, для защиты северных пределов Бритунии, и он нашел такого человека! Так что Тифас совсем не зря отдал мне Урбандер и сделал меня бароном. — Айнхолц выразительно постучал пальцем по массивному нагрудному знаку из чистого золота, приколотому на его впалой груди. — Да-а, хлопот у правителя этой северной окраины всегда хватало. Если бы только одни набеги! А сколько раз за последние годы возникала опасность крестьянских волнений! Эти простолюдины вечно чем-нибудь недовольны. — Он замолчал и прислушался. — Ну вот, накаркал, называется. Слышите, как расшумелись? Из-за чего бы это они сегодня? Или опять из-за налогов? Разогнать немедленно, а кто будет сопротивляться — в каталажку, на хлеб и воду! Ишь вздумали у меня бунтовать!

— Нет, нет, господин барон, это не бунт, — поспешил успокоить Айнхолца верховный офицер. — Это всего-навсего несколько горожан, которые собрались, чтобы увидеть знаменитую колдунью, и которые надеются иметь возможность отпразднован, ваше счастливое избавление от мук. На всякий случай я приказал стражникам не спускать с них глаз, но уверен, что даже это лишняя предосторожность. Пусть себе пошумят немного, вреда от этого никому не будет. А попозже, когда Тамсин вас вылечит, мы можем даже послать им вниз бочонок вина, чтобы

они как следует повеселились.

— Гм, ну ладно, я не возражаю. — Барона утомила его собственная длинная речь и последующее волнение, он тяжело откинулся на спинку кресла и переключил внимание на Тамсин. — Итак, девочка-колдунья, вернемся к тому, с чего начали. Как же ты собираешься меня лечить?

Тамсин уставилась на него сосредоточенным пристальным взглядом, свою куклу она держала перед собой.

— Сперва надо определить, чем вы страдаете, господин барон. Думается мне, вы подвержены паралитической трясучке.

— Что верно, то верно, совсем меня замучила, проклятая, — подтвердил барон. — Только эль мне и помогает от нее, а по утрам ну просто никакой мочи нет. — После секундного колебания он поднял руку и показал, как дрожат пальцы.

— Запущенный случай, — констатировала Тамсин. — И, без сомнения, болезнь усугубится, если не начать лечения немедленно. Такая вот трясучка бывает обычно, если человек любит пображничать и не знает меры в ночных кутежах. — Она наклонилась и негромко сказала что-то своей кукле, потом помолчала, будто слушая ответ, и задала следующий вопрос: — Господин барон, а подагра у вас тоже есть?

— И подагра есть, — охотно признался Айнхолц. — Сейчас, правда, ничего, терпимо, но временами, особенно осенью, когда собирают урожай, и во время празднования зимнего солнцестояния, бывает, ноги так распухают, что я почти ходить не могу. — Он скинул одну туфлю и через шелковый чулок стало заметно, что сустав несколько увеличен в размере.

— Да, мы с Нингой видим. Подагрой человек расплачивается за чревоугодие. Разумеется, мясо на вашем столе появляется гораздо чаще, чем в простых домах, как оно и подобает человеку вашего звания, Но за это приходится платить здоровьем. А скажите мне, господин барон, болят ли у вас кости?

— Еще как болят! — воскликнул барон, успев позабыть, что поначалу ему не очень хотелось распространяться о своих хворях в присутствии такой толпы народа. — Особенно сильно болят поздней ночью и перед рассветом. Я испробовал все обычные средства: ставил у самого ложа раскаленную жаровню, выпивал перед сном большую чашу горячего крепкого вина с пряностями, две деревенские девки согревали мне постель, перед тем как я ложился в нее, — ничего не помогает. Если ты, колдунья, сумеешь сделать что-нибудь, облегчить мои муки… я готов передумать, взять свои слова обратно, и тебе не придется жаловаться на мою скупость.

— Мы поняли вас, господин барон. — Продолжая держать перед собой куклу, Тамсин на минуту задумалась, глядя на изборожденное глубокими морщинами землистое лицо Айнхолца, мешки под красными воспаленными лазами, тонкие бесцветные губы и неожиданно крупный шишковатый нос с сизыми прожилками. Все так же не сводя с барона глаз, Тамсин наконец прервала молчание: — Должна огорчить вас, господин барон, ваша болезнь очень трудно поддается лечению. Болезнь эта, поразив человека однажды, уже больше не желает выпускать его из своих когтей, она точит его изнутри, истощает, разрушает мозг и плоть. Можно заболеть ею еще в молодом возрасте, а потом десятки лет недомогать, не зная причины.

— Постой-ка, колдунья, что-то я тебя не пойму, — обеспокоенно перебил ее Айнхолц. — О чем это ты толкуешь? Ты не знаешь, как вылечить меня, или просто набиваешь цену? До чего же расшумелись эти негодяи, будь они прокляты! — Он наклонил голову, прислушиваясь к многоголосому гомону и крикам, доносившимся из-за высокого стрельчатого окна, выходящего на ворота и внутренний двор замка.

— Болезнь ваших органов, господин барон, наружных и внутренних, сопротивляется лечению, потому что она пропитала вас насквозь, став вашей сутью. Она естественное следствие ваших привычек и образа жизни. Вспомните свои молодые годы: стремительные марши, когда вы сутками не сходили с коня, ночевки под открытым небом, жестокие сражения, кутежи и оргии, распутство и блуд, грабежи, насилие, необузданность и жестокость — все то, что вознесло вас на вершины власти. Что же удивительного в том, что теперь у вас костоломка? А подагра и паралитическая трясучка — следствие как раз последних шести-семи лет, когда вы, в соответствии с рангом, получили законное право насладиться всеми прелестями жизни — вкусно и много есть и пить сколько душа пожелает. Как же мы с Нингой, обладая даже всеми нашими способностями и талантами, можем вылечить вас, не изменив полностью вашей сути?

— Ты что позволяешь себе, дерзкая девчонка?! — вскипел старый воин. — Как смеешь ты утверждать, что я, барон Айнхолц, и есть причина моей болезни? Что я кровожадный изверг, беспробудный пропойца, обжора и развратник? Ты у меня поплатишься за свою наглость, и немедленно!

Вне себя от ярости, барон вскочил с кресла, молниеносно выхватил саблю и… тут случилось нечто необъяснимое. Стальной клинок, блеснувший в свете пламени очага, внезапно засиял словно пылающее солнце, и сияние это делалось все сильнее и сильнее. Находящиеся в зале закрывали лицо руками и отворачивались, а барон, оказавшийся ближе всех к источнику ослепляющего света, упал на колени и выронил саблю, которая тут же начала тускнеть.

— Я ничего не вижу! О, мои несчастные глаза, они как раскаленные угли! Какая нестерпимая жгучая боль! — Айнхолц на несколько мгновений отнял руки от глаз и, моргая, пытался понять, окончательно ли он лишился зрения. Присутствующие с ужасом увидели его опаленное неземным жаром лицо и совершенно белые глазные яблоки. — Стража! — вскричал он. — Сию секунду зарубить, злодейку-колдунью, а ее труп бросьте на растерзание диким псам, чтобы и воспоминания от нее не осталось! И… и посадите меня обратно в кресло, — неожиданно жалобно закончил он.

По напряженной тишине, царящей в зале, Aйнхолц понял, что никто не двинулся с места, чтобы выполнить его приказ. Вместо этого раздался спокойный, размеренный голос Тамсин, как ни в чем не бывало продолжавшей свои обличения, словно и не было никакого перерыва.

— Как мы уже объяснили вам, господин барон, ваши физические недуги являются не только результатом, но и неотъемлемой частью вашей порочной, греховной жизни и посему не поддаются излечению. Однако мы с Нингой, учитывая, что вы обратились к нам, моля о помощи, готовы оказать ее вам, насколько это в наших силах, и избавим ж вас от логического завершения ваших недомоганий — смерти. Мы даруем вам вечную, нескончаемую жизнь!

С этими словами колдунья шагнула вперед и маленькой ручкой своей куклы легко коснулась плеча барона. Айнхолц дернулся, как от удара, по его телу пробежала дрожь, обхватив себя руками, он, беспомощно сотрясаясь, повалился на каменные плиты, словно терзаемый какой-то злой силой.

— Ну вот, господин барон, теперь вы можете перестать тревожиться: какие бы боли ни терзали вашу плоть, как бы ни изнуряла и ни мучила вас ваша болезнь, она не приведет вас к смертельному исходу, потому что теперь вы никогда не умрете. Даже от такого удара, как этот. Исэмбард!

Повинуясь повелительному окрику и жесту верховный офицер обнажил свой меч и пронзил сжавшегося от страха Айнхолца прямо в сердце. Барон издал душераздирающий вопль, изо рта у него потекла кровь, но, когда Исэмбард выдернул клинок, барон по-прежнему продолжал дышать, его пальцы непроизвольно сжимались и разжимались от боли, а на шелковой рубашке расплывалось небольшое алое пятно.

— Видите, господин барон, вы получили неопровержимое доказательство того, что я вас не обманула. Надеюсь, вам по душе наш с Нингой дар, во всяком случае, вы сможете насладиться им сполна, времени у вас теперь хватит. Ну а мы хотели бы получить от вас в знак вашей благодарности маленький, чисто символический подарок — вот этот. Тамсин нагнулась и, избегая слепо шарящих вокруг себя рук барона, сорвала с его груди знак его баронского достоинства. — Я думаю, вам он больше не понадобится, ведь здоровье ваше ухудшается прямо на глазах. — Продолжая говорить, она приколола запятнанный кровью золотой знак на нарядное платье своей куклы, и без того увешанной побрякушками. — Пожалуй, вам стоит удалиться на покой, в какое-нибудь тихое спокойное место, а делами провинции займется пока ваш верховный офицер Исэмбард, что, я не сомневаюсь, будет с радостью воспринято всеми присутствующими.

Бывшие верные друзья и слуги Айнхолца разорились приветственными возгласами, славя своего нового господина, который немедля занял кресло барона. По его команде двери распахнулись и в зал ввели десяток горожан, отобранных из тех, кто только что горланил под окнами. Недавние возмутители общественного порядка почтительно преклонили колени перед свежеиспеченным правителем, который мановением руки приказал им убрать продолжающего корчиться на полу барона Айнхолца. Они с готовностью уволокли его с собой и вскоре крики под окнами зазвучали с новой силой.

— Воля народа исполнена, — провозгласила Тамсин, — злодей получит по заслугам. Его можно вешать, колесовать, четвертовать — он никогда не умрет, я ручаюсь за это. Наш добрый друг и ваш повелитель Исэмбард будет управлять провинцией под моим покровительством. В дальнейшем, когда он присягнет божественной Нинге, она позаботится о том, чтобы годы его правления не омрачались смутами и волнениями черни. Сегодня великий день, — продолжила Тамсин, — и, чтобы скрепить наш договор, осталось только одно — совершить жертвоприношение. С согласия Нинги я поклялась, что их будет лишь трое.

Исэмбард встал со своего кресла и подошел к Тамсин.

— Всем встать в круг! — распорядился он.

Колдунья неторопливо повернулась, обводя взглядом неловко застывших воинов, составлявших ранее ближайшее окружение барона Айнхолца.

— Да, вот так хорошо… Для начала я выберу исполнителей моей воли. — Она пристально вгляделась в лица. — Ими будут… ты… и ты. — Те двое, на кого она указала, послушно вышли из ряда и встали за ее спиной. — Ну а теперь будем искать. После стольких лет это очень непросто. Казалось, Тамсин забыла обо всем и разговаривай сама с собой. Погруженная в свои мысли, она медленно начала обходить круг, держа перед собой куклу. — Да, это очень-очень непросто, — повторила она.

Под ее пронизывающим взглядом все чувствовали себя неуют но вскоре стало понятно, что немногих из присутствующих здесь дам Тамсин проходит без остановки, всматриваясь лишь в лица закаленных в боях воинов.

— Твоя память острее моей, Нинга, — бормотала колдунья. — Смотри внимательно, помоги мне, укажи тех, кого мы с тобой видели тогда лишь издалека. Все это было так давно, но мы должны узнать их… А вот и первый! Хватайте его!

То ли на самом деле кукла кивнула головой, издав какой-то звук, то ли у Тамсин непроизвольно дернулась рука, никто не смог бы сказать с уверенностью, но по ее приказу двое шедших за ней воинов схватили ошеломленного офицера, чье лицо украшало немало боевых шрамов, и отвели его в сторону, чтобы приковать у стены. Когда они вернулись, Тамсин вновь возобновила поиск.

— Смотри внимательно, Ниига, не пропусти, — приговаривала колдунья. — Я уверена, здесь должны быть многие из тех, кто когда-то воевал под его знаменами и проходил мимо нашего дома… — Через минуту раздался полузадушенный вскрик, и еще одну сопротивляющуюся жертву отволокли к стене. — Хорошо, Нинга, маленьких лисичек мы с тобой поймали, осталось поймать волка. Конец круга все близок… Нам нельзя его пропустить.

Тамсин действительно уже почти завершила круг. Внезапно офицер по имени Богемунд, который когда-то был командиром отряда, где служили те двое, кого Тамсин велела приковать у стены, потерял самообладание и закричал:

— Да что же мы — овцы, чтобы безропотно ждать, когда нас поведут на заклание?! Почему мы должны подчиняться этой безумной колдунье с ее отвратительной куклой?!

Он выхватил саблю так резко, что она зазвенела о ножны, но звук этот вместо того, чтобы естественным образом утихнуть, наоборот, стал усиливаться, оглушая всех и каждого. Люди пытались заткнуть уши, а Богемуид бросил саблю на каменные плиты отчего какофония лишь усугубилась. Богемунд пал на колени, зажимая уши, из которых струилась кровь, и выл от боли. Так же неожиданно, как начался, пронзительно-резкий металлический звук прекратился. Те, кто находился рядом с Тамсин услышали, как она говорит своей кукле:

— Ну вот и славно! Теперь, я надеюсь, все убедились, что сильнее, сталь или колдовство, правда, Нинга?

Троих несчастных, включая оглохшего, полубезумного от боли Богемунда, разоружили, сорвали с них доспехи, заковали в кандалы и отдали бушующей у ворот толпе.

Когда истошные крики жертв прекратились, колдунья вышла на балкон, чтобы произнести речи перед теснящимися у ворот, возбужденными только что пролитой кровью горожанами. Четыре головы были насажены на колья, и одна из них беззвучии шамкала и кривила в невыносимой агонии рот. Речь Тамсин была коротка и по существу:

— Вы отомстили кровопийце Айнхолцу, чьи бесчисленные преступления ничто по сравнению с беззаконием, творимым королем в далекой Саргоссе. Ваш новый правитель, — она указала на Исэмбарда, которого толпа приветствовала бурными криками восторга, — объявил себя преданным приверженцем богини Нинги и ее союзником в походе против старой религии и тирании короля Тифаса. Отныне в и нашей стране начинается новая эра. Ваше восстание закончено, но в Бритунии оно только начинается! Да здравствует Нинга!