Английская проза: новое дыхание

Литература

Английская проза: новое дыхание

ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Татьяна КРАСАВЧЕНКО – доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела литературоведения Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) Российской академии наук, член Союза писателей, литературный переводчик. Автор книги «Английская литературная критика ХХ века» (1994), многих статей по английской литературе, прежде всего XX–XXI вв., и литературе русской эмиграции первой волны, составитель, переводчик, автор послесловия и комментариев в книге Т.С. Элиот «Избранное: Эссе о религии, культуре и литературе» (2004), под её общей редакцией в издательстве «Эллис Лак» в 2009 г. вышло 5-томное собрание сочинений Гайто Газданова.

– Татьяна Николаевна, что следует иметь в виду, говоря о современной литературе Великобритании?

– Обычно подразумеваются произведения одного-двух последних десятилетий, но, по сути, это более объёмное явление – речь идёт о литературе после Второй мировой войны, когда Великобритания перестала быть империей и стала просто страной, «как все». Изменились уклад национальной жизни, а с ним и психология – в сущности литература осмысливает это по сей день. Порой британцы включают в свой круг и писателей Содружества, о чём свидетельствует, в частности, присуждение им самой престижной британской – Букеровской – премии. Например, её дважды получали южноафриканский писатель Д.М. Кутзее и австралиец Питер Кэри. Далее я буду говорить о прозаиках, пишущих на английском языке и, как правило, живущих (или живших) и творчески сформировавшихся в Великобритании; о поэзии и драме – особый разговор.

– Какие заметные события произошли в последние двадцать лет в английской литературе?

– Наиболее значительные и известные романисты этого периода – Йен Макъюэн, Мартин Эмис, Джулиан Барнс и, возможно, Себастьян Фолкс. Тут важно учесть иную, чем в русской литературе, систему координат (по крайней мере до недавнего времени). Английский читатель не видит в писателе «мудреца», «пророка», не ждёт от него «социальных прозрений». Вообще, мне кажется, в Великобритании писатели с явным социальным темпераментом, как Дорис Лессинг (Нобелевская премия, 2007), озабоченная судьбами этого «безумного мира» («Играя в игры», 1995; «Мара и Дэн», 1999; «Бен, в этом мире», 2000), – не типичное британское явление. В литературе последних лет нет романов о крушении империи, о мучительном изживании британцами имперского комплекса – таких как «Раджийский квартет» (1966–1975) Пола Скотта и его роман «Остаться до конца» (1977) или «Имперская трилогия» (1970–1978) Д.Г. Фаррела. Читатели и обратили-то внимание на П. Скотта лишь после присуждения ему в 1977 г. Букеровской премии. Английская литература (я имею в виду литературу, создаваемую на английском, эпитет «британская» – скорее, политический) вообще очень «непрямолинейна». К тому же ей требовалось время – перевести дыхание, «осмотреться» и осмыслить «храбрую новую жизнь» – тут не только распад империи, но и глобализация, возникновение однополярного мира, что отнюдь не вызвало восторгов в Великобритании.

– И всё-таки кто наиболее остро реагирует на актуальные проблемы современности?

– Пожалуй, Мартин Эмис. Он пишет о главных ценностях «нашей релятивистской эпохи» – успехе, деньгах, информации как о деструктивных силах. В его, вероятно, лучшем романе «Деньги. Записки самоубийцы» (1985) гротескно изображён «массовый» человек, одержимый желанием разбогатеть. А современная литература в романе «Информация» (1995) предстаёт как коммерческое предприятие, где важно знать книжный рынок, иметь хорошего агента, связи с издательствами. Автобиография «Опыт» (2000) – это своего рода автопортрет на рубеже тысячелетий и вариация на тему о конечности и хрупкости человеческой жизни. Последнее время М. Эмиса (как в своё время и его отца Кингсли Эмиса) влечёт к себе трагическая история России и тема жестокости как ещё одной разрушительной силы современной цивилизации. Об этом – эссе о Сталине «Ужасный Коба: смех и двадцать миллионов жизней» (2002) и роман «Дом свиданий» (2006) – история двух братьев в сталинском концлагере. Очевидно, писатель – западный интеллектуал пытается выйти «за свои пределы» – постичь боль «других», Россия трогает, потрясает его, но впечатление в целом – «инфантильной» игры в «серьёзные игры», трагедия – не его жанр. Эмис – неровный писатель, кто-то восхищается им (известный английский критик Терри Иглтон назвал его «звездой литературного Лондона»), а кто-то считает его отвратительным – шокируют его гротескная манера, «чёрный юмор», сленг.

– Какие произведения пользуются наибольшим успехом у англичан?

– Английский читатель, на мой взгляд, привык к психологическому роману нравов, характеров (как правило, с комедийным, сатирико-юмористическим началом) – о жизни «микросоциальной группы людей» (усадьба, городок, семья, круг друзей), к историческим романам, предпочтительно на сюжет из национальной истории; на это, как правило, осознанно или нет, ориентирован и английский писатель. В этом контексте понятно, почему такой успех имеют эпико-романтические романы С. Фолкса, прежде всего «Песнь птицы» (1993) – о любви на фоне кошмара Первой мировой войны, а Букера в 2009 г. получила Хилари Мэнтл за роман «Вулф холл» – об Англии XVI в., о Томасе Кромвеле, одном из идеологов английской Реформации, главном советнике короля Генриха VIII. Конечно, критика оценила яркий роман Дж. Барнса «История мира в 101/2 главах» (1989), появившийся на волне возникшего во всём мире, особенно в Европе, ощущения «конца истории». Но парадокс в том, что, возможно, на него больше откликов в России, чем в Великобритании: российский читатель особенно любит такие масштабные, философские, притчевые сюжеты. А вот роман «Артур и Джордж» (2005) Барнс написал уже в традиционной манере и об англичанах. Это своеобразная хроника английской жизни начала ХХ в. В его основе – реальная история о том, как Артур Конан Дойл, «король» британского детектива, создатель Шерлока Холмса, настоящий английский джентльмен, в 1906 году восстановил репутацию несправедливо отсидевшего в тюрьме три года «темнокожего полукровки», юриста Джорджа Эйделжи. В этом романе, по сути, осмысливается феномен британской идентичности: история Британии ещё в начале ХХ в. порождает «новый тип британца» – метиса Джорджа (его мать – шотландка, отец – парс, священник англиканской церкви, т.е. «святая святых» британской жизни). Джордж ощущает себя английским джентльменом, однако английская глубинка смотрит на него как на чужака. Британская империя не в состоянии переварить свои плоды.

– Какое из литературных направлений последних десятилетий вы считаете наиболее значительным?

– Пожалуй, «магический», или «фантастический» реализм. В его духе писал ещё Джон Фаулз (1926–2005); к сожалению, в 1988 г. он перенёс инсульт, подорвавший его здоровье и творческие силы. Но вспомним его «Мага» (1966, в русском переводе «Волхв», 1993). Существенный импульс писателям своего поколения в этом направлении дала автор ярких необарочных романов – «Адские машины желания доктора Хоффмана» (1972), «Мудрые дети» (1991) и др. – Анджела Картер (1940–1992), недаром к посмертному сборнику её рассказов «Сжигая корабли» (1995) предисловие написал, возможно, самый знаменитый современный британский «магический реалист» С. Рушди.

– Вы согласны с мнением книжного редактора Time Out London Джона О’Коннела, что самый яркий писатель страны Йен Макьюэн?

– Макьюэн действительно – главный солист, хотя и не единственный. Почти каждый его роман – литературное событие. В чём секрет Макьюэна? Видимо, в том, что это очень английский писатель, писатель мейнстрима. Он пишет так, что за его спиной ощутима мощная, глубокая, идущая от Шекспира литературная традиция. Языком он владеет мастерски, виртуозно. Современный английский сочетает с неброскостью письма. Ему свойственны сугубо английская ускользаемость, ненавязчивое сочетание социальной проблематики с игрой воображения, эксцентриадой, с элементами «готики», т.е. прозы ужасов, натурализма. Обычно он предваряет повествование увертюрой – например, в романе «Искупление» (2001) – картиной жизни английской усадьбы в духе Джейн Остен. Невольно удивляешься: кто же так пишет ныне? И, как всегда, повествование у него взрывается событием, переворачивающим жизнь персонажей, – происходит нечто ужасное, «грехопадение», разламывающее жизнь на две части – «до» и «после». В марте нынешнего года выйдет его сатирический роман «Под воздействием солнца», где обыгран феномен глобального потепления. А пока его последний роман – «На Чизелском взморье» (2007) – драматичная, филигранно написанная, психологическая книга о любви, её уникальности, о дисбалансе духовного и физического начал, порождённом и пуританским воспитанием, и природой самого человека. При этом жизнь героев и тональность романа определяет по-бунински звучащий мотив катулловского «amata nobis quantum amabitur nulla» (любимая мною, как ни одна другая любима не будет).

– Какие реалии отражают термины «новые английские литераторы», «мультикультурный роман»?

– Прежде всего последствия распада Британской империи и общего процесса разрушения барьеров между культурами, национальностями, цивилизациями. Сам феномен «новых английских литераторов» – индийца Салмана Рушди, нигерийца Бена Окри, полукровок Ханифа Куриши (отец – пакистанец, мать – англичанка), Тимоти Мо (отец – китаец, мать – англичанка), японца Кадзуо Исигуро – свидетельствует о возникновении новой британской идентичности и «гибридной» литературы нового типа, сформировавшейся на основе слияния английской и восточных традиций (индийской, японской, китайской и др.). Обычно считается, что инициировал мультикультурное направление

С. Рушди (р. 1947), но это произошло раньше, скажем, в творчестве выходца из Тринидада и Тобаго, этнического индийца В. С. Найпола (р. 1932, Нобелевская премия, 2001). Он и Рушди представляют два поколения и два полюса этого направления: у Найпола преобладает реакция отторжения от Индии, вспомним его «Территорию тьмы» (1964); в его романе «Полужизнь» (2001) показан процесс формирования мигранта, который нигде не чувствует себя дома. Для Рушди (ему было 14, когда он приехал из Бомбея) также актуальны проблемы адаптации в новом обществе и национальной идентичности, но ему импонирует синтез индийской мифологии, фольклора с европейской традицией, он ощущает себя своим в английской традиции, но считает гибельным отказ от корней; культура, мифология Индии – органичная часть его мира. Писатели мультикультурного направления (Окри, Куриши и др.) часто пишут о жизни в Англии социальных маргиналов, а если, как у К. Исигуро в романе «На исходе дня» (Букер, 1989), в своеобразной версии «Вишнёвого сада», герой – англичанин, то о японской традиции напоминает минималистская поэтика. Писатели этого направления обладают «двойственной сущностью».

– Что доминирует в феномене Салмана Рушди – литература или политика?

– Действительно, политика принесла Рушди сенсационную известность. Как известно, за упоминание в романе «Шайтанские суры» (1988, по-русски их переводят как «Сатанинские стихи») апокрифа о том, что одна из сур Корана была продиктована сатаной и заменена в результате божественного вмешательства, а также за оскорбительное для мусульман упоминание имени Пророка духовный лидер Ирана аятолла Хомейни в феврале 1989 г. вынес смертный приговор писателю, «всем причастным» и издал фетву (религиозный вердикт), обязывающую мусульман всего мира исполнить его. Роман запретили почти во всех странах со значительным мусульманским населением. Рушди пришлось под защитой британского правительства скрываться, менять конспиративные квартиры. Убили переводчика романа на японский язык, ранили его итальянского переводчика и норвежского издателя. Лишь в 1998 г. правительство Ирана заявило об отмене фетвы. Но и в 2006 г. один из иранских фондов предложил около трёх миллионов долларов за убийство Рушди, а присвоение писателю рыцарского титула в Великобритании в 2007 г. вызвало протесты в мусульманском мире. В России издатели не решились опубликовать роман, но в 2008 г. его перевод появился в Интернете. Главное в этом романе – изображение конфликта двух культур и цивилизаций, антитеза светского и религиозного типов мышления, современного и патриархального образов жизни персонажей-индийцев, живущих в Вавилондоне.

Конечно, Рушди – писатель очень талантливый (но трудный для перевода), он всё равно получил бы признание, пусть не столь сенсационное. Его роману «Дети полуночи» (1981) трижды присуждена Букеровская премия – после первой публикации и в 1993 и 2008 гг. – «Букер Букеров» в честь двадцатипятилетия и сорокалетия этой премии. В этой мрачной, насыщенной культурными аллюзиями, сложной по языку книге, балансирующей между реализмом и гротеском, Рушди расширил границы романа, смешав старые и новые мифы Запада и Востока, сочетав эпический размах с литературной игрой, полифонией. Писатель он не политический, о чём сам заявил в одном из интервью. Но политические события изображает ярко, страстно. В целом же перед нами своего рода индийский эквивалент «Ста лет одиночества» Г. Гарсиа Маркеса, многоплановое, фантастическое повествование об истории Индии с 1910 по 1976 г. как о стране, пожирающей своих детей. И «Шалимар-клоун» (2005) Рушди – тоже не политический роман, хотя, учитывая его метафорическую подоплёку, его называют порождением постсентябрьского синдрома. Это история убийства в 1991 г. в Лос-Анджелесе средь бела дня бывшего посла США в Индии, позже возглавившего борьбу с терроризмом, – на пороге дома своей незаконнорождённой дочери (её символично зовут Индия). Убийца – кашмирский шофёр-мусульманин Шалимар-клоун. Но и этот роман эпическое, шире политики, повествование о любви и мести. Оно пронизано ощущением присутствия в жизни магии, творящей чудеса, и безобразной, неизбежной, непрерывной войны, где древние конфликты переплетаются с современными. Не менее эпичен и написанный в духе «магического» реализма роман «Флорентийская волшебница» (2008) – об Индии XVI в., времён легендарного Акбара Великого и о Флоренции эпохи Возрождения.

– Применимо ли к английской литературе деление на такие направления, как реализм, модернизм, постмодернизм?

– Конечно, и это любимое дело критиков. Но сами писатели мыслят не категориями «метода», для них важны стиль, приёмы. Культура Великобритании в силу островного положения страны и сильных традиций консерватизма избегает крайностей, её авангардизм всегда был умеренным. Вот и теперь творчество крупных писателей, живущих в эпоху постмодернизма, не укладывается в его рамки. Хотя, пожалуй, многие из них отдают дань времени: видят в творчестве игру с ускользающим смыслом, склонны к деконструкции стереотипов, клише. Они создают иллюзию реализма, и каждый в разной мере разрушает её, передавая ощущение зыбкости реальности, относительности истины – часто путём введения разных точек зрения на одни и те же события. Возможно, наиболее последовательный приверженец постмодернизма – Питер Акройд. Он провозгласил «тотальную иронию» приметой времени, создал своеобразный жанр современной «литературной биографии» – симбиоз фактографии, пародии, вымысла, имитации документа, почти не отличимого от подлинных источников («Завещание Оскара Уайльда», 1983; «Чаттертон», 1987; «Диккенс», 1991).

Что касается старшего поколения, то в начале этого века ещё публиковала романы (последний – «Старшие классы», 2004) блестящий психолог и сатирик Мюриел Спарк (она умерла в 2006 г.). Но, учитывая её католицизм и склонность к созданию романа религиозного поиска и испытания, т.е. твёрдые «идеологические опоры», едва ли её можно отнести к постмодернизму. Малколм Брэдбери (1932 – 2000) в романах «Профессор Криминале» (1992) и «В Эрмитаж!» (2000) показал сходство позднего «исторического» и «постисторического» миров, где нет стабильных ценностей и история напоминает «шутовской хоровод». Однако писатель избегает конечных суждений и остаётся умеренным либералом, обладающим здравым смыслом и чувством юмора.

– Насколько адекватно премиальный процесс в стране (Букер) и в мире (Нобелевская премия) отражает процесс литературный?

– Литературный процесс – явление в значительной степени имманентное, имеющее свою органику. Ни одна премия не адекватна литературному процессу полностью. Возможно, к этому близка Букеровская премия, хотя в своё время она обошла Дж. Фаулза, М. Спарк, Дж. Барнса, но другие премии – Национальная литературная премия, Уитбредовская, Сомерсета Моэма, издателя Джеффри Фабера, газеты «Гардиан» и т.д. – восполняют «пробелы». В присуждении Нобелевской премии, пожалуй, всё более очевиден приоритет принципа политкорректности.

– Что ещё, кроме премий, структурирует литературный процесс в Великобритании?

– Рейтинги, конкурсы, социологические опросы или телевизионный «Книжный клуб» Ричарда Мэдли и Джуди Финнеган, присуждающий Приз зрительских симпатий, повышают интерес к книге, шансы на успех и могут сделать её бестселлером. В Англии нет, как в России, толстых влиятельных литературных журналов. Там журналы небольшие – «Лондон Мэгэзин», «Гранта», «Литерери Ревю», «Ридер», «Адженда», «Оксфорд поэтри»; печатают они «короткометражные» жанры – стихи, рассказы, редко фрагмент романа. Писателю нужно найти издателя (издательств немало), а успех обеспечивают рецензии в «Таймс Литерари Сапплемент», в «Гардиан», «Индепендент», премии…

– Что можно сказать об английском женском романе и шире – о соотношении массового и элитарного?

– В Англии существует давняя мощная традиция женского романа, идущая от Джейн Остен, сестёр Бронте, Джордж Элиот – в XX век к Дороти Ричардсон, Вирджинии Вулф, Кэтрин Мэнсфилд, Розамунд Леманн, Джин Рис, к современным писательницам: Маргарет Дрэббл, Аните Брукнер, Фей Уэлдон, Антонии Байетт, Берил Бейнбридж, Эмме Теннант и др. В Британии особенно явно видно, что культура – это многоуровневая система, в которой всё взаимосвязано. Английская литература заставляет пересмотреть клише о соотношении элитарной и массовой литературы. В своё время из массовой литературы выросло творчество Диккенса. У английской прозы – высокий средний уровень. Допустим, куда «определить» имеющего широкий успех Ника Хорнби, автора забавных и трогательных романов, например «Футбольная лихорадка» (1992) – о футбольном фанате или «Мой мальчик» (1998) – о детском начале в каждом человеке, об инфантильном тридцатишестилетнем бонвиване, который обретает себя как личность под влиянием двенадцатилетнего мальчика, взрослого ребёнка? Сам писатель называет своё творчество попыткой «заполнить пустоту между популярным чтивом и высоколобой литературой». Или, скажем, английский детектив – он имеет глубокие традиции – от У. Коллинза, А. Конан Дойла, А. Кристи до Ф.Д. Джеймс. Введение элементов шпионского романа, детектива, усиливающее остросюжетность, – особенность современной литературы (например, романов Уильяма Бойда).

– Вопрос из области социологии чтения. Много ли читателей серьёзных книг в Великобритании?

– Думаю, достаточно. Это «университетская страна», преподаватели, студенты – всегда хорошие читатели. Немаловажно и появление сетевых магазинов типа «Уотерстоун» – своего рода магазинов-читален с открытыми стеллажами и креслами, где не спеша можно посмотреть книгу.

– А кого читают и переводят из русских авторов ?

– Знают и читают классику, переводят почти всех, кто на виду у нас. Но стать известным там довольно трудно. Случай Чехова, то есть усвоения англичанами чужого как своего, уникален. В 2011 г. Россия будет в центре Лондонской книжной ярмарки. Разумеется, это привлечёт внимание к нашей литературе.

– Авторитет литературы Великобритании в мире традиционно был очень высок. Что можно сказать о сегодняшнем её состоянии?

– Долгое время английский роман существовал как жанр, ориентированный на «средний класс», т.е. на мироощущение ограниченной социальной группы. В 1970–1980 годы сложилась такая ситуация, что британцы часто предпочитали американские романы за бо’льший демократизм, эмоциональную непосредственность. Они уступали английской прозе в совершенстве стиля, но ей грозило «вырождение мироощущения» при хорошем стиле. В 1983 г. Энтони Бёрджесс, автор «Заводного апельсина», иронизировал: «О чём писать? О высоких налогах и каникулах в Испании, об адюльтерах?» Ныне ситуация изменилась – английская литература обрела новое дыхание и вновь вышла на мировую орбиту.

– Насколько адекватно представлена литература Великобритании в книгах и периодике, выходящих у нас?

– В советское время по идеологическим причинам английская литература XX века была представлена эпизодично. Предпочтение отдавалось реализму – в лучшем случае Б. Шоу, Дж. Голсуорси, С. Моэму, Дж. Б. Пристли. Правда, переводили и таких блестящих писателей, как О. Хаксли, Г.К. Честертон, Э.М. Форстер, Ивлин Во, Грэм Грин, А. Мёрдок, М. Спарк, Д. Фаулз, П. Скотт и др., английскую литературу у нас любили всегда, но лакуны были существенными. К сожалению, сохраняются они и теперь – мало или совсем не переведена такая классика ХХ в., как Хилэр Белок, У. Льюис, Джон Каупер Повис, Мервин Пик и т.д. Но активность издательств и переводчиков (а в России очень хорошие переводческие традиции) вселяет надежду на то, что английская проза последних десятилетий будет представлена адекватно.

– Какие из недавно вышедших у нас книг вы порекомендовали бы читателям «ЛГ»?

– Несмотря на кризис, выходит множество книг в Англии и их переводов – в России, у каждого писателя – свой читатель. Беру на себя смелость рекомендовать Макьюэна – переведено большинство его романов, и ему повезло с переводчиками, среди них – И. Доронина, В. Голышев, получивший русского Букера за перевод «Амстердама»). Не менее интересны Салман Рушди, особенно его «Дети полуночи» и «Шалимар-клоун», В.С. Найпол с его «Полужизнью», М. Эмис как автор «Денег» и Дж. Барнс с его «Историей мира в 101/2 главах» (если кто-то пропустил его, перевод вышел ещё в 1990-е) и «Артуром и Джорджем», а также К. Исигуро – «Когда мы были сиротами». Достойны внимания вышедшие в 2009 г. «Шекспир» П. Акройда, написанный с большим знанием елизаветинской эпохи, «Дневники писательницы» Вирджинии Вулф.

Беседу вёл Александр НЕВЕРОВ

Прокомментироватьgt;gt;gt;

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: