"Адмирал Макаров" - читать интересную книгу автора (Островский Борис Генрихович)

ВОСПИТАТЕЛЬ МОРЯКОВ

Представляют большой интерес формы и методы, с помощью которых Макаров заинтересовывал моряков и прививал им любовь к своему кораблю, к морской службе, к морю и флоту. Степан Осипович был замечательным учителем и воспитателем молодых моряков-офицеров и матросов. Вся его многогранная кипучая деятельность была проникнута заботой о повышении боевой мощи родного флота, усовершенствовании всех его боевых средств и обучении и воспитании моряков в духе героических традиций русского флота. Люди, всесторонне подготовленные к любому действию как в боевой, так и в мирной обстановке, по мнению Макарова, и есть то главное, без чего невозможен успех на флоте. Неустанное учение, упражнения, маневры и тренировка в любую погоду, в обстановке, максимально приближенной к боевой, — вот что в течение всей своей жизни с замечательным искусством осуществлял Макаров и в чем он достиг огромных успехов. Он был очень требователен и строг и часто повторял, что никогда нельзя удовлетворяться достигнутым, а нужно идти вперед, учиться и совершенствовать свои знания, и делать это не только для себя, но и для других, делясь своим опытом с менее знающими. Только при этих условиях, при слаженной и дружной работе всего личного состава корабля в целом, можно рассчитывать на прочный успех при любых действиях на море.

Плавать и учиться, одновременно заботясь о повышении боевых качеств корабля, — вот основное, чему учил адмирал Макаров и что он завещал грядущим поколениям моряков. Он неоднократно указывал, что полная уверенность в своих действиях, хладнокровие и ясность мысли — качества, необходимые для моряка. Сама морская служба, пребывание в условиях непостоянной и полной неожиданностей стихии, представляет множество случаев упражнять свою находчивость, изобретательность и энергию. Умей только воспользоваться!

Макаров жил общей жизнью со всем экипажем корабля, был общителен, внимателен к каждому своему подчиненному. Его деятельность, энергия и интерес к делу, которому он был предан всей душой, всегда служили примером для команды. Служба под начальством Макарова являлась для многих моряков в полном смысле практической школой мореплавания.

В 1896 году Макаров плавал в Балтийском море на эскадренном броненосце «Петр Великий» в качестве флагмана Практической эскадры. Это было одно из тех плаваний, в котором во всем блеске развернулись его способности наставника и воспитателя моряков. Оно велось настолько поучительно и все занятия были организованы Макаровым столь тщательно, что, без сомнения всякий участник кампании за это лето получил больше опыта, чем за несколько предыдущих кампаний.

На корабле Макарова ни одной минуты не терялось зря. Артиллерийские стрельбы сменялись минными атаками, постановкой мин заграждения, испытанием различных способов освещения. После короткого отдыха устраивались шлюпочные состязания на призы, устанавливаемые особым арбитражем с Макаровым во главе. После гонок следовал час испытания всевозможных рационализаторско-техничесиих предложений судовых изобретателей: офицеров и матросов, работавших в большинстве по заданным Макаровым темам. Затем начинались инспекторские смотры, экзамены команд и т. д. Все это, чередуясь одно с другим, хотя и требовало много труда и напряженного внимания, но не утомляло и не казалось скучным, так как давало много нового, будило мысль и вносило повсюду оживление и бодрость. К тому же, оставаясь всегда спокойным, адмирал никого не торопил и не нервировал. Все работали без принуждения, охотно и очень много, работали с удовольствием.

Макаров часто говорил: «В плавании не следует пропускать ни одного случая попрактиковаться в упражнениях, полезных в боевом отношении, но случаи эти часто пропускаются», или: «То, что офицер будет требовать от своих подчиненных, он обязан безукоризненно выполнять сам; учась сам, он должен учить и воспитывать других», «нет общих мерок для всех и каждого; прежде всего необходимо изучить способности и индивидуальность своего подчиненного, а уже после этого повести работу с ним».

Макаров настойчиво внушал офицерам мысль о необходимости знать во всех деталях свой корабль, все его особенности и управление им как в нормальных условиях, так и при аварии или повреждении в бою. Макаров всячески подчеркивал важность предварительного овладения на практике всеми методами и средствами исправления полученных кораблем повреждений. Он имел в виду именно это, когда писал: «Люди, не практиковавшиеся в деле, действительно не могут принять мер; если же люди практикуются, то в критическую минуту они в состоянии с необычайной быстротой сделать весьма многое»88. Если смотры и парады не обходятся без репетиций, иронизировал Макаров, то как же можно допустить, что в таких сложных условиях, как исправление повреждений, полученных в бою, можно обойтись без предварительной тренировки89.

Во все время плавания Макаров ни на минуту не забывал о назначении практической эскадры. Он неустанно учил личный состав тому, что необходимо будет знать и делать, если грянет война, или корабль в мирных условиях попадет в беду.

Ежедневно адмирал приглашал к себе в роскошно отделанный адмиральский салон, находившийся в кормовой части броненосца, одного из офицеров. Беседа протекала за обеденным столом, не отличавшимся изысканностью блюд, но неизменно, вплоть до глубокой осени украшенном цветами. Здесь в несколько интимной обстановке, с глазу на глаз с подчиненным, флотоводец-адмирал, запросто, по-отечески беседуя с молодым мичманом, например, о том, как сегодня утром на гонках он не совсем удачно управлял катером или ничем себя не проявил во время стрельбы по движущейся мишени, давал ему ценные советы, разъясняя, как необходимо действовать впредь. Беседа, касавшаяся зачастую и многих других вопросов, давала возможность адмиралу составить полное представление о своем подчиненном.

После обеда, если не было ничего срочного, желающие могли отдыхать, но сам Макаров во время кампании редко пользовался этим правом в дневные часы. Он или принимался за отделку очередной статьи для журнала, или приглашал своего флаг-офицера и диктовал ему очередную главу своей «Тактики», для работы над которой находил время даже в плавании.

Иногда, чаще всего это бывало по субботам, Макаров вызывал одного из мичманов и говорил, что не худо бы, после недели усиленных трудов, поразвлечься. Это означало, что нужно устроить своими силами концерт. Концерт, к большому удовольствию матросов, устраивался обычно в нижней батарейной палубе, а иногда и на открытом воздухе. Участниками были сами матросы: солисты-певцы, балалаечники, гармонисты и танцоры, выступал и хор. Непременным посетителем концертов был сам адмирал.

Некоторые учения, проводившиеся Макаровым в эту кампанию, поражали смелостью приемов. Так, во время практических стрельб на ходу, по движущейся мишени, помещенной между двумя броненосцами, промежуток между ними был настолько мал, что это вызвало удивление одного артиллерийского офицера, посетившего как-то броненосец. Он заметил Макарову:

— Такая стрельба даже мне, специалисту в этом деле, в диковинку. Я думаю, что сухопутные войска при боевой стрельбе с маневрированием никогда бы не решились на подобные вещи!

— Разумная смелость предпринимает дела трудные, но не покушается на невозможные, — отвечал Макаров своим любимым афоризмом.

В описываемое плавание Макаров усиленно внедрял на флоте разработанную им чрезвычайно легкую и удобную для усвоения систему сигнализации флажками. Одним из лучших сигнальщиков на «Петре Великом» был, несомненно, сам адмирал. Почти все на его эскадре умели более или менее хорошо сигналить. Но были и отстающие, не спешившие овладеть искусством быстрой и четкой работы с флажками. Обстоятельство это не укрылось от зоркого глаза флагмана, решившего самолично проверить сигнализационный уровень своих подчиненных. «Сигнало-производство дневное и ночное должно, по нашему мнению, войти в курс морской практики и не только изучаться… но и всесторонне разрабатываться», — писал Макаров в своей «Тактике». Пятьдесят шесть сигналов в минуту — вот та норма, которую Макаров требовал от хорошего сигнальщика. Преимущества флажной сигнализации были настолько очевидны, что Макаров задался целью обучить семафору возможно большее число моряков на эскадре.

— А ну-ка пожалуйте сюда, господин мичман, — подзывал Макаров проходившего мимо офицера.

— Что прикажете, ваше превосходительство? — подлетал тот.

— Свободны?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Так вот что… возьмите эти два флажка… — Макаров вытаскивал из необъятных карманов своего адмиральского сюртука два сигнальных флажка и подавал их мичману. — Вы, вот, станете сюда, а я… — и адмирал отправлялся в дальний конец броненосца.

Начиналось любопытное состязание адмирала с мичманом на скорость передачи друг другу сигналов.

— Отлично сигналите, хвалю! — говорил довольный Макаров мичману по окончании состязания, принимая от него флажки. — Научились, а теперь поучите и других, вот как со мной сейчас упражнялись… Еще много есть у нас на корабле отстающих.

Но иногда следовали и другие отзывы, например: «Разбираете сигналы быстро, а отвечаете медленно, что-то в голове, видно, заедает». Порою же адмирал решительно оставался недоволен.

— Слабина, батенька, совсем слабина, — говорил он. — Никуда не годится! Этак в нужный момент вы рискуете и совсем без языка остаться. Надо поупражняться. Ежедневно упражняйтесь по полчаса с лейтенантом таким-то. Через три недели проверю.

И после подобного педагогического воздействия недели через три-четыре на корабле, кроме священника и врача, не оставалось ни одного человека, не овладевшего в совершенстве искусством сигнализирования.

Макаров всегда стремился, как он сам говорил, учить не рассказом, а показом. Всякое объяснение он старался сделать максимально наглядным и понятным, продемонстрировать все так, как происходит «на самом деле». Вот почему он пользовался решительно каждой возможностью, чтобы извлечь полезный для моряков урок на случай, если с кораблем и «на самом деле» приключится какое-нибудь происшествие или катастрофа. Ярким примером этого является случай с броненосцем «Гангут», входившим в отряд Макарова во время кампании 1896 года, в котором в полной мере проявилась замечательная распорядительность самого Макарова. «Гангут» вблизи финских шхер наскочил на подводный камень, получив настолько серьезную пробоину, что вода стала заливать корпус и уже подходила к самым топкам. Вместе с группой моряков с «Петра Великого» Макаров немедленно прибыл к месту катастрофы. Он использовал все возможные средства, чтобы спасти броненосец, вызвал из Кронштадта и Ревеля спасательные портовые суда для откачивания воды, заготовил плоты из огромных бревен, которые должны были поддерживать «Гангут». С одного из кораблей морского корпуса, стоявших вблизи учебного отряда Макарова, он взял огромный парус, изготовил из него пластырь и, ознакомившись с чертежами «Гангута», чтобы нагляднее представить себе, куда нужно подвести пластырь, подробно объяснил группе офицеров, каков именно характер полученных кораблем повреждений и что необходимо предпринять, чтобы его спасти. Макаров напоминал в эти минуты знаменитого профессора, читающего у постели тяжело больного лекцию студентам.

Командир и личный состав «Гангута», приободренные примером Макарова, удесятерили свои силы, и работы пошли как «по маслу». Корабль был опасен: огромная пробоина была затянута пластырем, и «Гангут» самостоятельно дошел до Кронштадта, где и встал в док. Один из очевидцев происшествия, наблюдавший спасательные работы от начала до конца, справедливо заметил, что из несчастного случая с кораблем получилось интересное и поучительное «упражнение».

Иной раз умение Макарова вовремя подбодрить людей и внушить им веру в собственные силы производило, даже в наиболее тяжелых положениях, эффект необыкновенный. Вот пример. Вскоре после описанного происшествия с «Гангутом» миноносец из отряда Макарова ночью в туманную погоду наскочил на камни. Случай был тяжелый. К тому же, по всем признакам, ожидалась свежая погода, и миноносец могло разбить о камни. Спасать корабль отправился с двумя броненосцами сам адмирал. В помощь он вытребовал из Ревеля портовый пароход «Могучий», имевший мощные водоотливные средства.

Свежело. Разрезая волну, к миноносцу под контр-адмиральским флагом быстро подходил катер. Уже издали заметил Макаров, что спасательные работы ведутся на корабле вяло. На палубе его встретил командир, молодой лейтенант. Растерянное лицо его выражало беспокойство, унылыми были и лица матросов, казалось, потерявших веру в свои силы. Видя, что положение и в самом деле серьезно, Макаров слегка нахмурился, но уже в следующее мгновение лицо его приняло, как всегда, энергичное, бодрое выражение. Чувствовалось, что Степан Осипович что-то придумал.

Выслушав рапорт командира, ожидавшего получить адмиральский выговор, Макаров, пожимая ему руку, произнес с улыбкой:

— А вы, батенька, совершенно напрасно раньше времени, как вижу, нос повесили. Дело, мне кажется, очень даже поправимое. С кем и чего только не бывает на море! Виноваты вы разве, что туман сбил вас с толку, а места эти еще плохо исследованы… Ну-с, а теперь живо, все как один, за работу. Мои молодцы вам также помогут… Готовьте заводить тросы… Давайте сюда боцмана!

И пошла работа! Заулыбались люди, куда девались сомнения и неуверенность. Все трудились с необычайной энергией, позабыты были и усталость, и сон, и отдых. Особенно отличался командир, вихрем летал он по кораблю, казалось, что для него не существовало теперь никаких препятствий. Был доволен и Макаров. К вечеру при громовом «ура» миноносец общими усилиями был снят с камней. В ночь разразился шторм, а на утро командир миноносца был вызван к адмиралу. Когда он уходил от него, то по его смущенному виду и багровому лицу можно было заключить, что он получил изрядную головомойку. Но этим все и ограничилось.

В те времена тарану, как боевому средству нападения, придавали немалое значение; в своей «Тактике» Макаров даже посвятил тарану особую главу. Будучи флагманом Практической эскадры, он, естественно, хотел попрактиковать моряков и в искусстве нанесения противнику таранных ударов. «А то, когда нужно будет, то, пожалуй, и не смогут этого сделать», — говорил Макаров90. Но как обеспечить подобное учение, не идти же броненосцу на броненосец? Впрочем, выход вскоре был найден. Купили большую финскую лайбу, поставили на ней паруса, поправили руль и пустили по ветру. Началось учение, причем каждый корабль эскадры по очереди таранил лайбу в заранее определенное место. Вскоре от лайбы остались одни лишь щепки.

Производя смотр эскадрам, Макаров часто прибегал к затоплению отдельных отсеков корабля, чтобы убедиться в водонепроницаемости переборок и их прочности, и попутно узнать, сколько времени займет вся эта процедура. На опробование собиралось обычно множество офицеров, и адмирал лично давал обстоятельные объяснения, обращая внимание присутствующих на все подробности производимого испытания. Однажды Макаров решил испытать прочность переборок на «Петре Великом», для чего приказал заполнить водой один из отсеков. Были пущены в ход пожарные помпы, но наполнение шло очень медленно.

— Скоро ли они там справятся? — в нетерпении заметил адмирал. — Вероятно помпы не в порядке.

— Никак нет. Помпы в порядке, ваше превосходительство. Но надо открыть кингстон, — уверенно заявил трюмный механик, молодой человек, совершавший первое плавание на военном корабле.

— Вы же знаете, что этого сделать нельзя.

— Нет, можно! — возражал механик.

— Ах, если так, то немедленно же отправляйтесь в трюм и сами откройте кингстон.

Козырнув, механик быстро отправился выполнять приказание.

— Вы сейчас увидите, господа, в каком виде он вернется, — обратился Макаров к офицерам и засмеялся. — Только крысы чувствуют себя свободно в междудонном пространстве, а человеку беда там. На себе испытал: две грыжи заработал!

И в самом деле, через некоторое время механик вернулся сильно сконфуженный. Весь испачканный какой-то липкой грязью, с оторванными на тужурке пуговицами, с исцарапанным лицом, он имел самый жалкий вид.

— Ничего себе! — заметил Макаров. — Совсем как из преисподней. Ну, что же, открыли кингстон?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— А еще спорите, — грозно сверкнув глазами, произнес Макаров и, повысив голос, добавил: — и дела своего не знаете! Приказываю вам завтра же обойти или, вернее, облазить все междудонные пространства и подробно доложить мне.

Ничем, кажется, нельзя было так досадить Макарову, как самоуверенным невежеством, явлением весьма нередким среди офицеров в то время. Не терпел он также нарушителей судовой дисциплины. Кто бы ни были последние, Макаров, невзирая на их чины и годы, поступал с ними подчас весьма круто, без всяких церемоний. Вот характерный случай. Летом 1886 года Макаров, стоя на мостике корвета «Витязь», вел его морским каналом из Петербурга в Кронштадт. Вдруг корабль совершенно неожиданно, на полном ходу, резко метнулся в сторону и стал наваливаться на гранитную стенку. Макаров не растерялся, подбежал к штурвалу, и когда всего лишь 5-6 футов отделяли корвет от стенки, искусным маневром отвел корабль в сторону, на середину фарватера. Дав малый ход, Макаров послал матроса в машинное отделение узнать, в чем дело. Посланный сообщил, что старший механик распорядился остановить правую машину. Макаров вызвал механика.

— Как вы осмелились остановить машину без команды с вахты? — строго спросил Макаров механика.

— Бугель эксцентрика стал нагреваться.

— Бугель эксцентрика, говорите вы? — гневно переспросил Макаров.

— Ломайте машину, разрушайте ее, но без команды с вахты не смейте ее останавливать! Вы этим можете погубить корабль. Я вас списываю, так как не могу иметь к вам отныне доверия. — И затем, обращаясь к старшему офицеру, добавил:

— Арестуйте старшего механика с приставлением часового, а по приходе в Кронштадт доставьте его на берег.

Малейший повод, например, падение фуражки в море, служил Макарову предлогом для выполнения нужного упражнения, в данном случае для подачи тревожного сигнала: «Человек за бортом». И корабль ложился в дрейф, со всей поспешностью спускались шлюпки, и моряки отправлялись разыскивать и «спасать» фуражку или какой-нибудь другой случайно упавший в воду предмет, отыскивать который среди волн было подчас задачей далеко не легкой. В итоге выходило интересное и полезное упражнение.

И подобных, часто курьезных примеров было множество. Разумеется, Макаров, как это бывает с каждым, иногда ошибался, допускал мелкие оплошности. Но случалось это очень редко.

Как-то в бурную погоду, когда «Петра Великого» заливало водой и вспененные волны перекатывались через палубу, Макаров, надев дождевик, поднялся в верхнюю рубку и сам повел корабль. Во время шторма он чувствовал в себе особый прилив энергии. У руля стоял матрос Зарин, опытнейший на корабле моряк. Он служил на флоте двадцать пять лет и еще в 1872 году на клипере «Изумруд» ходил на новую Гвинею за Миклухо-Маклаем. Последние двадцать лет он плавал на «Петре Великом». Старый, весь сморщенный как печеное яблоко, почерневший от штормов и ветров, с большой серьгой в ухе, Зарин, несмотря на ворчливость и несдержанный язык, был уважаем и любим на корабле.

— Лево на борт, — командовал Макаров.

— Есть лево на борт, — отвечал Зарин.

— Так держать.

— Есть так держать.

— Вправо не катись.

— Есть вправо не катись.

Однако последнее распоряжение было отдано не совсем правильно, и в совершенстве знавший все особенности своего корабля Зарин не выполнил этого приказания и сделал по-своему. Макаров тотчас заметил это, но, догадавшись в чем дело, ничего не сказал, а лишь переглянулся с командиром и шепнул ему улыбаясь:

— А ведь перехитрил меня. Не проведешь старого! И дисциплину соблюл и корабль оставил на румбе. Вот это настоящая морская гибкость!

А когда вахта окончилась, Макаров обратился к рулевому:

— Озяб, поди, Зарин! Сходи вниз и скажи баталеру, что я приказал выдать тебе чарку водки. Выпьешь за мое здоровье.

— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, — отвечал Зарин, и улыбка скользнула по его лицу.

А вот другой случай.

Однажды Макаров руководил учением эскадры. Все шло отлично, и Макаров был удовлетворен вполне. Но вот адмирал, решив повести эскадру в кильватерной колонне, приказал дать сигнал. Незначительная, вполне очевидная ошибка, происшедшая в сигнале, была замечена всеми командирами, но они пренебрегли ею и построили корабли в кильватерную колонну. Лишь один командир, несмотря на построение всей эскадры, педантично выполнил ошибочное распоряжение, что испортило всю картину. Формально командир был прав, но никто бы не сказал, что он поступил умно. Увидев беспорядок, Макаров разозлился, но вынужден был повторить сигнал правильно.

— У моряка, — часто говорил Макаров, — должен быть очень зоркий морской глаз, не только зоркий, но и опытный в определении расстояний на море. Он должен уметь на глаз правильно оценивать положение своего корабля и эскадры относительно чужих судов и берегов. Это очень, очень важно, и надо приучать себя разбираться в морских расстояниях.

О том, насколько зоркий глаз был у самого Макарова, видно из следующего интересного случая, происшедшего все на том же «Петре Великом» в кампании 1896 года. Как-то во время маневрирования на Тронгзундском рейде «Петр Великий», точно придерживаясь карты и проходя на надлежащем расстоянии от вех, задел днищем за подводный камень. Все обошлось благополучно, корабль лишь слегка царапнул по камню и, не задержавшись, проскочил далее. Такой случай не мог, конечно, пройти мимо внимания Макарова. Ведь случись это с кораблем, который имел бы более глубокую осадку, последствия были бы самые печальные. Следовало определить, правильно ли проложен курс корабля относительно вехи. В момент, когда корабль коснулся камня, Макаров находился на мостике, рядом стояли командир, старший офицер и старший штурман. Он тотчас спросил их, каково расстояние от камня до вехи. По общему мнению, расстояние не должно было превышать 25-30 саженей. Это означало, что курс был взят неправильно.

— Расстояние в три раза больше, во всяком случае не менее 75 саженей, — уверенно произнес Макаров. — Курс был проложен правильно. Не могу допустить такой ошибки!

Адмиралу никто не возражал, но каждый в глубине души сильно сомневался в правильности его утверждения. Чтобы предупредить возможность аварии в будущем, Макаров приказал во что бы то ни стало разыскать камень. Поиски велись на расстоянии 75 саженей от вехи, как определил Макаров. Два дня бились водолазы и, наконец, нашли камень на расстоянии 80 саженей от вехи. Макаров ошибся всего на 5 саженей. У опасного места он приказал тотчас же установить веху.

Макарову принадлежит множество различных афоризмов, метких замечаний и сжато сформулированных наставлений, имевших большое воспитательное значение для его подчиненных и окружающих. Так, перефразировав несколько Гете, он говорил: «Проводи каждый день так, как если бы это была вся твоя жизнь». Это означало у Макарова: будь всегда деятелен и веди полную смысла жизнь, не забывай ни на мгновение, что ты живешь, не превращай свою жизнь, по примеру многих, в тягучую дорогу к смерти, борись с леностью телесной, умственной и с душевным разгильдяйством, не разбрасывай на ветер своих способностей и пуще всего цени время.

К этим советам из области житейской мудрости Макаров присоединял поучения специально для моряков. Живи заветами своих великих предков, говорил он, изучай деяния обессмертивших свое имя мореплавателей и полководцев. Учись непрерывно в течение всей своей жизни, учись сам и учи других. Учись сам помочь себе во всех делах и случаях. Все, что ты будешь требовать от своих подчиненных, ты должен уметь безукоризненно выполнять сам, иначе нельзя будет правильно руководить и командовать ими. Ты должен хорошо знать каждого своего подчиненного, памятуя, что люди не бараны, и у каждого есть свои особенности и склонности к тому или иному делу, в соответствии с чем ты должен с них спрашивать и распределять обязанности по специальности. «…Люди так различны по складу своего ума и характера, — писал Макаров, — что один и тот же совет не годится для двух различных лиц. Одного следует удерживать, другого надо поощрять и лишь обоим следует не мешать»91. Строгость, говорил Макаров, существует лишь для тех, кто не выполняет своего долга.

Макаров предостерегал от поверхностного отношения к делу и учению, он говорил: не надо гоняться за многознайством, лучше изучить одно дело, но изучить основательно и во всех деталях и отношениях к другому делу, тогда попутно приобретешь познания и о многом другом. Полузнание, по большей части, хуже невежества. Недоучки и полузнайки — самые вредные люди. Тот, кто не желает учиться, не только будет идти назад, но и будет бит.

Воспитывай своих учеников и подчиненных в духе патриотизма, самопожертвования и дисциплины. Не расхолаживай людей своим педантизмом и сухим, бездушным отношением, особенно молодежь, увлекающуюся и чуткую ко всему новому и прогрессивному.

«Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия»92.

Таковы взгляды Макарова на воспитание моряков. В различных работах о Макарове часто приводится много и других его замечательно точных и метких высказываний по самым разнообразным вопросам обучения и воспитания военных моряков. Его авторитет в этой области бесспорен. Однако необходимо все же помнить о социальном и официальном положении Макарова, о буржуазной ограниченности многих его взглядов, не позволявших ему с должной глубиной осознать и разобраться, например, в психологии рядового матроса, любившего родину, но не любившего царя и его приближенных.

Макаров на первый план выдвигал задачу воспитания таких моряков, которые являлись бы послушным оружием в руках господствующего класса, к которому он и сам принадлежал. Образованию же он придавал лишь второстепенное значение, что вполне соответствовало официальным взглядам того времени, согласно которым темнота и невежество, отрыв от политики являлись гарантией сохранения существующего порядка.

Необходимо добавить также, что Макаров, в силу вышеуказанных причин, разделял иногда и просто неправильные, реакционные взгляды. Например, он был сторонником так называемых вечных и неизменных моральных устоев, понимая под этими устоями верное служение господствующему классу.

Есть у Макарова немало высказываний, которые говорят о том, что он стоял на позициях идеализма. Так, в одной из глав своей «Тактики», говоря о том, что каждый моряк должен освоиться с мыслью: «погибнуть с честью», Макаров высказывает такие соображения: «Каждый военный человек действительно должен воспитать в себе сознание того, что ему придется пожертвовать свою жизнь. Когда он подумает об этом серьезно в первый раз, то, вероятно, побледнеет и почувствует, как кровь в нем начинает стыть. На второй раз эта мысль не произведет уже на него столь тяжелого впечатления, а впоследствии он так с ней свыкнется, что она ему будет казаться родной и даже заманчивой»93.

С последним утверждением Макарова никак нельзя согласиться. Заманчивой смерть может казаться лишь человеку безнадежно больному. Молодому, здоровому человеку смерть не может показаться заманчивой. И если он, защищая родину, отдает свою жизнь, то делает это вовсе не потому, что заранее приучил себя к мысли обязательно умереть на войне и уже внутренне обрек себя на гибель, а потому, что так повелевает ему долг.

Большой интерес представляют взгляды и замечания Макарова по вопросу воспитания воли, почти полностью совпадающие с современной советской педагогической наукой, уделяющей много внимания развитию высоких волевых качеств. Особенно ценен в вопросе волевого самовоспитания личный жизненный опыт самого Макарова, с юных лет тренировавшего себя в совершении волевых действий и поступков. В своей «Тактике» Макаров приводит много исторических примеров и анализирует различные случаи, когда моряку приходится принимать то или иное решение. От общих соображений он переходит к специальным темам, к приложению теории к практике, к специальной «военной» психологии.

В момент, когда большинство современников Макарова отрицало возможность культуры воли и перевоспитания характера, Степан Осипович уверенно утверждал и доказывал, что всякий нормальный человек при желании (не без труда, конечно) может добиться удивительных результатов в деле воспитания в себе твердой воли. Никто не приносит обществу, говорил Макаров, такой пользы, как люди с твердым характером и сильной волей, направленной на общеполезное дело. Человек редко вступает в жизнь с уже сформировавшейся сильной волей, но он может воспитать ее в себе, ибо человеческий характер отнюдь не представляет собою нечто незыблемое, врожденное и складывается под влиянием тех или иных внешних причин и условий. Самое лучшее средство воспитания характера — это труд, работа, дело, стремление достигнуть поставленной перед собою цели. Человек активный, деятельный будет всегда испытывать меньше колебаний и неуверенности, чем человек, плывущий по течению, с пассивным характером. «Люди с большим самообладанием могут сделать чудеса, тогда как слабая воля исполнителей и недостаток настойчивости в значительной степени убавят результат»94.

Или: «Факт, что человек может развить в себе волю, не подлежит сомнению, и ввиду ее громадного значения как в жизни отдельного человека, так и целых обществ на воспитание воли следует обращать больше внимания, чем это делают теперь, хотя бы в этом направлении, ввиду недостаточных научных данных, каждому, работая над собой, приходилось бы идти ощупью»95.

«Наука, — считал Макаров, — не может дать точных наставлений каждому отдельно, как воспитать свою волю, но научные факты несомненно свидетельствуют, что воля может быть развита до высшего предела, до совершенного покорения чувства самосохранения»96.

Высказывания Макарова о воспитании воли имеют высокое воспитательное значение. И в самом деле, возможен ли успех в бою при отсутствии высоких волевых качеств, направленных на преодоление различного рода затруднений?

Возражая скептикам, отрицавшим возможность воспитания воли и твердившим: «Что написано на роду, с тем в могилу и сойду», Макаров говорил: «Исправиться никогда не поздно!» Способность человека владеть собой, сознательно управлять своими чувствами, поступками в любой обстановке совершенно необходима воину. Обладающий этими качествами моряк, не лишенный к тому же инициативы, учтет в бою малейшие изменения в создавшейся обстановке, примет новые решения и без малейших колебаний выполнит их.

В своем труде Макаров на ярких примерах из боевой практики флота показывает, как выдержка, спокойствие и хладнокровие, проявленные моряками в решительные минуты, обеспечивали во многих случаях полный успех.

Одна из глав «Тактики» посвящена самообразованию и самовоспитанию моряка. «Человек, окончивший школьное образование, должен вступить в жизнь с сознанием, что он еще ничего не знает и не имеет никакого военного воспитания и что его познакомили лишь с программой знаний и показали рамки, в которые должна вложиться его личность в смысле воспитания, но и то и другое ему придется достигнуть самому…», — начинает Макаров главу, имеющую не только военное, но и общепедагогическое значение.

Важнейшим средством работы молодого человека над собой служит самообразование, в частности чтение. Но что и как следует читать? «Наш совет молодому человеку, — говорил Макаров, — читать побольше оригинальных сочинений. Изучению истории все великие люди придавали большое значение». Чтение не только обогащает познаниями, но и показывает идеалы, к которым надо стремиться. Однако, читая, надо изучать не только общие черты, но и исследовать все подробности, чтобы вникнуть в связь вещей.

Одним чтением ограничиться, конечно, нельзя. Дополнением к нему служат жизненный опыт, из которого должно извлекать для себя полезные указания, и размышления. Без вдумчивого отношения ко всему виденному, слышанному и прочитанному человек утрачивает свое главное достоинство перед всем окружающим его неодушевленным миром — способность мыслить.

В доказательство Макаров приводит следующий пример. Как-то адмирал М. П. Лазарев неодобрительно отозвался об одном малоспособном офицере. Присутствующие, в оправдание офицера, заметили, что ведь он много плавал и поэтому все же приобрел большой опыт. Указывая на свой сундук, Лазарев произнес: «Вот этот сундук сделал со мной три кругосветных плавания, но так сундуком и остался».

Воспитание моряка должно протекать, конечно, на море, поэтому обучению личного состава в плавании Макаров уделяет в своей книге большое место.

«Надо уметь не находить затруднений» — так называется одна из глав «Тактики». Автор обращается в ней к молодежи, начинающей службу во флоте, советуя молодому члену экипажа корабля: следуй примеру своего командира и научись не находить ни в каком деле затруднений. «Если молодой человек, получив приказание, начнет находить затруднения, это значит, что он или не служил у хорошего командира или, служа у него, не старался чему-либо научиться. Человек, который, получив приказание, говорит о затруднениях, стоит на ложном пути, и чем скорее его направят на путь истинный, тем лучше!» Плохо, если получивший приказание начнет сомневаться в возможности его выполнения. Вот почему в военном деле так важна четкость и продуманность распоряжений. Отмена распоряжения порождает в исполнителе неуверенность и сомнение в целесообразности самого распоряжения.

Макаров в сущности сам был самородок-самоучка. Учеба в Николаевском штурманском училище много дать ему не могла. А между тем благодаря своей любознательности, замечательной способности черпать всякого рода сведения решительно отовсюду Макаров вышел оттуда достаточно образованным, чтобы быть зачисленным в гардемарины. На этом, собственно, его официальное образование и закончилось. Всю остальную жизнь он учился сам, вполне самостоятельно, и его знания выходили далеко за пределы специальных военно-морских. Превосходная память помогала ему без труда запоминать нескончаемые вереницы фактов и уметь ориентироваться среди этих фактов. Во всех решительно областях знания, с которыми Макарову приходилось сталкиваться, он в короткое время становился не только специалистом, но и учителем.

Как он успевал следить за всем, чтобы быть на уровне современных ему знаний, Макаров рассказал сам.

Это было в ноябре 1894 года. На банкете в честь Степана Осиповича, покидавшего пост главного инспектора артиллерии, произносилось много речей и тостов Но вот поднялся он сам и обратился к собравшимся с такими словами:

— Три года работы с вами открыли мне новый горизонт, познакомили с силами, заслуживающими большого внимания, о существовании которых я и не подозревал. Возьму для примера моих двух помощников. Я к ним прислушиваюсь три года, и все время слышу от них новое и новое, основанное на полном и всестороннем знании теории и практики артиллерийского дела. Знания их по глубине представляются мне бездонными колодцами. Далее коснусь офицера опытного поля, артиллеристов, приемщиков на заводах, портовых артиллеристов, учебно-артиллерийского отряда и всего служащего состава морских артиллеристов, совершенствующих морскую артиллерию, являющуюся грозным оружием, служащим делу обороны государства. Мне пришлось начать работу с вами, тружениками огня, когда еще не был закончен мой труд «Витязь» и Тихий океан». Итак, я имел дело с двумя стихиями: с огнем и водой. Трудно было!.. Но теперь все исполнено…

Это признание Макарова в том, что он, заслуженный адмирал, в течение трех лет учился у своих подчиненных, у помощников, у офицеров опытного поля и даже у приемщиков на заводах, дает нам некоторое представление о методах его работы. Макаров, как мы видим, не боялся признаться в этом, и это нисколько не умаляло его авторитета ученого моряка.