" Возвращение «Варяга»" - читать интересную книгу автора ( Дойников Глеб Борисович)Бой 19 июня 1904 года (бой в проливе Лаперуза) в воспоминаниях участников и документах. Библиотека морского офицера. Издание 1907 года. 17 июня 1904 года. У острова Итуруп.
«Хотя вероятность появления японских миноносцев в этих глухих местах (у Курильских островов) была небольшой — все же решили не рисковать и при подходе к Курилам зарядили помимо 75 мм по приказанию адмирала Вирениуса 10” и 6” орудия сегментными снарядами, у орудий посменно неслась вахта. Андрей Андреевич (Вирениус) с подходом к Курилам начал вообще заметно нервничать, еще за несколько часов была установлена связь по аппарату беспроволочного телеграфа со вспомогательным крейсером «Лена», который должен был снабдить нас углем и провести во Владивосток, но внезапно связь прервалась, мы уже начали думать на японцев и когда показался дым со стороны Итурупа он уже был готов дать команду отвернуть на восток, но головной «Алмаз» вовремя доложил, что видит трехтрубный гражданский пароход, который при дальнейшем рассмотрении оказался «Леной». Оказывается у «Лены» поломался радиотелеграф и ее командир решил ждать нас в точке рандеву у о. Итуруп, а если в тумане разминемся, то догнать нас в Корсакове. Но к счастью все обошлось благополучно. Легли в дрейф и начали принимать уголь с «Лены», командиры судов отряда, а также Рейн были собраны у нас на Ослябе. Очень рады мы были новостям с Родины и российским газетам, которых мы не видели уже полгода, привезенными «Леной». Оказалось, что Владивостокские крейсера устроили в это же время демонстрацию у Сангарского пролива с целью отвлечь японские силы от нашего измотанного многомесячным переходом отряда. Во время погрузки угля починили радиотелеграф на «Лене», машинные команды в это же время готовили изрядно износившиеся машины и котлы к последнему броску до Владивостока».
«К сожалению состояние наших механизмов нельзя было назвать удовлетворительным. Машинам требовалась переборка и регулировка, постоянно текли все новые и новые трубки в холодильниках и эти трубки приходилось глушить, на борту не было приборов определения солености котельной воды и соленость приходилось определять на вкус, но нет худа без добра, за время похода кочегары обучились и такого безобразия как в Средиземном море (образование накипи и выход из строя котлов) благодаря постоянному контролю больше не повторялось. Сделали все что смогли в таких условиях и была надежда, что Ослябя даст 16, а то и 16,5 узлов, но недолго. Вызывало также опасения негерметичность второго дна в кочегарках из–за некачественного ремонта в Специи, что могло дорого нам стоить при пробоине в днище. При проходе проливов было приказано держать пары на полный ход, но сам ход при этом был только 12 узлов. Наш старший механик возражал, так как при малой циркуляции воды в котлах идет интенсивное накипеобразование, но к его мнению не прислушались…»
«Нам повезло, дувший свежий ветер разогнал туман, обычно имевший место быть в проливе Фриза между островами Уруп и Итуруп Курильской гряды в это время, и наш отряд не сбавляя 12 узлового хода благополучно прошел опасное место и продвигался к проливу Лаперуза. На рассвете 19 июля 1904 года вошли в пролив Лаперуза ближе к Сахалину, дабы не быть замеченными с японского наблюдательного поста на мысе Соя. Шли кильватерной колонной: «Алмаз» в 20 кабельтовых впереди, «Ослябя», «Аврора», «Смоленск» и замыкал строй «Лена» для охраны безоружного «Смоленска» от возможных атак миноносцев. Ход отряда 12 узлов, но пар в котлах держали на полный, благодаря взятому с «Лены» углю, мы уже могли позволить такую расточительность и не было необходимости заходить в Корсаков. Ветер почти стих, туман был полосами, временами накрапывал дождик. Видимость менялась от 30 до 100 кабельтовых.»
«19 июня 1904 года, пролив Лаперуза «Алмаз» повернул на обратный курс.
«Когда мне доложили о появлении японского крейсера я приказал объявить боевую тревогу и сближаться полным ходом с ним. Главное — было не допустить этот крейсер до «Смоленска». Конечно с Нийтакой вполне бы справилась и «Аврора», но она к несчастью имела поломку в машине и потому приходится отгонять всякую мелочь «Ослябей». Японец стремительно сближался с нами и это было неправильно для легкого крейсера. Наконец сигнальщик разглядел у него на носу башню — значит или броненосец типа «Сикисима» или броненосный крейсер. Придется вступать в бой, с поломкой в машине «Авроре» ни от того ни от другого не уйти.»
«Сменившись с вахты я отправился в каюту подремать, но только прилег — пробили боевую тревогу. Я побежал в носовую 10” башню, командиром которой был по боевому расписанию. Забравшись на свое место, я через прорези в колпаке начал разглядывать противника. Это был явно большой военный корабль, но еще далеко и сложно было определить его тип, я приказал подавать из погреба в башню фугасы, полагая, что на такой большой дистанции от них будет больше толка. Наконец хозяин башни доложил о готовности к стрельбе. Но наши орудия были предварительно заряжены сегментными снарядами с установкой взрыва на 14 кабельтовых для стрельбы по миноносцам и по инструкции разрядить их можно было только выстрелом. Запросил разрешение у старшего артиллериста разрядить орудия, но получил приказ стрелять только по команде, чтоб не спугнуть врага раньше времени. Японец тем не менее продолжал быстро сближаться с нами, теперь уже было видно что это башенный трехтрубный корабль и судя по тому как нахально он себя вел — он был уверен в своем превосходстве. Неужели броненосец «Сикисима»? Но что он делает один в проливе Лаперуза?»
«Адмирал Вирениус вдруг успокоился и ничуть не напоминал теперь нервничавшего последнюю неделю человека. Решив принять бой с вражеским кораблем, чтоб спасти поврежденную «Аврору», он спокойно стоял на мостике и смотрел вперед. Только лишь спросил стоявшего рядом командира корабля капитана 1 ранга Михеева — почему Ослябя так медленно набирает ход? К сожалению наши механики опять оказались не на высоте, несмотря на предварительную команду — держать все котлы под парами и громадные клубы черного дыма, вырывающиеся из труб, «Ослябя» начал медленно разгоняться только лишь через 12 минут после дачи команды 'самый полный вперед'. Но к этому времени, убедившись, что все в порядке я убыл по боевому расписанию на свое место — в кормовую рубку»
«Когда пробили боевую тревогу я занял свое место у средней машины, задраили броневые решетки и по команде с мостика начали набирать обороты, но случилось то, о чем все предполагали, но никто не ожидал — стало снижаться давление пара и обороты машины даже уменьшились, так как одновременно включили вентиляторы наддува воздуха в кочегарки, боевые динамо–машины и пожарные насосы и эти довольно мощные механизмы забрали на себя часть пара от котлов. Но мы понимали, что кочегары сейчас усиленно кидают уголь в топки и через каких–то десять минут мы начнем набирать ход.»
«По тревоге я руководил пуском находившихся в моем заведывании динамо–машин и убедившись, что электричество поступает к снарядным элеваторам и башням, я поднялся наверх к боевой рубке посмотреть, что происходит. Адмирал и командир стояли на крыле мостика и разглядывали в бинокли приближающегося нам навстречу японца. Уже было понятно, что это одиночный японский броненосный крейсер. С крыши ходовой рубки дальномерщики под командой мичмана Палецкого начали давать дистанцию, но было еще слишком далеко, если не ошибаюсь около 55 кабельтовых. Наш старший артиллерист капитан 2 ранга Генке склонился над аппаратом Гейслера (система централизованной передачи команд артиллерии на кораблях РИФ) в готовности дать команду на открытие огня, хотя было еще далеко. Там же в боевой рубке проверял минный прицел старший минный офицер лейтенант Саблин. Он, увидев, что я ничем не занят, отправил меня проверить самодвижущиеся мины Уайтхеда (торпеды) бортовых аппаратов, так как не исключал возможность сблизиться с японцем на минный выстрел. Посмотрев на часы, было 20 минут первого, я отправился выполнять приказание.»
«Проходя с носового мостика на кормовой я по пути проверил готовность к бою малокалиберных орудий на навесной палубе, все было как надо, комендоры и прислуга у орудий в готовности открыть огонь, ящики со снарядами поданы и открыты, пожарные шланги раскатаны по палубе. (Наибольшее количество убитых и раненых во время боя на «Ослябе» было как раз из числа незащищенных расчетов малокалиберных орудий, так и не сделавших ни одного выстрела из–за большого расстояния. Никто не догадался отправить их в укрытие). На кормовом мостике мне открылась удивительная в своей хаотичности картина перестроения нашего отряда: 1. «Алмаз» пытался на циркуляции занять место в кильватер «Авроре», но явно промахивался, 2. «Аврора» пыталась с правого борта обогнать «Смоленск», но ей явственно не хватало скорости, 3. «Лена», не обращая внимания на приказ охранять «Смоленск» тоже начала набирать ход, словно собираясь поучаствовать в бою, и стала обгонять «Смоленск» с левого борта, 4. «Смоленск» оказался между «Леной» и «Авророй» и не мог отвернуть в сторону, пришлось ему снижать ход, чтоб увеличить дистанцию до «Осляби». К счастью повезло, что расстояние было довольно большим, иначе любой шальной перелет по «Ослябе» мог отправить Смоленск с его взрывоопасным грузом на небеса. В это время командир кормовой 10” башни мичман Казмичев, вылезший на крышу башни, просил меня рассказать, что происходит прямо по курсу, так как ему не было видно. Я перебрался на крыло кормового мостика и стал комментировать события. Как раз в это время залпом разрядили сегментные снаряды погонное (от слова погоня) 6” и 10” орудия носовой башни.»
«
«По приказанию старшего артиллерийского офицера я отправился к носовому погонному 6” орудию командовать пристрелкой. По инструкции пристрелку должны были вести 6” орудия носовых казематов, но из–за неудачной их конструкции они не могли вести огонь прямо по носу, а отворачивать командир не хотел, чтоб не снижать скорость сближения. Впрочем у 6» казематов обоих бортов открыли броневые ставни и ждали момента, когда японец попадет в сектор их обстрела. Но пока могла стрелять лишь погонная 6”. Когда дистанция по дальномеру сократилась до 45 кабельтовых — выстрелом разрядили сегментный снаряд, причем он (как и пара сегментных 10”) почему–то разорвались не далее как в 5 кабельтовых от Осляби, хотя были выставлены на 14 кабельтовых[11]. Для пристрелки почему–то подали к орудию чугунные снаряды, но как оказалось — к лучшему, чугунные снаряды вполне регулярно разрывались при ударе о воду и давали при этом заметное облако черного дыма. ** Начали пристрелку, но сначала были перелеты, так как я никак не мог подстроиться к очень высокой относительной скорости сближения кораблей. Несмотря на накрытия уже со второй минуты — никак не удавалось добиться прямого попадания. Тем не менее через переговорную трубу я постоянно сообщал дистанцию в боевую рубку. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл очень частый огонь левым бортом. Был разбит наш единственный носовой дальномер и мое орудие теперь и было дальномером. Крупный снаряд попал также в носовую часть броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20 шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку, и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру, к счастью ее не захлестывало водой. Однако начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть и его приходилось затем периодически поливать водой. Так как вентиляторы повредило взрывом — отправил матросов открыть иллюминаторы на батарейной и жилой палубе, чтоб вытягивало дым, мешавший стрельбе. Так как ни орудие ни прислуга не пострадали при взрыве, то стрельбу не прекращали примерно через минуту мы похоже попали в борт японского крейсера, правда без видимого ущерба.»
«Минуты через три после нами открытия огня японский крейсер видимо все–таки опомнился и начал описывать циркуляцию, открыв при этом частый огонь всем левым бортом. При этом наконец проявился его характерный профиль со стоящей отдельно третей трубой — «Адзума». Ну что ж, «Адзума» — так «Адзума». Как ни странно огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипело вокруг «Ослябя», причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Первый снаряд крупного калибра попавший в фок–мачту ниже боевого марса осколками в том числе отраженными марсом повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков и командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но мачта устояла. Мы с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки и сноп осколков прошел мимо, хотя у меня воздушной волной сбило фуражку. Я решил не искушать судьбу и перейти в боевую рубку, тем более, что большие смотровые щели рубки способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время еще один крупный снаряд попал в носовую часть корпуса и вызвал небольшой пожар, быстро потушенный к счастью. Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14 весельный катер около грот–мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар. Когда я входил в боевую рубку произошло еще одно попадание — в носовую 10” башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте старшего артиллериста, штурмана, рулевого и квартирмейстера и отраженными осколками переломал оборудование. К счастью руль и машинный телеграф действовали и штурвал удерживали раненый минный офицер и барабанщик. Командир входил в рубку передо мной и тоже получил ранение — царапину на руке, которую он просто зажал платком и не обращал внимания. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер (Саблин) сам ушел на перевязку после того как боцман заменил его у штурвала. Я уже решил поворачивать влево и ложиться на параллельный курс, чтоб вести огонь всем бортом, так как долго попадания с такой интенсивностью мы бы не выдержали, и кроме того мы бы так продолжали закрывать собой Смоленск от неприятеля, однако подойдя к смотровой щели рубки увидел, что Адзума уже почти закончила разворот и удирает от нас. Видимо мы все–таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намеренья. Тем лучше, будем догонять сколько сможем и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У Адзумы в корму могут стрелять только 2 8”, но они не в состоянии пробить броневой траверз Осляби, у Осляби же 2 10” вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Так что если нам повезет — Адзума сбавит ход, а там вдвоем с Авророй есть шанс и утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Кстати, я совсем забыл про Аврору. Приказал поднять сигнал: 'Авроре: вступить в кильватер Ослябе.»
«Сразу после третьего залпа в боковую броню моей 10” башни попал и разорвался снаряд крупного калибра. Башню как будто подбросило, всех находившихся в ней оглушило. Мой командирский колпак срезало с крыши башни, к счастью я как раз в это время нагнулся и абсолютно не пострадал. Менее повезло наводчику Степанову — осколок попал ему прямо в глаз, вскоре после боя он умер. Второй наводчик не пострадал. Гальванер (электрик) Михалчук, в момент взрыва прислонившийся к броне башни, умер на месте от сотрясения, на его теле не было ни царапины. Осмотревшись, мы с радостью обнаружили, что броня не пробита, орудия невредимы, подача снарядов действует, башня вращается и можно продолжать стрелять. Правда от сотрясения поломало приборы Гейслера, закрепленные на броне, поэтому пришлось получать команды через переговорные трубы.»
«Японский крейсер начал поворот и открыл по нам огонь, мимо меня просвистело несколько осколков и я решил, что лучше спуститься в кормовую рубку. Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот–мачты, разрушив рядом стоящие гребные катера и вызвав небольшой пожар. К счастью я уже спустился в рубку и не пострадал. Трюмно–пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить этот пожар. Однако через пару минут еще один крупный снаряд разорвался как раз среди матросов пожарного дивизиона разметав их по палубе, пробив навесную палубу и окончательно разрушив катера. Трюмный механик Успенский погиб на месте, уцелевшие матросы унесли раненых на перевязку. А пожар тем временем набирал силу питаясь деревянными обломками катеров и палубы. Я бросился к рострам и организовал тушение этого пожара силами уцелевшей прислуги малокалиберных орудий. Тушение осложнялось периодическими взрывами малокалиберных снарядов, поданных к орудиям и раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки и пожар стал стихать.»
«После разворота «Адзумы» мы довольно быстро нащупали дистанцию и так как наши скорости были примерно равны и дистанция изменялась крайне медленно, то сообщив дистанцию в носовую башню я приказал перейти на беглый огонь стальными фугасами. Мы добились одного или двух попаданий, в том числе с взрывом и небольшим пожаром. 10” же башня похоже так ни разу и не попала, во всяком случае повреждений на «Адзуме» заметно не было, ход она не снизила и продолжала отстреливаться из кормовой башни — и весьма метко.»
«Меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир тяжело ранен и нужно принимать командование броненосцем. Добежав до третьей дымовой трубы я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и упав на палубу разбил лицо, однако сознание не потерял и оглянувшись увидел, что там где я стоял до этого командуя тушением пожара в палубе зияет дыра, а матросов раскидало во все стороны. А еще говорят, что снаряд два раза в одно место не попадает. Как позже я узнал, осколки этого снаряда через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее.»
«Котлы наконец раскочегарили и машинам хватало пара, судя по оборотам ход был не менее 16 узлов, моя средняя машина работала ровно и без стуков, корабль время от времени содрогался то ли от попаданий вражеских снарядов, то ли от своих выстрелов, но течи в отсеке нигде не было. Неожиданно машинное отделение заполнилось дымом, по настилам забарабанили осколки, впрочем машина продолжала работать и выключив вдувную вентиляцию мы быстро очистили воздух. На первый взгляд никто не пострадал и все основное оборудование было исправно, но это только на первый взгляд. Осколок снаряда попал в подшипник и этот подшипник теперь сильно грелся. Нужно было остановить машину, чтоб выковырять осколок. Я вызвал боевую рубку, чтоб запросить об остановке машины, но никто не отвечал. Доложил старшему механику и он тоже вызвал боевую рубку — и ему тоже не ответили. Так как на машинном телеграфе стоял 'Самый полный вперед' решили до последней возможности не останавливать машину, а подшипник охлаждать, поливая маслом.»
«12 ч 30 мин Взрыв 8” снаряда на левом крыле носового мостика. Крыло мостика разрушено. Осколками уловленными грибовидной крышей броневой руки и отраженными внутрь рубки смертельно ранен командир корабля капитан 1 ранга Михеев и трое нижних чинов, тяжело ранен контр–адмирал Вирениус, ранены мл. артиллерийский офицер лейтенант Колокольцов и четверо нижних чинов. Разрушено оборудование рубки, но управление рулем сохранилось.»
«Прибыв к боевой рубке я увидел, что левое крыло мостика превращено в руины прямым попаданием, в рубке все было забрызгано кровью и искорежено, внутри лежали мертвые и отдельно раненые, командир корабля был смертельно ранен в голову и бредил. Весь бледный адмирал без сознанья сидел прислонившись к броне в луже крови и зажимал руками рану на животе. Два санитара пытались разжать его руки, чтоб наложить повязку. Раненый младший артиллерист лейтенант Колокольцов и тоже раненый старший боцман у штурвала удерживали корабль на курсе. Штурвал каким–то чудом действовал. Почти одновременно со мной, в рубку прибыли с перевязки старший минный офицер лейтенант Саблин и рулевой кондуктор Прокюс. Кондуктор сменил на руле Колокольцова, который однако отказался уходить на перевязку. Правда управлять огнем из боевой рубки он уже не мог, аппарат Гейслера был разбит окончательно, переговорные трубы пробиты и скручены какими–то узлами, на месте, где раньше висел телефонный аппарат теперь торчали только пучки проводов. В это время в Ослябя попал очередной 8» снаряд — в нос под левым клюзом, вскрыв взрывом изрядный кусок обшивки борта. И хотя пробоина была надводная, но буруном от хода ее весьма активно заливало. Корабль стал садиться носом, но огня не прекращал.»
«Когда 8” снаряд попал в нос по левому борту над ватерлинией я находился у носовых водоотливных насосов, только что выбравшись из отделения носовых динамо–машин, работу которых проверял. Я быстро побежал к месту взрыва, опасаясь, что это взорвались самодвижущиеся мины носового минного аппарата. Когда я прибежал на место, то увидел, что на первый взгляд ничего страшного не произошло: взрыв вскрыл кусок борта над ватерлинией, разрушил корабельную аптеку и несколько кают, повредил шпилевые машины и водонепроницаемую переборку на 20 шпангоуте, мины же были целы и невредимы. Вода в пробоину всего лишь захлестывается и прибывает медленно, броневая палуба цела и помещения ниже ее не затапливаются, матросы под командой мичмана Бачманова заделывают щитами переборку, чтоб ограничить распространение воды. Я уже было собирался пойти дать команду готовить водоотливные насосы к откачке воды после заделки пробоины, как почувствовал, что уровень воды заметно прибыл. Оказывается в носовой части были открыты иллюминаторы жилой и батарейной палуб для вентиляции и сейчас в эти иллюминаторы, оказавшиеся из–за перегрузки броненосца над самой ватерлинией начала потоками вливаться вода. Я отдал приказ срочно задраивать иллюминаторы, но было поздно, часть их в жилой палубе уже была под водой, удалось задраить в основном иллюминаторы только в батарейной палубе. Из–за резко прибывшей воды возник дифферент на нос и теперь ранее надводная пробоина стала подводной и силой давления воды от хода выбило все щиты, которыми мы затыкали поперечную переборку. Вода начала разливаться по жилой палубе, попадая через разбитые вентиляционные трубы и пробоины в палубе и на батарейную. Через неплотности обшивки вода также начала поступать и в погреб носовой башни, но к счастью в небольших количествах и башня продолжала стрелять. В довершение всего вода замкнула электродвигатели водоотливных насосов на жилой палубе и воду из трюмов в носу стало откачивать нечем. Отрезанными водой оказались люди в отсеке бортовых минных аппаратов и расположенном под ним отсеке носовых динамо–машин. Переборка носовой кочегарки вполне держала, а незначительные поступления воды удалялись за борт насосами кочегарки.»
«Ослябя опять содрогнулся — это было парное (возможно одиночное) попадание 8” в переднюю броню верхнего носового каземата левого борта. Броня не была пробита, однако часть крепежных болтов была сорвана и бронеплита сдвинулась. Я был контужен воздушной волной, однако быстро пришел в себя. Начался пожар в находившейся рядом с местом взрыва малярной кладовой, но его быстро потушили. Лейтенант Колокольцов отправился в носовой каземат узнать про повреждения. Дифферент Осляби между тем нарастал и из носовых отсеков поступали не радостные доклады. Все устанавливаемые для предотвращения растекания воды щиты и подпоры вылетали от сотрясений при стрельбе нашей же 10” башни, остановились носовые водоотливные насосы, в отсеках ниже бронепалубы остались отрезанные водой люди. Необходимо было срочно заводить пластырь на пробоину, но сделать это можно было только застопорив ход. К тому же через уцелевшую переговорную трубу передали о необходимости остановки средней машины из–за поломки. Да, «Адзуме», так и не сбавившей ход, повезло, но дистанция еще была 35 кабельтовых — далековато, но вполне в пределах дальнобойности наших пушек. И я отдал приказ довернуть влево на 45 градусов, чтоб ввести в действие 3 шестидюймовки правого борта и кормовую 10” башню. По расчету выходило, что «Адзума» будет на дальности нашего огня еще 10 или 15 минут и стрельбой 4 — 10” есть еще шанс повредить ее.
В 12 42 мин «Ослябя» снизил скорость до 10 узлов, чтоб уменьшить напор воды в носу и начал медленно ворочать влево и опять получил попадание, на этот раз 8” снаряд навылет пробил носовую трубу и разорвался около средней трубы, повредив ее. Но это было последнее попадание в броненосец. Кормовая башня «Адзумы» внезапно прекратила огонь. Вероятно мы ее все–таки повредили, хотя возможно сама сломалась (кончились снаряды). Канонада всем бортом по удаляющимся японцам не дала видимых результатов, за исключением сбитой стеньги грот–мачты. На дистанции 49 кабельтовых наши 6” снаряды уже не долетали и пришлось прекратить огонь, так как стрелять на такой дистанции только лишь 10” с их малой скорострельностью — это напрасное выбрасывание снарядов. К этому времени «Аврора», выполняя сигнал адмирала встала в кильватер «Осляби». «Алмаз» благоразумно сопровождал отошедший на безопасное расстояние «Смоленск». А «Лена» напротив — обогнав «Ослябю» и не реагируя на флажные сигналы вернуться, погналась за «Адзумой». На что рассчитывал командир «Лены» я так и не понял, шансов у вооруженного парохода в бою с броненосным крейсером никаких. «Ослябя» застопорил ход и занялся заведением пластыря и ремонтом машины, «Аврора» дрейфовала неподалеку. Так как у нас осколками перебило антенну радиотелеграфа, то семафором приказали «Авроре» по радио вернуть «Лену». «Лена» вернулась через 2 часа и сообщила, что «Адзума» снизила ход до 7–8 узлов и имела дифферент на корму и крен на правый борт. Все–таки мы ее достали! К вечеру пластырь наконец был заведен и мы потихоньку 8 узловым ходом пошли к Владивостоку. Пришедший в себя после операции адмирал Вирениус одобрил это решение. Всю ночь откачивали воду из носовых отсеков и к утру удалось поднять носовую пробоину над ватерлинией, после чего ее изнутри заделали деревянными щитами. Погода благоприятствовала и наш отряд через двое суток благополучно добрался до цели.»
«Убыль офицерского состава и нижних чинов на броненосце «Ослябя» в бою 19 июня 1904 года. Убито в бою: Офицеров 5: Командир корабля, капитан 1ранга Михеев Старший артиллерийский офицер, капитан 2 ранга Генке Старший штурманский офицер, лейтенант Дьяченков Младший штурманский офицер, мичман Палецкий Трюмный механик, поручик Успенский
Унтер офицеров и нижних чинов 14.
Умерло от ран после боя: Офицеров 2: Вахтенный начальник, лейтенант Нелидов Вахтенный начальник, мичман князь Горчаков
Унтер офицеров и нижних чинов:11
Пропало без вести и утонуло: Нижних чинов 4
Тяжело ранено: Командир отряда, контр–адмирал Вирениус
Нижних чинов 16
Легко ранено и контужено: Офицеров: 4 Старший помощник командира корабля, капитан 2 ранга Похвистнев Старший минный офицер, лейтенант Саблин Младший артиллерийский офицер, лейтенант Колокольцов Вахтенный начальник, лейтенант фон Нидермиллер
Унтер офицеров и нижних чинов 31.
«Расход снарядов в бою 19 июня 1904 года: 10” сегментные — 4 10” фугасные — 58 6” сегментные — 4 6” чугунные — 26 6” фугасные — 123 75 мм чугунные гранаты — 23* 47 мм чугунные гранаты — 119* 37 мм ядра — 56 * Знаком * отмечены утерянные в огне или выброшенные за борт.
|
|
|