"Конан против Звездного братства" - читать интересную книгу автора (Грин Роланд)

Глава 8

Хорошее вино и долгие занятия любовью вовсе не способствовали раннему пробуждению Конана и Райны. Хорошо еще, что их известили об аудиенции у короля Элоикаса утром, а сама аудиенция назначена ближе к полудню. И Киммериец и Боссонийка были рады предоставленной возможности привести себя в порядок и получше одеться, не торопясь.

Король Элоикас приветствовал их чем-то очень похожим на улыбку. Лицо Декиуса, стоявшего за троном, напоминало своим выражением маску безразличия, однако Конан почувствовал, что он тоже не был в плохом настроении. Он, не отрывая глаз, следил за Райной с того момента, как она вошла в зал, и до той секунды, когда Элоикас сделал шаг навстречу, разрешая ей не становиться на колени перед троном, как это сделал Конан.

Декиус протянул королю холщовый мешок. Быстрые и ловкие движения говорили о большой силе королевских рук. Мешок был развязан, и король достал из него золотое ожерелье тонкой работы. Это была цепь из тяжелых золотых звеньев с центральным медальоном в виде кометы. Голову кометы представлял огромный полированный камень синего цвета в окружении речного жемчуга.

— Это ожерелье — почетный знак отличия капитана в нашей стране, сказал Элоикас. — Ойжик сбежал со своим, но я думаю, что тебе не стыдно будет принять его, даже если бы перебежчик и оставил нам свой медальон.

В какой-то момент Конан был готов поклясться, что в глазах короля стояли слезы.

— Это ожерелье носил мой сын, принц Джулиан, когда командовал ротой стражников. Мы не положили этот почетный знак в могилу вместе с юношей, потому что боги послали мне знамение, что когда-то он еще понадобится достойному человеку.

Слезы действительно набежали на глаза короля, и Конан обратил внимание, что Элоикас даже забыл про королевское. Конан не раз слышал рассказы о мужестве и уме принца Джулиана, брата Чиенны, причиной смерти которого стал несчастный случай во время конной прогулки. Конан ответил королю ясно и просто:

— Ваше Величество, я молю богов, чтобы оказаться достойным такой чести. Я знаю, что ступаю по стопам лучшего, чем я, человека. Но я думаю, что могу заставить ваших врагов провести не одну бессонную ночь и не один тяжелый день с помощью других достойных людей — как мужчин, так и женщин, — он кивнул в сторону Декиуса и Райны.

Речь прошла на ура, хотя Райна не смогла удержаться от смеха, когда они остались одни.

— Можно подумать, что ты воспитывался при дворе, а в детстве был королевским пажом.

Конан возмущенно фыркнул, как потревоженный бык:

— Скажи лучше, что я знаю, как отвести кинжалы от своей спины. Чем меньше станут трепаться о моем новом назначении, тем меньше кинжалов будет нацелено мне в спину. А спереди — что ж, пусть подходят. Я не против.

Не стоило пока говорить Райне о других мыслях. Такое ожерелье само по себе говорило о многом. И главное — видимо, рассказы о сокровищах королей Пограничья не были пьяным кабацким бредом. Хорошая служба могла переложить часть этого золота в руки Киммерийца.

Но в этих горах золото короля было не единственным кладом. Конан не украл бы и копыта дохлой лошади у Элоикаса или верных ему людей, но граф Сизамбри и его дружки — совсем другое дело. Их сундуки были отличной ставкой и могли стать хорошей платой за путешествие, если только подвернется случай.

Правда, по слухам, этот маленький человечек завел шашни с колдунами и заключил с ними военный союз. Но Конан решил не думать об этом раньше чем понадобится. Волшебники чаще бывают персонажами сказок, чем появляются в реальной жизни. А здравый смысл, холодная голова и хорошо отточенный меч в умелых руках почти не теряют своей силы даже в присутствии волшебства и колдовства.

Айбас не поклонился принцессе Чиенне. Это было бы серьезным нарушением правил обращения с пленными, установленных Звездными Братьями. Айбас впустую пытался втолковать им, что она в большей степени пленница графа Сизамбри, чем их жертва.

Да что там — впустую. Хуже. Теперь Звездные Братья еще меньше станут доверять ему. Вряд ли они будут благосклонны к другим его просьбам, например по поводу той же Виллы.

Если Айбасу нужна эта девчонка, то пусть сам завоевывает ее расположение безо всякой магии. А если напомнить о ней Братьям, — скорее всего, ее прямиком отправят в пасть чудовищу, и дело с концом. А еще одно оскорбление — и Айбас может отправиться вслед за своей подружкой.

Отсутствие поклона заметно оскорбило принцессу. Она заметила:

— Айбас, в твоем голосе я слышу Аквилонию. Меня учили, что Аквилония страна, где люди знают, как себя вести. Перед принцессой простому смертному, да и дворянину не помешало бы проявить большую учтивость, чем проявляешь ты.

Встав во весь рост, она оказалась почти такой же высокой, как он, и едва ли уже его в плечах. То, что она красива, совсем не подталкивало Айбаса приблизиться к ней вплотную. Ее ноги все еще были скованы цепью, но он вовсе не жаждал испытать на себе силу неожиданного удара этих сильных рук, хотя скудное питание и сделало их тоньше, а грязь иссушила кожу.

— Ваше Высочество, — сказал Айбас. По крайней мере, обращение по титулу не было запрещено, а если и было — то пошли эти Братья подальше с такими запретами!

— Ваше Высочество, боюсь, что те, кто правит здесь, в долине Поуджой, не признают никакой иерархии, кроме своей собственной.

— Неужели они не признают и графа Сизамбри?

— Почему вы назвали имя этого дворянина, Ваше Высочество?

— Не такая уж я дура, чтобы не понимать, что ни ты, ни колдуны не рискнули бы притащить меня сюда без его ведома. Все вы служите ему. Колдуны — потому что надеются с его помощью обогатить Поуджой, а ты… только богам известно, что ты забыл здесь.

Это было настолько близко к истине, что Айбас не смог сохранить безучастного выражения лица. Принцесса воспользовалась полученным преимуществом и перешла в наступление:

— Мне кажется, у тебя нет оснований особо доверять обещаниям колдунов и твоего господина. Слушай, я и мой отец — люди более благородные. Почему бы тебе…

— Хватит! — словно отрезал Айбас, рассекая воздух рукой. Еще одно слово — и он мог действительно ударить ее. — За эти слова наказания не будет, сказал Айбас, моля, чтобы ему удалось сдержать обещание, — но один я больше сюда не приду.

А это обещание ему придется выполнить, или он окажется несколько ближе, чем хотелось бы, к цепям на скале и чавкающим пастям на щупальцах чудовища.

Принцесса тряхнула головой, как одолеваемая мухами лошадь, и внимательно посмотрела на дверь, которую Айбас, выйдя, запер на засов в мгновение ока.

Оказавшись снаружи, он понял, что пропотел с ног до головы, несмотря на свежесть горного вечера. По крайней мере, он доказал свою лояльность всем невидимым глазам и ушам. Хотя ничего хорошего не сулила и вражда с принцессой Чиенной.

— Да есть ли хоть какой-то выход для меня, о боги?

Ни небеса, ни ветер, ни камни под ногами не ответили на вопрос Айбаса.

Конан лелеял мечту вывести вторую роту за стены дворца, чтобы в какой-нибудь несерьезной стычке отточить полученные новобранцами навыки. У Декиуса были другие планы.

— Если у Сизамбри даже половина того количества людей, которое мы предполагаем, — сказал капитан-генерал, — то у нас нет никаких шансов на успех в бою на открытом пространстве. Чем лучше мы охраняем дворец, тем меньше опасности он представляет для нас.

— Чем дольше мы торчим здесь неподвижно, тем большую свободу действий он получает, — возразил Конан. — Я здесь недавно и даже не знаю, сколько союзников Элоикаса за стенами дворца…

— Для кого — Элоикас, а для тебя — Его Величество Король Элоикас. Понятно тебе, Киммериец? А то, что ты здесь чужой, — это ты правильно заметил.

— Чужак, которому досталась его доля сражений и ваших дворцовых интриг, — напомнил Конан своему старшему собеседнику. — Доля достаточная, чтобы Его Величество произвело меня в капитаны одной из рот его собственной гвардии. Я что-то приврал, или ты считаешь выбор короля ошибочным?

Это было уже достаточно серьезным вызовом старшему по званию. Не более чем достаточным, как казалось Конану. Если Декиус позволяет мальчишеской страсти к Райне подчинить мужской разум и офицерскую волю…

Декиус тряхнул головой:

— Ты же знаешь, я был за тебя тогда, и сейчас тоже считаю, что решение было правильным, что бы ты мне ни наговорил. Просто думай перед тем, как сказать, если ты вообще знаешь, как это делается.

Конан улыбался Декиусу улыбкой тигра:

— Отлично, командир. Итак, я полагаю, у Его Величества есть союзники в его владениях. Если бы не так, этот чертов Сизамбри уже давно взгромоздил бы свою задницу на трон.

— Не так уж далеко от истины.

— Признайся, что я почти попал. Ну и что скажут эти наши друзья, видя, что мы сидим во дворце, как кроты в норах? Я знаю, король не трус. Ты это знаешь. А наши друзья? Даже если они считают, что королю стоит помочь, что они могут сделать, если банда Сизамбри свободно орудует по всей стране? Если кто-то из них и рискнет косо взглянуть на графа, то либо погибнет, либо прибежит к нам за помощью. А что мы? Себя-то толком защитить не можем.

Декиус смотрел на Конана с живым интересом, как будто у Киммерийца прямо на глазах вырастал длинный хвост с шипами или его тело покрывалось ярко-голубой чешуей.

— Конан, если ты когда-нибудь, я бы не хотел оказаться тем, кому прикажут вышибить тебя оттуда.

Конан пожал плечами:

— Я видел нескольких человек, взошедших на трон, а потом потерявших его. Надо быть полным дураком, чтобы не сделать из этих наблюдений выводов. Главное, трон превращает сидящего на нем в большую мишень, причем неподвижную. Так что в тот день, когда моя задница поцелует трон, можешь отыграться, назвав меня полным болваном.

— Мало шансов, что хоть один из нас доживет до такого дня. Куда как более вероятно, что другой, более активный искатель подобающего сиденья для своей задницы пожалует к нам в гости. Я имею в виду Сизамбри. И дело твоей роты сделать все, чтобы наше гостеприимство было достойно высокого гостя. Позднее мы еще поговорим об учебном выходе.

— Позднее?.. — Для Конана все, что не входило в планы на ближайшие несколько дней, казалось отодвинутым на века. Он никак не мог заставить себя с этим смириться, хотя работа, которую он выполнял вместе со своими людьми, выматывала их, как каторжников.

Ловушки Ойжика встречались повсюду, но в большинстве случаев они были плохо сделаны и чаще всего очень плохо замаскированы. Конан полагал, что Ойжик строил их таким образом, чтобы люди его хозяина не подвергались никакому риску (даже если бы ему не удалось повредить большинство из них в ночь накануне атаки).

Если все делать по уму, то одна коварная и хорошо замаскированная ловушка стоила дюжины таких, которых мог избежать и ребенок. Конан был уверен, что уж по крайней мере ребенок не смог бы обнаружить ни одной из его ловушек. Иногда за основу бралось старое сооружение Ойжика: что-то вроде ямы с колом или спрятанного арбалета-самострела, но переделанного его с большим умением и желанием.

Большинство же были совершенно новыми. Конану приходилось действовать чрезвычайно осторожно. Дворец был огромным. Его построили еще в те далекие времена, когда королевство называлось по-другому, а его основной защитой были армии, маршировавшие по землям, на которых выросли теперь новые государства. Находившийся в самом центре огромной страны дворец не был готов к серьезной осаде внешним врагом. К тому же он сильно обветшал, и сменилось уже много поколений с тех пор, как короли Пограничья удосужились раскошелиться на каменщиков, чтобы восстановить обвалившиеся своды или потрескавшиеся стены.

В некоторых покоях дворца веками не появлялся ни один живой человек. Конан полагал, что граф попытается найти вход во дворец через эти заброшенные туннели и коридоры, и уделял им большую часть своего внимания. Стоило большого труда не оставлять подозрительных следов деятельности. Еще большего стоило избежать того, чтобы целые коридоры и помещения не обрушились на работающих защитников.

В один из дней Райна навестила Конана в полуденный перерыв на еду. Она застала его — в набедренной повязке, с мечом на боку и живописно разукрашенным грязью и строительным раствором, сидящим вместе со своими подчиненными, так же легкомысленно одетыми. Перед нею разверзся плод их утренней работы — яма с заостренным колом на дне.

— Когда закончим с ямой и хорошенько укроем ее, можно браться за подготовку другого, — сказал Конан, показывая на боковую стену. Поставим здесь старую катапульту, заряженную бочонком со смолой, и протянем по полу веревочку от приводного механизма. В случае опасности мы успеем зажечь свечу, которая плавает в смоле в глиняной плошке. Когда бочонок разобьется, свеча упадет в смолу, и вся комната — по щиколотку в пылающей смоле.

Несколько стражников внимательно слушали описание. Остальные же веселились, приветствуя Райну и предлагая ей присоединиться к ним и поработать вместе.

— Особенно если вы будете одеты так же, как и мы, — добавил один из них.

Райна схватилась за рукоять меча и шагнула назад. Ее вздрагивающие ноздри выдавали сильное раздражение. Ударив носком сапога по куче щебня, она подняла облако пыли, густое, как дым от костра. Она набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание и начала чихать.

На одной из стен под потолком появилась трещина. Быстро, как кролик, убегающий от лисы, она пробежала до самого пола. Тогда часть стены завибрировала, издавая треск сдвигаемых камней, и с грохотом упала. Часть потолка тоже обрушилась, но к этому времени Конан, Райна и солдаты были уже на безопасном расстоянии от места обвала.

Когда пыль осела, Конан осмотрел наваленную груду булыжников и, сплюнув, чтобы прочистить горло, сказал:

— Ну что я вам говорил, ребята. Один раз чихнешь — и вся эта развалюха может посыпаться нам на голову. Теперь вы видите, что я просто изрекал пророчества.

Большинство солдат рассмеялись. Раз все остались живы, значит, можно обратить дело в шутку. Они вытащили не окончательно похороненную под камнями еду и, очистив от пыли и грязи то, что можно было очистить, снова принялись за свой завтрак.

Конан увел Райну в соседнюю пустую комнату с каменной скамьей, встроенной в растрескавшуюся стену. Скамейка хрустнула, когда они присели на нее, но, к счастью, не рухнула на пол.

— Я бы предпочел, чтобы дальше сам Декиус занялся этой работой, сказал Киммериец, — мы тут заложили по сюрпризу на каждом шагу, там, где на нас не обвалились стены или потолок. Если мы продолжим копаться здесь в том же духе, то дворец просто провалится в эти подземелья, не дожидаясь нападения Сизамбри.

— Дай я сначала поговорю с Декиусом, прощупаю почву, — предложила Райна. — Он достаточно наслышан о твоих идеях по поводу полевого выхода. И если ты начнешь действовать неосторожно, то он решит, что ты просто таким образом продвигаешь свою идею учебного выхода.

Конан выругался, но очень тихо, чтобы не рисковать еще одним обвалом. Когда он говорил, то тоже старался не вкладывать в слова много голоса. Хотя это уже делаешь из-за нежелания поверять свои секреты невидимым ушам.

— Нет, видит Митра, Декиуса похоронят в конском навозе! Сейчас как никогда удачный момент, чтобы ударить первыми. Что толку сидеть, как крысы в норе, и ждать хорька, который придет и всех передушит.

Райна положила ладонь на руку Конана и сказала:

— Я думаю, ты несправедлив к этому человеку.

Киммериец бросил на Райну быстрый взгляд, но не сказал ни слова. Если бы речь шла о любой другой женщине, он бы предположил, что Декиусу удалось-таки вскружить ей голову. Но что касается Райны, — он знал, она говорит то, что считает нужным и разумным, независимо от того, согласен он с нею или нет.

— Как это — несправедлив?

— А вот так. Дворцовая стража не приспособлена для войны на открытом пространстве. Поэтому он будет брать с собой своих и только проверенных людей в любой такой выезд-рейд.

Конан медленно опустил голову. Он видел немало интриг в Туране и мог совершенно уверенно сказать, что Декиус не ведет своей игры. Но что же такое? Может, он побаивается офицеров, например меня, или не уверен в солдатах?

— Ойжик мог оставить среди солдат своих людей, а ты не можешь вычислить всех в один день. Он верит твоему слову чести и твоему мечу, Конан, но не забывай, что ты здесь чужой.

— Да, а те, кто раньше был уверен в своей лояльности к королю, немедленно предадут его, увидев чужака во главе одной из рот дворцовой стражи.

Конану очень хотелось хлебнуть хотя бы пару глотков вина, чтобы смыть пыль и песок с языка и губ, но ему пришлось ограничиться лишь плевком на пол. Затем он встал.

— Может, Декиус отчасти и прав. Но и я не собираюсь выводить стражу без подготовки, на волю случая. Верны они мне или нет, они заслуживают доли лучшей, чем виноградные ягоды, которые давит винодельческий пресс.

Райна пожала его руку:

— Я все ему расскажу, а ты при этом ничего не потеряешь, клянусь тебе.

Она поднялась, изящная, как и прежде, оставив Конана в размышлениях о том, как она могла быть настолько уверена в доброй воле Декиуса. Хотя, конечно, у женщин есть свои способы…

Если бы он дал волю чувству ревности, то заслуживал бы следующего куска потолка прямо на свою голову — настолько мало было бы толку от этого чувства. Райна — свободная женщина и может делать что хочет. А у Конана власти, чтобы остановить ее, не больше, чем заставить замолчать таинственный гром, который в последнее время хотя бы раз за ночь прокатывался по холмам.

Этот гром заслуживал внимания. От него за версту несло всякой чертовщиной. Что там Райна собирается делать, чтобы успокоить Декиуса, какая разница! Куда важнее то, что происходит вокруг дворца. Взять хотя бы этот же самый гром.

Конан вернулся к своим людям. Они уже снова взялись за работу, хотя и действовали с опаской, косясь на ненадежные стены и потолок.

— Отличные новости, ребята. На сегодня хватит. Есть сведения, что Декиус решил-таки устраивать ловушки там, где в них скорее попадут люди графа Сизамбри, а не мы.

— Да я бы тут до скончания века проторчал, если бы знать, что в нашей ловушке найдет свою смерть этот граф! — почти крикнул один из копавших. Остальные согласно кивнули.

— У вас еще будет шанс, но завтра, — сказал Конан и подал пример, начав складывать кирки и молотки в корзину.

Когда последний инструмент уже лежал на своем месте, Конана вдруг осенило: у Декиуса есть еще одна веская причина не покидать дворца. Его горстка хороших бойцов могла много дней мотаться по стране, охотясь за его отрядами, так и не встретившись с ним самим.

Если этот заносчивый коротышка уйдет живым, то сможет собрать новую армию. Если же он погибнет — дело закончено. А что может быть вернее, чем дать ему возможность подойти ко дворцу, где он так стремится остаться в качестве полноправного правителя?

Так что и с головой у Декиуса все было в порядке, и его верность королю, скорее всего, не вызывала сомнений. Но Конану от этого было не легче. Торчать замурованным в этом полуразвалившемся дворце, когда все инстинкты, весь опыт и интуиция воина подсказывали, кричали ему не сидеть, а искать врага и сражаться с ним.

За стенами дома раздался раскат грома. Айбас, всматриваясь в темноту сквозь щели между бревнами, так и не увидел молнии. Вопросов не было — опять этот колдовской гром. А если еще и оставались какие-то сомнения, то звуки труб и охотничьих рогов, донесшиеся из деревни, рассеяли их вчистую.

Граф Сизамбри переждал, пока утихнет гром и соперничающая с ним мешанина звуков из деревни. Затем он продолжил говорить, пристально глядя на сидевших у его ног на охапке соломы Айбаса и Ойжика.

Хотя Айбас давно уже перестал вздрагивать при раскатах этого дьявольского грома, но сидеть спокойно под пристальным изучающим взглядом графа стоило ему больших усилий. Ойжик же явно чувствовал себя как на сковороде. Несмотря на холодную погоду, пот не переставая катился с его лба. Наверное, на его месте Айбас уже давно сам бы вскарабкался на дамбу и бросился в омерзительную чавкающую пасть чудовища.

— Можем ли мы действительно доверять воинам Поуджой? — в третий раз зачем-то переспросил Ойжик.

Что-то мелькнуло в глазах Сизамбри. В полумраке Айбасу было трудно рассмотреть выражение лица графа, да и, по правде говоря, ему не очень-то этого и хотелось.

— Им можно доверять в отношении всего, о чем я просил их, — ответил граф.

Айбас почему-то решил не выспрашивать у графа, чем племя Поуджой может помочь ему взойти на трон. В любом случае, граф не успел бы ответить, даже если бы захотел.

Тяжелые шаги раздались на площадке перед домом; дверь со скрипом и стуком распахнулась, и в комнату ввалилось с десяток воинов Поуджой с одним из Звездных Братьев во главе. В руках воинов были копья и каменные топоры, в руках колдуна — кожаный мешок.

— Вот этого, — сказал граф. Воины встали кольцом вокруг сидящих. Граф сделал Айбасу знак встать и отойти. Усилием воли Айбас заставил свои ноги передвигаться, а колени — не дрожать и поспешил повиноваться.

Ойжик открыл было рот, но, прежде чем он успел издать хоть звук, четыре воина навалились на него со всех сторон. Кожаный кляп задушил его крики, а кожаные ремни стянули руки и обвили ноги. Собрав валявшуюся в углу одежду Ойжика, воины вытащили его из дома.

Айбас оставался неподвижным, пока тяжелые шаги воинов не стихли в ночи. Глядя куда-то в пространство, он тихо произнес:

— Декиус дорого бы заплатил, чтобы присутствовать при этом зрелище.

— Да ну его. — Ничто, кроме губ, не двигалось на лице графа, когда он говорил. Он закинул ногу за ногу и пожал плечами. — Если бы у нашего славного капитан-генерала в жилах текла кровь, а не теплое молоко, он давно бы уже взял то, что принадлежит ему по праву, а я с радостью пошел бы к нему на службу.

Айбас подумал, что единственная служба, которую граф мог сослужить с радостью другому человеку, это помочь стервятникам побыстрее разобраться с его останками.

— Ойжик будет отдан в жертву чудовищу? — спросил Айбас.

— Ты хочешь оспорить мое решение? — вкрадчиво промурлыкал Сизамбри.

— Я ничего не оспариваю, и менее всего я хотел бы оспаривать ваши суждения и решения. Если бы не их мудрость, мы вряд ли оказались бы так близки к победе. Я лишь осмелюсь напомнить, что в Поуджой есть много таких, кто переживает по поводу человеческих жертв этому монстру.

— Трусы, — отрезал граф, — слизняки.

Можно было бы возразить, что армия, наполовину состоящая из слизняков и трусов, превращается в неуправляемую толпу. Можно было бы попытаться объяснить, что любому, видевшему прибытие принцессы в долину, было простительно желание оказаться где угодно, но только не здесь.

К сожалению, в лицо графу нельзя было говорить ничего, если, конечно, собеседник собирается пожить еще хотя бы несколько дней. Поэтому аквилонец лишь пожал плечами и продолжал размышлять:

— Ну, положим, против смерти Ойжика они ничего иметь не будут. Его предки, да и он сам немало сделали, чтобы выселить племя Поуджой из их земель в эту забытую богами долину. У этого народа хорошая память.

— Зато у тех, кто живет внизу, на равнине, — плохая. — Сизамбри чуть ли не расплылся в кривой улыбке. — Когда они увидят, что Ойжик расплатился за предательство в пасти чудовища, они забудут, как я взошел на трон. Они поверят в то, что я был прав, даже если я смету дворец с лица земли, чтобы добраться до Декиуса и Ойжика. Они поверят, что король умер, а принцессе нужен рядом человек, который ее утешит. Это все будет выглядеть так, словно произошло по воле богов, а не по моему желанию.

Айбас вспомнил тех людей, с которыми он встречался в своей жизни, начиная с имения его отца и кончая этой жалкой долиной. По сравнению со многими из них, хитрость интриг Сизамбри была просто мелким жульничеством мальчишки, играющего в камушки. Правда, этот имел власть над жизнью и смертью Айбаса и выбросит его как ненужный камешек, если только догадается о его мыслях. Айбас постарался и дальше сохранять почтительное выражение лица.

— Да будет оно так, господин. А теперь чем еще я смогу быть вам полезен?

— С первым криком петуха я отправляюсь к своим людям. А пока что не будет ли разумным подыскать мне женщину на ночь?

— Боюсь, местные красавицы не придутся вам по вкусу, — предположил Айбас, моля богов, чтобы Вилла не попалась на глаза похотливому графу.

— К сожалению, ты наверняка абсолютно прав. Ну да ладно. Держи эту сумку и охраняй как зеницу ока, пока я не заберу ее обратно. Прощай. Прими мою благодарность за хорошую службу.

Сизамбри говорил таким тоном, что слово прозвучало почти так же величественно, как королевское. Айбас поклонился и так и стоял, согнувшись, пока не захлопнулась дверь. Потом он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть сумку.

Она была сделана из цельного куска кожи и перетянута железным обручем. Руны на металле не были знакомы Айбасу, но даже в полумраке хижины он понял, что они очень похожи на те, что начертаны на склонах дамбы. В сумке было что-то тяжелое как камень, но при всем любопытстве Айбасу даже не пришло в голову попытаться открыть ее.

Граф Сизамбри решил на полную катушку использовать силу колдунов Поуджой, чтобы взойти на престол. Айбас был уверен, что граф и сам до конца не понимал, во что влез и на чью помощь польстился, даже не предполагая, что могут потребовать настоящие хозяева этой сумки в качестве платы.