"Фантастика-1965. Выпуск 2" - читать интересную книгу автора (Гор Геннадий, Громова Ариадна, Берестов...)Генрих АЛЬТОВ Порт Каменных БурьПолгода назад мне передали запись сообщения, посланного Зорохом с “Дау”. Дешифровка сообщений, признанных безнадежно искаженными, - тяжелое ремесло. Дело не в трудности самой работы, это в порядке вещей. Страшно другое. Начиная работу, не знаешь, на что уйдут годы. Можно потратить жизнь - и расшифровать несколько ординарных сводок. Таким, не имеющим особого значения, показалось мне вначале сообщение с “Дау”. Я не знал тогда, что смогу заглянуть на тысячи лет вперед. Сообщение Зороха должно было лишь немногим опередить возвращающийся к Земле корабль. Однако до сих пор не удалось обнаружить “Дау”. Автоматы должны были каждый месяц повторять сообщения - таков общий порядок. Этих сообщений тоже нет. Семьсот сорок метров темно-серой, местами совершенно черной ленты, засвеченной при аварии на спутнике внешней связи, - вот все, что я имел. Иногда думают, что мы, дешифровщики, пользуемся какойто особой аппаратурой. Нет, у нас иное оружие - терпение и фантазия. Бесконечное терпение и ничем не скованная фантазия. Найти разрозненные, едва видимые штрихи, угадать их взаимосвязь и воссоздать картину - в этом суть нашей работы. Подобно художникам и поэтам, мы работаем в одиночку: фантазия требует тишины. Отчет о дешифровке сообщения Зороха будет опубликован в ближайшем выпуске “Бюллетеня космической связи”. По традиции отчет содержит лишь абсолютно достоверное; это те самые штрихи, которые еще не дают представления о всей картине. Но по той же традиции я имею право на гипотезу. Кто из нас не задумывался над вопросом: если коммунизм - предыстория человечества, что будет содержанием самой истории? Уже в первой трети XXI века все люди получили условия, необходимые для существования. Давно прекратились войны. Исчезли болезни и голод. Нет недостатка в жилье. Еще двадцать-тридцать лет - и мы создадим киберкомплексное производство, которое будет само развиваться и совершенствоваться. Исчезнут заботы, поглощающие ныне 90 процентов энергии человечества. Так что же впереди? Восстанавливая сообщение Зороха, я во многом полагался на интуицию: воображение по каким-то своим законам дорисовывало то, чего я не мог увидеть. Возможно, не все поверят в открытие, сделанное Зорохом в звездной системе Вольф 424. У меня пока нет достаточных доказательств. И все-таки я утверждаю: еще не было открытий, столь важных для понимания будущего. До Зороха никто не летал к звезде Вольф 424. Считалось, что такой полет ничего не даст науке. Действительно, 424-я - неинтересный объект. Две крошечные звезды, типичные красные карлики - класс звезд, хорошо изученных еще при первых полетах к Проксиме Центавра. Расчетами - многократно и надежно - было доказано, что в системе Вольф 424 не может быть устойчивых планетных орбит. Полвека 424-я была в стороне от космических трасс. А потом Бушард, работая со сдвоенным квантовым локатором, обнаружил у 424-й планету. Так возник “парадокс Бушарда”: планета (Бушард назвал ее Химерой) двигалась по запрещенной орбите. Экспедиция Зороха - это исследовательский рейс с обычной в таких случаях программой. Но фактически главной целью полёта было решение “парадокса Бушарда”. Зорох летел один: рейс был на пределе дальности, пришлось взять дополнительное оборудование - навигационное, исследовательское - и усилить биозащиту кабины. Трудно сказать, почему командиром “Дау” назначили Зороха. Выбор производила машина, специально созданная для комплектования экипажей звездолетчиков. Получив программу полета, машина вырабатывала комплекс психофизиологических испытаний и отбирала людей, наиболее подходящих для осуществления этой программы. Сейчас просто невозможно определить, почему машина отдала предпочтение Зороху. Впрочем, тогда это тоже было загадкой. Другие астронавты не могли набрать больше НО-120 баллов из тысячи, а Зорох получил 937. Странно: Зорох был молод и неопытен. Сохранилась запись повторных испытаний; во второй раз машина поставила Зороху те же 937 баллов. Перелет продолжался (по корабельному времени) почти три года. На Земле прошло пятнадцать лет, но космосвязь принимала лишь однообразные короткие сигналы, означающие, что все благополучно. Зорох берег энергию. Первая запись, которую я расшифровал, сделана, когда “Дау” достиг 424-й. У 424-й оказалась планета, движущаяся по запрещенной, теоретически немыслимой, орбите вокруг одного из красных солнц. Я восстановил снимки Химеры, сделанные с “Дау”. Одиннадцать последовательных снимков, по которым можно догадаться, что именно заинтересовало Зороха. На экваторе планеты, в средней части обширной горной системы, был Круг. Зорох тогда еще не знал, что это такое. Он только видел Круг - темную область диаметром более тысячи километров. Сутки на Химере вдвое короче наших, но быстрая смена дня и ночи не отражалась на температуре Круга. Она была постоянной - плюс 24 градуса. Впрочем, не это важно: загадочным было само существование Круга. Орбита Химеры слишком близка к красному солнцу, и притяжение вызывало на планете приливы исключительной силы. Насколько можно судить по снимкам, морей (во всяком случае, крупных) там нет. Приливы поднимали каменные волны. Планета каменных бурь - вот что такое Химера. Дважды в сутки по Химере проходила приливная волна, вызывающая сильнейшие землетрясения - точнее, “химеротрясения”. Дело, конечно, не в названии, но каменные бури настолько сильнее самых разрушительных землетрясений, насколько ураган сильнее тихого ветерка. Сила этих бурь, измеренная по земной шкале, выразилась бы трехзначной цифрой. А главное - каменные бури регулярно, с чудовищной точностью повторялись каждые шесть часов. То, что было в короткие промежутки между бурями, лишь условно можно назвать затишьем. Гремели вулканы - тысячи вулканов, разбросанных от иолюса до полюса. По ущельям ползли потоки лавы, прогрызая путь сквозь горные цепи. Кипели грязевые озера, нет, ие озера (это опять-таки не то слове), а моря и океаны юндаечущей грязи. В течение трех-четырех суток все изменялось ва планете. Все, кроме Круга. Казалось, бури обтекают Крут. Ничто не проникало в его пределы: ни огненные волны лавы, ни дым вулканов, ни пыль каменных бурь. Я уверен, Зорох с самого начала догадывался о встрече с чужим разумом. Этой встречи тщетно искали с тех пер, как человек вышел в космос. Не мы не знали, что она будет такой. Внизу была чужая жизнь, и Зорех нриематривался и вей. Он не спешил. Прошло около двухсот часов, прежде чет он начал готовить посадочные планеры. Он смонтировал три планера со стандартными, по тому времени довольно совершенными, автоматами пилотирования и разведки. Первый планер направился к центру Круга, потом внезапно развернулся, ушел в сторону и исчез в черном хаосе туч. Зорох отправил в разведку второй планер. На этот раз он сам запрограммировал полет. Место для посадки он выбрал странное: вершину пика, очень близкого к Кругу и очень высокого. Вероятно, посадка прошла благополучно, и автоматы успели что-то передать на “Дау” (иначе трудно объяснить ту уверенность, с которой в дальнейшем действовал Зорох). Но через семнадцать минут после посадки поступил аварийный сигнал и связь прервалась. Кажется, Зорох ждал этого. Он сразу же начал готовитьcя к спуску на Химеру. Он ушел на последнем планере, оставив “Дау” та cутoчной орбите. Звездолет висел в зените над местом выезда”. Первые снимки сделаны сразу же пocле спуска. Этo наиболее сохранившаяся часть ленты. Телекамера автоматически включалась каждые серок секунд и тередавала изображение на “Дау”. В дымном небе - расплывшееся краснее солнце; оно быстро уходит к горизонту. Там, у горизонта дoлжен быть Круг. На снимках его не видно. Зато отчетливо видны горы. Они сняты с крохотной площадки у вершин скалистого пика: отсюда сорвался в пропасть второй планер. Горы похожи на бушующий океан: словно кто-то в сотни раз увеличил ураганные океанские волны, а потом, когда они достигли наивысшей силы, заставил их мгновенно окаменеть. Вершины каменных волн припорошены белым, как пена, снегом. Три снимка сделаны при свете прожекторов, в сумерках. Зорвх работал, подготавливая свой “космодром” к каменной буре. Я ничего, в сущности, не знаю о характере Зороха. Вообще индивидуальные отличия молодых астронавтов практически не сказываются на их поведении в обычных условиях. Становление характера происходит уже в космосе. Прослеживая действия Зороха, я могу лишь весьма приблизительно объяснить, почему он поступал так, а не иначе. Нечему, например, он остался на этой площадке? Едва ли нужно доказывать, что, поступая так, Зорох шел против здравого смысла. Не было никакой необходимости подвергать судьбу экспедиции такому риску: планер мог перелететь на другое место, мог, наконец, вернуться на “Дау”. Оставаясь у вершины пика, Зорох ничего не выигрывал. Он словно нарочно шел навстречу безмерной опасности. Зачем? По снимкам видно, что это такое - каменная буря. Минут за десять до начала бури в горах возникли фиолетовые огни. Кора планеты, еще сопротивлявшаяся приливным сдвигам, наэлектризовалась, и острые вершины скал осветились холодным сине-фиолетовым пламенем. Оно быстро разгоралось, это пламя: тени отступали, проваливались вниз. Стали видны даже очень далекие пики. И когда сине-фиолетовое свечение достигло предельного накала, прилив сдвинул горы. На снимке, уловившем этот миг, горы кажутся мохнатыми, смазанными: звездное небо и мохнатые, ощетинившиеся вершины… Каменный океан содрогнулся, пришел в движение. Скалы утратили жесткость: каменная твердь вопреки своей природе стала подвижной. Можно иеренлыть штормовой океан, можно преодолеть выжженную солнцем пустыню, можно пройти везде - кроме этих беснующихся каменных волн… Рушились исполинские пики, словно их кто-то подрубал снизу. Сталкивались, дробились скалы, и плотная черная пыль быстро поднималась вверх, к площадке, на которой каким-то чудом держался планер. Из-под сорванных каменной бурей гор хлынули огненные потоки. Узкие лучи прожекторов затерялись в хаосе огня и дыма. Потом глухой стеной надвинулась каменная пыль, и телекамера, передав на “Дау” последний снимок, выключилась. Буря продолжалась больше часа. Когда все кончилось и пыль начала оседать, автоматы снова приступили к съемке. Зорох установил на осветительных ракетах мощные квантовые генераторы, но снимки получились плохие. Как и прежде, кругом горы, похожие на застывшие волны. Однако это уже другие волны: каменный ураган стер с поверхности Химеры горную систему, равную Гималаям, и поднял новые цепи дымящихся гор. Уцелели только несколько могучих пиков. Их вершины одиноко возвышались над пылевыми облаками. Что же все-таки заставило Зороха остаться на маленькой площадке у вершины пика? Я безуспешно пытался.ответить на этот вопрос, пока не понял: сначала надо разобраться в другом и хоть как-то объяснить, почему машина выбрала Зороха командиром “Дау”. От этих машин давно отказались, мне даже не удалось найти подробного их описания. Я не могу доказать достоверность своей идеи. Пусть это будет простое предположение, не больше. Так вот, главная, на мой взгляд, особенность программы полета - упоминание о вероятной встрече с чужой жизнью, достигшей высокого развития. Необычная орбита Химеры еще до полета заставила как-то учитывать эту возможность. А главная особенность выбора в том, что Зорох был самым молодым из кандидатов. Я уверен, что машина - будь у нее такая возможность - выбрала бы еще более молодого астронавта. Машина считала, что представлять человечество при первой встрече с чужой и более развитой цивилизацией должен человек очень молодой. В этом есть своя логика. Разрыв в уровне цивилизаций мог оказаться настолько значительным, что переставало играть роль, чуть больше или чуть меньше знаний и опыта будет у астронавта. Но, повторяю, я не берусь обосновывать выбор машины. Для меня важно другое. Если молодость главное (в данном случае) качество Зороха, то многое становится понятным. Два первых планера погибли. Будь на месте Зороха опытный космический ас, он удвоил бы осторожность. У Зороха удвоилась смелость - он был молод. Такой смелости нет оправдания, в ней нет смысла, если… если не допустить, что со стороны смотрел некто, впервые видящий человека. Этот некто не боялся каменной бури. Зорох тоже не захотел отступать перед бурей. Мальчишество! Но Зорох, в сущности, и был мальчишкой. В ту короткую ночь на чужой планете Зороху было тяжело. Астронавтика не знает подобных случаев; штурму планет обычно предшествует систематическая групповая разведка. Зорох был один. Три года, которые он провел на корабле, - тоже одиночество, но совсем иное. Корабль тесен и обжит; кажется, что за его пределами есть только пустота. Россыпь бесконечно отдаленных звездных огней - это воспринимается умом, а не сердцем. В кабине корабля свои масштабы: большой человек в окружении сильных и послушных машин, а где-то там, в глубине обзорных экранов, маленькие миры… Еще за час до спуска на Химеру Зорох мог одним взглядом охватить всю планету. Когда же он, опустившись на горную площадку, открыл люк планера, все изменилось. Мир приобрел иные масштабы, и в этих масштабах человек оказался крохотной частицей, затерянной среди исполинских гор. А потом, словно утверждая новые масштабы мира, началась каменная буря. Машину, выбравшую Зороха, построили люди. Понятно, что такая машина могла поставить знак равенства между молодостью и смелостью. Мне хочется подчеркнуть другое: машина, видимо, вкладывала в понятие “смелость” нечто большее, чем преодоление страха перед опасностью. Когда рушатся горы - это страшно, однако во сто крат страшнее, когда рушатся привычные, казавшиеся незыблемыми представления. Машина (теперь я твердо в этом уверен) считала, что при встрече с чужой разумной жизнью такое потрясение неизбежно. Поэтому она выбрала самого молодого астронавта. Она рассчитывала на смелость иного, высшего порядка, а Зорох начал просто с нерасчетливо смелого жеста… Я не хочу никого убеждать: это мое рабочее предположение, и только. Но, откровенно говоря, я рад, что Встреча (я привык обозначать это событие одним словом) началась так. Лучше, чтобы тот, кто впервые встретит человека, увидел его смелость, а не его осторожность. Расшифровывая сообщение Зороха, я много думал о Встрече. Вся стратегия расшифровки основывалась на том, чтобы сначала понять, как произошла Встреча. Я не пользовался, как обычно, информацией, отбираемой машинами. Все, что когда-либо писали о предполагаемой Встрече, я прочел сам. Фантастика, гипотезы, отчеты о дискуссиях, исследования астробиологов - я читал все, хотя на это ушло много времени. Не помню уже, когда в нагромождении фактов и контрфактов, догадок и контрдогадок появилось чтото похожее на систему. Сейчас я могу сформулировать свою мысль достаточно четко: предположения о Встрече тем ближе к истине, чем дальше мы уходим от геоцентрических позиций. Когда-то Земля представлялась центром вселенной и человек считался единственным разумным существом - не было даже самой проблемы Встречи. С развитием науки люди поняла, каково в действительности место, занимаемое Землей в безграничной вселенной. Но такова уж инерция мышления: мы все еще думаем, что к нам должны прилететь, нас должны искать, нам должны посылать сигналы… Мы хорошо знаем, что Земля не центр мира. И все-таки мы хотим оставить себе (здесь-то проявляется инерция мышления) если и не главную, то равную роль. На этом построены все гипотезы. В идеале нам видится Великое Кольцо миров, соединенных радио- или оптической связью. В расчете на это мы планируем наши исследования - от первого радиопоиска по проекту ОЗМА до строительства Большого Солнечного Излучателя на Меркурии. Почему же нам не удалось поймать сигналы чужих цивилиааций? Самый естественный ответ: их нет, этих сигналов. Цивилизация есть, возможность посылать сигналы у них тоже есть, но они заняты другими делами. Эту предельно простую мысль заглушают остатки геоцентрических представлений: как так, ведь мы ищем, мы прикладываем к этому все усилия - значит, и нас должны искать… Тусклое красноватое солнце поднималось над горизонтом, когда Зорох опустил планер на невысоком холме у самой границы Круга. Граница отчетливо просматривается на восстановленных снимках. Вдоль нее стелется бурый дым: какая-то сила не пускает его в пределы Круга. Зорох сделал два удивительных снимка: узкий лавовый поток доходит до границы, резко сворачивает и течет вспять - снизу вверх. Круг имел непроницаемые границы, и все-таки Зорох нисколько не сомневался, что его пропустят: на планере смонтировано колесное шасси, рассчитанное на движение по гладкой поверхности Круга. Казалось бы, что стоит сначала проверить: пойти и самому перешагнуть через границу. Столкновение планера с незримым ограждением Круга могло привести к катастрофе. Но Зорох забрался в планер, и машина медленно (колеса вязли в пепле) пошла к Кругу. Телепередатчик Зорох оставил у границы. Сделал он это не из предосторожности, а только для того, чтобы со стороны зафиксировать въезд в пределы Круга. Снимки сильно испорчены, но все-таки можно разглядеть, как тяжелый планер, раскачиваясь, катится с холма вниз. Планер беспрепятственно, даже с некоторой торжественностью пересек границу. Потом Зорох остановил машину и вернулся за телепередатчиком. Он укрепил камеру передатчика на планере, под крылом, и она начала делать снимки с интервалами в пять секунд. Круг мог оказаться каким-то естественным образованием. Вначале я не исключал такой возможности. Но, изучая первые снимки, сделанные в пределах Круга, я понял, что Круг - это сложная машина, созданная очень развитой цивилизацией. Впрочем, Зорох ни разу не говорит “машина”. Он называет это Порт Каменных Бурь. И тут же поясняет, что это похоже на стеклянное плато. Бегло, очень бегло рассказывает об этом Зорох!… А на снимках Порт Каменных Бурь кажется металлическим. Один снимок удалось реставрировать почти полностью: до горизонта простирается идеально ровная поверхность, матово отсвечивающая в косых лучах красного солнца. Зорох, однако, говорит, что поверхность Порта прозрачна. Там, в зеленоватой глубине, что-то непрерывно перемещалось, всплывали и таяли призрачные, мерцающие тени… Почти пятьдесят часов (на Химере это четверо суток) планер оставался у границы Порта. Здесь не было “химеротрясений”, и Зорох, вероятно, думал только о Встрече. На то, что происходило за пределами Порта, он не обращал внимания. Он не убрал планер, когда с гор устремилась, сметая все на своем пути, лавина камня и пепла. Лавина докатилась до самой границы. Почти отвесно взметнулся двухсотметровый КИПЯЩИЕ вал и мгновенно застыл, остановленный невидимым ограждением. Прождав пятьдесят часов, Зорох отправился в глубь Порта. Машина, быстро набирая скорость, бежала по зеркально гладкой поверхности. Зорох искал “братьев по разуму”. Примечательная деталь: автомат, управляющий телекамерой, раньше Зороха понял, что суматошная гонка ничего не даст. Камера была установлена под крылом планера и сначала включалась каждые три минуты. Автомат постепенно увеличивал промежутки между снимками, а затем вообще прекратил съемку. Сообщение с “Дау”, эти семьсот сорок метров засвеченной пленки, я получил после того, как был проделан комплекс обычных реставрационных процессов. Уже тогда можно было - хотя и в самых общих чертах - разобраться в некоторых снимках. Хуже обстояло дело с восстановлением звука - наиболее ценной части сообщения (большинство снимков сделано автоматом, а звукозапись - это сказанное самим Зорохом). Мы быстро исчерпали немногие имеющиеся у нас дополнительные средства реставрации. Мне оставалось вновь и вновь слушать запись. Работа в высшей степени однообразная: раз за разом прокручивается лента - гул, треск, свист… Варьируешь скорость, громкость, корректируешь тон, подбираешь звукофильтры, и вот сквозь плотную завесу шума прорывается слово. Одно слово, которое чаще всего ничего не дает… И все-таки нужно расшифровывать наугад десятки, сотни слов. В конце концов находишь ключевые слова и догадываешься, что записано до них или после них. Возникают предположительные фразы, протянутые - как редкий, часто рвущийся пунктир - сквозь всю запись. Работа требовала тишины. Нужно было неделями жить в тишине, постепенно обострявшей слух. Я перебрался в Забайкалье, в маленькую лабораторию, расположенную на дне заброшенного рудного карьера. Здесь на километровой глубине была почти абсолютная тишина. Террасы карьера, заросшие серебристой травой, круто уходили вверх, и только в полдень где-то в безмерной высоте ненадолго появлялось солнце. Место было диковатое и посвоему интересное. Добычу руды прекратили лет сорок назад. Потом карьер долго служил полигоном для испытания подземоходов. В отвесных стенах террас зияли черные дыры уходящих вверх скважин, а на трещиноватом от взрывов дне карьера среди раздробленных камней лежали тяжелые корпуса старых машин. Я почти не знаю, что это такое - подземоходы. Сейчас они не нужны, есть нейтринные анализаторы, легко просвечивающие планету. Я не пытался разобраться: просто ходил, смотрел, иногда с трудом протискивался в крохотные кабины, вспугивая полевок и пищух. Метрах в двухстах от моей лаборатории из глубокой воронки поднимались металлические руки подземохода. Машины пе было видно, она осталась под землей. И только гибкие манипуляторы, пробив узкий ход, дотянулись до поверхности. Они так и застыли, восемь рук подземохода, вытянутые вверх в последнем рывке и намертво вцепившиеся в камни. По ночам над карьером, задевая красные огни на мачтах ограждения, стремительно летели плотные беловатые облака. Где-то рядом проходила метеорологическая трасса, по которой облака перегоняли в монгольские степи. Ветер блуждал в скважинах и беззвучно приносил на дно карьера влажные запахи степной травы и скошенного сена. Я быстро привык к тишине. На четвертый день, вслушиваясь в запись, я впервые уловил многократно повторяющуюся фразу. Вначале я даже не старался понять обрывки слов и слушал запись, как музыку. Ещё не расшифровав эту повторяющуюся фразу, я знал: Зорох говорит о чем-то исключительно важном. Планер долго стоял в центральной части Порта Каменных Бурь. Потом Зорох отправился к границе и проехал вдоль нее километров двести. Планер медленно шел мимо частокола бурых скал, похожих на грубо обтесанные столбы. Часов через пять-шесть планер (все так же медленно) двинулся в обратный путь, к центру Порта. Судя по снимкам, ничего не произошло. Но Зорох настойчиво повторял какое-то сообщение… Сейчас трудно сказать, как именно пришла догадка. Однажды ночью облака расступились, растаяли, и над карьером возникло звездное небо. Четкая линия красных сигнальных огней на мачтах ограждения сразу затерялась среди бесчисленных звезд. Тогда, кажется, я и услышал слово “красное смещение” [Галактики как бы разбегаются во все стороны, и с тем большими скоростями, чем они дальше от нас. В соответствии с принципом Доплера - Физо линии на спектрограммах удаляющихся галактик сдвинуты к красному концу спектра.]. Пoрт Каменных Бурь, созданный чужой цивилизацией, противодействовал разбеганию галактик. Если я правильно понял сообщение Зороха, таких машин было много. Расположенные в разных частях нашей Галактики, они образовывали единую систему. Мощность системы постепенно нарастала, и в дальнейшем разбегание соседних галактик должно было смениться их сближением. Таков был Разум, с которым человечество встретилось в космосе. Сейчас я отчетливо вижу основной просчет астробиологов. Оаи рассуждали так. Для возникновения жизни нужно, чтобы планета имела не слишком большую и не слишком малую массу. Планета должна быть не слишком близка к своему солнцу и не слишком от него удалена. Солнце на протяжении миллиардов лет должно излучать примерно постоянное количество энергии: не слишком большое и не слишком малое… Подобных ограничений набиралось так много, что вероятность обнаружения близ Земли обитаемых планет казалась ничтожной. Стоило ли удивляться, что на первый план выдвигалась одна проблема: как установить связь? Для возникновения и развития жизни действительно нужно определенное сочетание условий. Но когда живые существа становятся разумными, они постепенно перестают зависеть от внешних условий. Они начинают менять эти условия, начинают управлять ими - прежде всего на своей планете, нотой в космических масштабах. В нашей солнечной системе требуемое сочетание условий было только на Земле, но теперь обитаемыми стали и Луна, и Меркурий, и Венера, и Марс, и спутники больших планет… Выход в космос неизбежно вел к встрече с высокоразвитой цивилизацией. Подчеркиваю: не вообще с чужой цивилизацией, а с такой, которая неизмеримо опередила нас. Вероятность встречи с жизнью, только начавшей развитие, в самом деле мала - тут справедливы логика и расчеты астробиологов. Но для высокоразвитой цивилизация в космосе нет неподходящих условий. Завоевывая космос, такая цивилизация способна существовать везде, при любых условиях. Единственно неподходящими для нее являются как раз те планеты, на которых - в силу благоприятного сочетания условий - самостоятельно развивается своя жизнь. Эти планеты нельзя переделывать, а условия, благоприятные для одной формы жизни, почти всегда неблагоприятны для другой. И еще одно обстоятельство. Далеко перед фронтом распространяющейся в космосе цивилизации идут ее технические средства. С ними, с машинами на дальних окраинах чужого мира, нам прежде всего и предстояло встретиться. Представьте себе, что обитатели заброшенного в океане островка решили впервые установить связь с другими странами. Островитянам, выросшим на клочке суши, казалось, что мир состоит из океана и разбросанных в нем островков, таких же маленьких, как их собственный. И вот они на берегу огромного континента. Берег пуст, и насколько хватает глаз никого не видно. Есть только башня, в круглом окне которой через равные промежутки времени вспыхивает и гаснет огонь. Островитяне не знают, что это автоматический маяк. Они упорно ищут людей и лишь постепенно начинают догадываться, что обитатели этого колоссального острова где-тв очень далеко от берега, там, за высокими-высокими горами… Зорох искал островок, подобный Земле. Или архипелаг, подобный планетам солнечной системы. Так думали все мы, не он один. Мы, например, тщательно разрабатывали линкос, нас беспокоило, как мы будем говорить при Встрече. А этой проблемы попросту нет. Цивилизация, с которой мы встретимся, давно располагает средствами, обеспечивающими взаимопонимание. Несоизмеримо важнее другое: что мы скажем тем, кто прошел путь в тысячи, в миллионы раз больший, чем прошли мы? Об этом слишком мало думали. Быть может, здесь сказалось влияние Великого Кольца - идеи эффектной, но по философской своей сути геоцентричной. Допустим, Великое Кольцо создано. Что это даст? Каждое сообщение будет идти десятки, сотни, может быть, тысячи лет. Установление контактов, если принять идею Великого Кольца, ничего не меняет: все, как и раньше, остаются на своих “островках”. Не случайно в романе, впервые выдвинувшем идею Великого Кольца, жизнь на Земле шла своим чередом, и поступающие по Кольцу сообщения практически не отражались на этой по-прежнему изолированной жизни. Между тем, когда мы, обитатели маленького островка вселенной, впервые пристанем к берегу огромного континента, изоляция навсегда прекратится. И не будет более важного вопроса, чем вопрос о том, какое место мы, люди, займем в этом большом и новом для нас мире. Просматривая книги, так или иначе связанные с проблемой Встречи, я выписал такие строки: “И тут мы подходим к серьезному вопросу: наблюдаем ли мы во вселенной такие “сверхъестественные” (то есть не подчиняющиеся законам движения неживой материи) явления? На этот вопрос ответить пока нельзя… А между тем не видно причин, почему бы, неограниченно развиваясь, разумная жизнь не стала проявлять себя в общегалактическом масштабе”. Какие “проявления” нужны были? Разве в строении вселенной нет аномалий, которые естественнее всего объясняются созидательным действием Разума? Нельзя же ожидать, что - в порядке “проявления” - в небе вспыхнет надпись: “Пожалуйста, обратите внимание”… Если я правильно понял Зороха, мощь развитых цивилизаций такова, что они способны вмешиваться даже в движение соседних галактик. Но тогда в пределах нашей собственной Галактики результаты деятельности Разума должны проявляться особенно ощутимо. Здесь кончились данные, добытые дешифровкой сообщения с “Дау”. Дальше я должен был искать сам. Нет, искать - не то слово. Мысль о том, что в самой структуре Галактики должны просматриваться следы разумной перестройки, сразу притянула множество фактов. Изучение Галактики давно привело к открытию двух видов звездных скоплений - шаровых и рассеянных. Мы знали также, что в центре Галактики находится большое шаровое скопление, окруженное другими шаровыми скоплениями звезд. Но какая сила группирует звезды? Какая сила заставляет шаровые скопления, в свою очередь, группироваться вокруг центра Галактики? Пытаясь ответить на эти вопросы, рассматривали самые различные, порой очень сложные и тонкие факторы. Незамеченным оставался только один фактор - созидательная сила Разума. Странно, например, почему не обратили внимания, что карликовые звезды, подобные нашему Солнцу, концентрируются именно в шаровых скоплениях. Уже одно это отделяет шаровые скопления от естественных рассеянных скоплений, образованных звездами-гигантами, лишенными планетных систем. Впрочем, к идее искусственного происхождения шаровых звездных скоплений можно было прийти и иным путем. Допустим, высокоразвитая цивилизация установила радиосвязь (или оптическую связь) с цивилизациями, возникшими близ других звезд. Что дальше? Переговоры? И через тысячу лет - переговоры, и через миллион лет - переговоры, и через миллиард лет - переговоры?… Фантастика, отражая мечту человека, говорила: надо летать со скоростью, превышающей скорость света. Или использовать какие-нибудь, еще неизвестные нам свойства пространства для “сквозного” перехода из одной точки пространства в другую. Что ж, фантастика видела правильную конечную цель, но не могла (да и не была обязана) найти правильные средства. При любых, сколь угодно больших скоростях звездолетов человечество в целом останется космически изолированным. Быть может, поэтому даже в самых оптимистических рассказах о космосе присутствует некий пессимистический подтекст. Огромные межзвездные расстояния и конечная скорость света сводят к нулю идею Великого Кольца. История и логика развития человечества, весь строй человеческого мышления (я бы сказал - сам стиль нашего существования) указывают иной выход: пусть трудное и долгое, но зато бесповоротное преодоление пространства и сближение с другими цивилизациями. Потребовалось всего несколько тысячелетий, чтобы от бронзового топора прийти к космическим кораблям. Кто усомнится, что еще через двести или тысячу лет мы будем управлять движением Солнца? Не переговариваться, сидя на своих “островках”, а объединяться в огромные звездные города - такова единственная возможность. А потом направлять шаровые скопления, эти звездные города, к центру своей Галактики, чтобы объединенной мощью взяться за решение сверхзадачи - сближение разделенных бездной галактик. На какое-то время я забыл о Зорохе. Забыл, что там, на Химере, где-то в центре огромного Порта Каменных Бурь, стоял маленький планер. По привычной схеме Зорох должен был вернуться на корабль, чтобы лететь к Земле. Я еще не понимал, что Встреча научила Зороха мыслить иначе - так, как суждено вскоре мыслить всем нам. Я был ошеломлен открытием, мне не сиделось в лаборатории. Я взбирался на террасы карьера, выходил наверх, в степь. Пронзительно звенел ветер, и над бурой, выгоревшей за лето травой шли плоские, как льдины, облака. Временами мне казалось, что Земля, вся Земля мчится сквозь эти бесконечные облака… Я лихорадочно перебирал накопленные астрономией сведения о структуре Галактики. Многое подтверждало мою гипотезу. Прежде всего поразительная благоустроенность (трудно подобрать другое слово) шаровых скоплений. В мире звезд - динамичном, подверженном колоссальным, подчас катастрофическим изменениям, - шаровые скопления резко выделяются своей устойчивостью. Они существуют давно, очень давно и не обнаруживают стремления к распаду. Именно там, в шаровых скоплениях, на планетах старых звезд скорее всего и должны быть высокоразвитые цивилизации. В шаровых скоплениях нет сверхгигантских звезд, облаков космической пыли и газовых туманностей. Почему? Теперь я видел естественный ответ. Объекты, чуждые жизни или мешающие ее развитию, не могли быть в шаровых скоплениях, как не бывает в пределах города вулканов, болот или пустынь. Но были доводы и против гипотезы. Если Разум - главный архитектор Галактики, то всюду (а не только в шаровых скоплениях) должны отчетливо просматриваться результаты перестройки. Думая об этом, я пришел к идее заманчивого эксперимента. Допустим, скорость света всего километр в столетие. Какой тогда увидит Москву человек, стоящий, скажем, на Ленинских горах? Ближайшие здания сохранят привычный вид. Зато комплекс спортивных сооружений в Лужниках покажется таким, каким он был почти столетие назад, в двадцатом веке: без серебристых куполов, без шаровых бассейнов, без стартовой площадки для воздушных игр. А дальше - лес, Новодевичий и Андреевский монастыри, избы маленьких сел девятнадцатого и восемнадцатого веков. Там, где теперь поднимается гигантская башня Космовидения, были бы хаотически разбросанные постройки Шаболовской слободы. На месте Садового кольца (четыре километра - четыре столетия!) наблюдатель заметил бы свежеотсроенный Земляной вал. Кремль выглядел бы так, как шестьсот лет назад, при Иване Третьем. А Красной площади и храма Василия Блаженного вообще не удалось бы увидеть: их построили позже, и свет не успел бы дойти до наблюдателя… Вот так мы видим Галактику! Скорость света велика, но конечна. Из дальних районов Галактики свет идет к нам десятки тысяч лет. Мы видим то, что было раньше: чем дальше от нас наблюдаемый район, тем больше разрыв во времени между видимой картиной и тем, что есть на самом деле. Идея эксперимента состояла в том, чтобы внести поправку на время и рассчитать истинную структуру Галактики. Ту структуру, которую мы бы видели, если бы свет распространялся мгновенно. Быть может, тогда отчетливее проступили бы признаки перестройки Галактики. Однажды возникнув, идея уже не уходила, хотя я хорошо представлял сложность подобного эксперимента. В принципе, казалось бы, все просто. Известны расстояния до большинства звезд. Скорости звезд тоже известны. Значит, для каждой звезды можно вычислить место, где она должна находиться. Однако здесь-то и начинаются трудности. Движение звезд взаимосвязано. Скорости непрерывно меняются. Нужно вносить бесконечные поправки, это колоссальная вычислительная работа! Мы, дешифровщики, находимся в особом положении. Мы имеем право пользоваться исследовательским оборудованием вне всякой очереди. В сущности, тут наши права безграничны. Оставим в стороне модные, но не слишком точные аналогии между нашей работой и внутренней сутью науки, которая тоже есть дешифровка природы. Дело проще и строже. От дешифровки подчас зависит жизнь людей, оказавшихся в аварийных ситуациях. Поэтому нам и дано право выбирать какое угодно оборудование. Однако еще ни разу ни один дешифровщик не воспользовался этим правом. Слишком большая ответственность - сломать ритм системы планомерно ведущихся исследований. Поднять шум без причины - значит не только перечеркнуть свою жизнь в науке, но и поставить под сомнение разумность самого права дешифровщиков на любое оборудование. А мы дорожим этим правом, оно еще может понадобиться. Не буду отвлекаться и говорить о своих сомнениях. Но я создал бы ложное впечатление, не упомянув, что решение ставить эксперимент пришло после долгих колебаний. Я не хотел покидать свою лабораторию в карьере. Большой город сразу нарушает “настройку на тишину”, а мне предстояло продолжить работу по дешифровке: я еще не знал, что случилось с Зорохом. Координационный центр дал два дня на подготовку эксперимента. Вся информация должна была поступать сюда по существующим линиям оптической связи. Надо было только поставить приемную антенну и развернуть моделирующий экран. Я закончил монтаж экрана за час до начала эксперимента, и этот час ожидания был очень нелегким. Я сидел на крыше домика перед огромным экраном, растянутым почти во всю ширину карьера. Белая пленка экрана, поддерживаемая невидимой в сумерках пневморамой, казалась совершенно неподвижной. Вероятно, Координационный центр предупредил метеорологов: за день до эксперимента наступил полнейший штиль. Точно в назначенное время после коротких сигналов проверки на экране возникло объемное изображение Галактики. Тысячи раз я видел - на рисунках, на макетах, на киносхемах - звездный диск с изломанными спиралями. Трудно передать это ощущение, но сейчас я смотрел на изображение Галактики так, словно видел его впервые. По программе эксперимента разные типы объектов условно выделялись цветом. Все объекты, которые вряд ли могли быть связаны с разумной жизнью, имели желтый цвет. Гигантские звезды, диффузные и планетарные туманности, облака космической пыли образовывали плоский желтый диск. Яркую желтую окраску имели и спиральные ветви. На фоне этой “желтой” Галактики резко выделялись звезды-субкарлики и короткопериодические цефеиды[Пульсирующие звезды, светимость которых строго связана с частотой пульсации. Сравнив вычисленную по частоте пульсации светимость цефеиды с ее наблюдаемым блеском, можно легко определить расстояние до звезды. Поэтому цефеиды иногда называют “маяками вселенной], обозначенные голубым цветом. “Голубая” Галактика была сферической и, я бы сказал, многослойной: большое шаровое скопление в центре Галактики окружали плотные “слои” других шаровых скоплений. Впрочем, внешние “слои” были уже не такими плотными: черными пятнами в них выделялись отдельные “незанятые места”… Я попросил дать большее увеличение. “Желтые” районы Галактики сдвинулись к краям экрана. Теперь я увидел в “желтых” областях разрозненные или собранные в небольшие группы синие точки. Я почему-то подумал о нашем Солнце. Мысль была совершенно дикая: Солнце движется по направлению к созвездиям Лиры и Геркулеса, то есть к однсму из ближайших шаровых скоплений! Можйо, конечно, сказать, что это случайное совпадение. Можно сопоставить слишком малую скорость движения Солнца со слишком большим расстоянием до шарового скопления в Геркулесе. Что же, вероятно, это и в самом деле случайное совпадение. Скорее всего я принимал желаемое за действительнее. Едва осознав, что нам предстоит долгий путь, я невольно торопил события… Экран на несколько секунд погас, потом снова осветился. Началась основная часть эксперимента. Создать более или менее точную картину неподвижной Галактики сравнительно просто. Теперь для каждой звезды надо было внести “поправку на время”. Позже я узнал, что Координационный центр использовал уникальные машины серии “ОМ” и почти все вычислительные станции. Изображение Галактики на экране непрерывно менялось, и, хотя изменения были невелики, их можно было видеть! По мере введения “поправок на время” структура Галактики определенно упорядочивалась. Четче вырисовывались “слои” шаровых скоплений вокруг центрального ядра. Сами шаровые скопления, особенно удаленные от нас, принимали более правильную сферическую форму. Из центральных областей Галактики непрерывно и как бы по определенным маршрутам выбрасывались потоки межзвездной материи. Пространство между “слоями” шаровых скоплений становилось чище. Внутри шаровых скоплений увеличивалось число короткопериодических цефеид. Какую роль они играют в звездных городах-скоплениях? Быть может, это своего рода энергетические установки высокоразвитых цивилизаций? К сожалению, это не единственный вопрос, на который я пока не могу ответить. Экран дает самое общее представление о результатах расчета, а окончательная обработка полученных данных потребует не одну неделю. И это еще не все, потому что мы будем ставить аналогичный опыт с системой галактик: при межгалактических расстояниях “поправка на время” намного больше и соответственно больше расхождение между наблюдаемой картиной и действительной. Возможно, удастся найти объяснение непонятному пока механизму взаимодействия галактик. Мы знаем, что гравитационных и электромагнитных сил недостаточно, чтобы объяснить эхо взаимодействие. Какие силы могут, например, создавать и пoддерживать перемычки, своеобразные “путепроводы”, между галактиками?… Под утро, когда небо над карьером начало светлеть, изображение на экране почти замерло. Вычисления становились все белее громоздкими, новые данные вводились медленно. Снова я ощутил странное чувство нетерпения. Хотелось как-то ускорить процесс, идущий на экране. И вот тут я вспомнил о Зорохе: он должен был чувствовать то же самое, но в тысячекратно большей степени! Что могло дать возвращение “Дау” на Землю? Все равно сообщение прибыло бы значительно раньше. Потерянное время… Время, которое отныне станет для человечества безмерно дорогим. Значит, не возвращаться, а лететь вперед?… Когда-то Зорох вылетел к 424-й с обычными, ставшими уже стандартной схемой представлениями о “братьях по разуму”. По этой схеме все предрешено заранее: ведь они - братья. Они могут быть похожими на нас как две капли воды, могут быть совсем иными, но они братья, и это, во всяком случае, предопределяет взаимный интерес, контакт и понимание. Сначала события развивались в пределах этой схемы. Зорох обнаружил Круг и сделал верный вывод о Встрече с чужим разумом. Затем, когда Круг не допустил посадки первого планера, Зорвх принял опять-таки верное решение: высадиться близ границ Круга. “Братья по разуму” не торопились со Встречей, и Зорох (несмотря на надвигающуюся каменную бурю) остался на своем горном “космодроме”. Не сомневаюсь, что Зорох напряженно готовился к Встрече: в первые часы после высадки на Химере он действовал быстро и уверенно. Это не только результат отличной профессиональной подготовки. Be всем, что делал Зорох, угадывается еще и вдохновение. Зорок знал: вот она, долгожданная Встреча с “братьями по разуму”. При всей смелости и, я бы сказал, стремительности действий Зорох постоянно заботился о судьбе собранных им сведений. Каждые полчаса он выходил на связь с “Дау”. Случись что-нибудь с Зорохом, корабль сам ушел бы к Земле. Однако ничего не случилось. Порт Каменных Бурь встретил Зороха доброжелательно, но без особого интереса. Теперь это понятно: в каждом шаровом скоплении множество планет с самыми различными формами жизни [Вероятно, поэтому никто не посылает нам сигналов. “Внешние” цивилизации, находящиеся на периферии шаровых скоплений, направляют все усилия на получение информации от “внутренних”, более развитых, цивилизаций. Для них это важнее, чем ведущиеся наугад поиски маленьких островков разума]. Я постепенно подходил к этой мысли, а на Зороха она обрушилась внезапно… Говоря o величии разума, всегда имели в виду человека. Мы привыкли гордиться силой его разума. Сотни, тысячи лет это было фундаментом человеческого самосознания. Именно поэтому так обостренно реагировали на малейшую - даже чисто теоретическую! - возможность появления “более умных братьев”. До сих пор нет роботов, способных мыслить на уровне человека, но споры не затухают второе столетие. Да, мы охотно допускали, что во вселенной есть сравнительно более развитые цивилизации. У нас машины - и у них машины, но несколько лучше. У нас города - и у них города, но чуть побольше. У нас космические полеты - и у них космические полеты, но немного дальше… Можно понять, какая буря прошла в душе Зороха, когда рухнули эти привычные представления. Что ж, поняв однажды, что Земля не центр мира, люди выиграли беспредельную вселенную. Точно так же мы ничего не потеряем, узнав о неизмеримо обогнавшем нас Разуме. Приобретем же мы многое, и прежде всего понимание будущего. Рисуя будущее, романисты стремятся угадать детали - одежду, быт, технику. А какое это в конце концов имеет значение? Главное - знать цель существования будущего общества. Мы ясно видим цели на ближайшие десятки лет. Но необходима еще и дальняя цель - на тысячи лет вперед. “Высшая цель бытия”. Смысл долгой жизни человечества. Это очень важно, потому что великая энергия рождается только для великой цели. Предстоит долгий путь. Я даже приблизительно не могу сказать, сколько продлится путешествие к ближайшему шаровому скоплению. Быть может, сменятся несколько поколений. И хотя не исключено, что с какого-то момента нам будут помогать, рассчитывать надо на свои силы. Мы будем как экипаж корабля, пересекающего великий и бурный океан вселенной. Нет смысла преуменьшать трудности: будут штормы и будут тяжелые вахты. Дорогу в зазвездные дальние дали осилит лишь объединенное человеческое общество, навсегда покончившее с войнами и бесполезной тратой энергии. Общество, которое обеспечит условия для наилучшего развития каждого человека. Вероятно, об этом думал и Зорох. Последние снимки сделаны ночью. Место, где стоит планер, освещено снизу мягким светом. Впечатление такое, будто свет пробивается сквозь очень толстое голубоватое стекло. А наверху - звездное небо. Зорох сидит у планера и смотрит на звезды. До сих пор не знаю, как Зорох говорил с Кругом. В восстановленной части сообщения об этом не сказано. Впрочем, если моя гипотеза верна, мы обязательно получим повторное сообщение с “Дау”. Как я уже говорил, автоматы “Дау” должны были повторять сообщение каждый месяц. И если повторные сообщения запаздывают, значит, “Дау” удаляется от Земли. На корабле свой счет времени; полгода на Земле могут оказаться пятнадцатью-двадцатью днями по корабельному времени. Машина, выбравшая Зороха командиром “Дау”, не ошиблась: встретив - первым из людей - разум чужого мира, Зорох не был подавлен его мощью. Неизмеримое превосходство чужого разума не парализовало веру Зороха в разум и возможности человека. Отправив сообщение к Земле, Зорох ушел на разведку дороги, которой когда-нибудь пройдем все мы. Уже сегодня, сейчас, вот в этот миг, сквозь бескрайнее черное небо идут тысячи и тысячи планетных систем. Идут, чтобы объединиться и перестроить вселенную. Настанет и наш час. Небо, привычное небо, дрогнет, и, как облака над высокими мачтами, поплывут созвездия, медленно теряя знакомые очертания. А впереди будут разгораться новые звезды, сначала едва видимые, но постепенно набирающие яркость. Их будет все больше, этих звезд, они заполнят небо, наше новое небо, в котором мы будем жить. |
||
|