22 Похищение

Время бежало незаметно, а Леа тем временем бродила по тропам, которые не вели ни к какой определенной цели. Она касалась воспоминаниями резкого щелчка маминой зажигалки — ритма своего детства, остановившись в том месте, где роились обрывки стихотворений, тексты песен и впечатления от картин. Она неожиданно долго простояла перед коллажем, собранным из ментальных моментальных снимков Адама: его улыбающиеся губы… профиль — словно вырезанный из бумаги… упрямо наморщенный лоб… расслабленные черты его лица, незадолго до того, как он уснул. Обнаружив отрезок, где он выглядел смущенным, она обрадовалась особенно сильно — сущая диковинка. Ее несло дальше, мимо обрывков разговоров, игры красок летнего коктейля, который заказывала для нее Надин, нежное прикосновение к плечу, пока ее не обхватила темная озерная вода и не превратила все в бесконечно одинокий пейзаж.

Леа настолько глубоко погрузилась в свою внутреннюю вселенную, что не отреагировала, когда ее крепко обхватили за талию и закрыли рукой рот. И только когда до ее сознания достучались определения «потный» и «мягкий», ее выбросило обратно, в реальность.

Адам никогда не был ни «потным», ни «мягким»!

Шипение, похожее на звук понемногу выпускаемого из баллона воздуха, окончательно вырвало ее из задумчивости. Она заморгала и уставилась на пару толстых, словно сосиски, пальцев, которые только что отняли металлически поблескивавший предмет от шеи Адама, где теперь расплывалось кроваво-красное пятно. Его искаженные от боли черты лица расслабились в тот же миг.

— Можно сказать, что это было даже слишком просто, — послышался гнусавый голос, показавшийся Леа неприятно знакомым. — Ну, и, конечно, просто классически. Потому как что нужно делать с опасной сторожевой собакой? Оглушить ее прежде, чем она успеет наброситься на тебя.

Хотя все внутри у нее кипело от ярости и отчаяния, она не предприняла ни единой попытки стряхнуть руку, зажавшую ей рот. Кто бы ни держал ее сзади, он был, бесспорно, очень силен. Вместо этого она перенесла все свое внимание на фигуру, сидевшую на корточках на уровне ее глаз: Адальберт. Тот самый Адальберт, который несколько лет назад своим нападением на Этьена Каррьера сделал для нее очевидным, на что способен демон, сидящий внутри Адама.

Лицо Адальберта было так близко от нее, что можно было разглядеть каждую зарубцевавшуюся ямку на его обожженном лице. Он смотрел ей в глаза, предвкушая увидеть в них ужас и отчаяние. Но такого удовольствия Леа ни в коем случае доставлять этому мерзавцу не хотела. Кроме того, она была слишком взволнована, чтобы испытывать страх: Адальберт застал ее врасплох и тем самым осквернил своим присутствием чудесное утро, которое должно было принадлежать только ей и Адаму. За это она злилась на него еще сильнее, чем за то, что ему удалось без особых усилий схватить ее.

Сузив глаза до щелочек, она презрительно уставилась на похитителя. Тот покорно вздохнул, грубо схватил Адама за все еще влажные волосы и потянул из стороны в сторону. Когда не последовало ни малейшей реакции, он отпустил его, и Адам рухнул на колени Леа. Девушка сжала зубы: голова казалась тяжелой как камень. Где бы сейчас ни находился Адам, со своим телом связи у него явно не было.

Из нагрудного кармана своего тропического костюма Адальберт выудил носовой платок и демонстративно вытер о него пальцы.

— Этот уже не очухается, даже если его засунут ногами в духовку, — заявил он тому, кто стоял на коленях за спиной у Леа и держал ее — хотя уже и не слишком крепко.

Внезапно рядом с Адальбертом возникла крысиная мордочка Майберга, как будто он прятался за деревом и ждал только того, чтобы господин дал ему отмашку. Он тут же принялся убирать Адама с колен Леа. При этом он подчеркнуто старался не касаться ее, словно она была больна чем-то очень заразным. Несмотря на страх, сквозивший в каждом его движении, Майберг не удержался, чтобы не прошипеть ей:

— Веди себя хорошо, дрянь такая!

Леа не знала, кто из этих двоих вызывает у нее большее отвращение: грубый Адальберт или его мерзкий помощник. Вид обнаженного беспомощного Адама, лежавшего у ее ног, едва не свел ее с ума.

— Что вы собираетесь делать с нами? Наверное, где-нибудь среди деревьев стоит емкость с кислотой? — спросила она, опасаясь получить ответ.

— Нет, от того, чтобы расчленить вас обоих нас удерживает лишь сознание, что вы будете страдать значительно дольше, чем в случае с кислотной ванной. Вас очень хочет видеть мой наставник; в конце концов, он уже знает достаточно много необычного о тебе и твоем бешеном дружке. Насколько я слышал, Акинора едва не сошел с ума. А вы оба внезапно как сквозь землю провалились. Ну, теперь-то мы вас поймали, не так ли?

Адальберт был, очевидно, крайне доволен собой, и внутри у Леа все сжалось от ярости. Как раз в тот самый миг ее невидимый страж с удивительной легкостью поднял ее. Она размахнулась ногами и изо всех сил ударила, не разбирая куда. Адальберт быстро ретировался, но, к ее несказанной радости, ей удалось задеть локоть Майберга. Его визг и детское возмущение в глазах немного остудили ее ярость.

Внезапно у нее из легких словно ушел весь воздух — страж пробудился ото сна. На секунду у нее потемнело в глазах — настолько сильной была хватка его рук.

— В следующий раз мы будем реагировать немного быстрее, не так ли, Рандольф? — Адальберт вновь выудил свой платочек и вытер пот со лба.

— Конечно, — прозвучал несколько меланхоличный ответ. Когда к Леа вернулось зрение, ей удалось краем глаза увидеть своего стража. Массивное лицо и коротко стриженые волосы, выше нее на целую голову. На ум тут же пришло сравнение с бульдогом, впрочем, увеличенным до гротескных размеров, однако это сравнение как нельзя лучше подходило к тяжелой руке с бесчисленным множеством рыжих волосков, которой он держал ее словно в тисках. Пара безжизненных глаз равнодушно смотрела на нее — похоже было, что, по крайней мере, этот великан не держит на нее зла из-за недавней вспышки гнева.

Тем временем Майберг снова принялся за потерявшего сознание Адама. Для Леа осталось загадкой, что именно он исследовал, водя пальцами по обнаженному телу. Очевидно, Адальберт тоже этого не понял, потому что пнул Майберга носком туфли. Помощник неохотно убрал руки.

— У Майберга слабость к существам, которые ничего не могут сделать. Не особенно приятная черта характера, но, в конце концов, всем нам нужно что-нибудь для сильной мотивации, — пояснил Адальберт, словно читал лекцию о жизненной несправедливости, сидя у каминного огня. На это Леа ответила ему только презрительной ухмылкой, которая, похоже, не произвела на Адальберта особого впечатления. — Вы двое были так умилительны в своем уединении. Так что неудивительно, что в Майберге пробудились давно забытые чувства. Пусть даже его бурные фантазии наверняка бы вам не понравились.

Мужчина стряхнул со своего плеча волосок, что впрочем было больше похоже на то, что он хочет поздравить себя со столь гениальным изложением вопроса. Леа содрогнулась.

— Такая красивая пара, на природе. Кто бы мог подумать, что Адам позволит себя приручить? Я запомнил его с оскаленными зубами и окровавленными кулаками. Готового в любой момент спустить свое бешенство с цепи. Чего только не сделают колени смертной женщины… Вообще-то это — хм… отрезвляет. В некоторой степени лишает величия, если вы понимаете, о чем я говорю. Идешь на такие расходы, чтобы посадить его на цепь и вреда особого не причинить. А тут выясняется, что он превратился во льва, который чувствует себя в раю. Мирно лежит рядом с ягненочком.

— Адальберт, — сказала Леа, сознательно копируя ленивый, нагловатый тон. — Ты потеешь, и пока ты совершенно не испортил свой хорошенький костюмчик, нам стоит тронуться наконец в путь. Итак, есть ли еще что-то, что ты обязательно должен сказать? Какую-нибудь самодовольную дурость, вроде как тогда, во время нашей последней встречи, прежде чем Этьен задал тебе жару?

Адальберт обнажил зубы, что, вероятно, должно было означать, что ни одно из слов Леа не пробило его внутренний защитный барьер.

— Я бы охотно предложил тебе снотворное, чтобы тебе не пришлось терпеть наше присутствие. Но боюсь, что оно слишком сильное для твоей конституции. Или ты настаиваешь? — Он вопросительно поднял брови.

Леа удержалась от ответа.

Хоть плачь: все эти годы Адам думал только о том, как добраться до этого человека. И как раз тогда, когда он оставил бесплодные попытки отыскать его и начал устраивать свою жизнь, Адальберт тут как тут — выскакивает словно черт из табакерки. Однако не похоже, чтобы Адальберт действовал по собственному почину. За ним стоит кто-то, кто-то с возможностями и интересами, выходящими далеко за пределы мести — кто-то, давший Адальберту в руки пистолет с наркотиком, потому что ему не интересно вылавливать останки Адама из сосуда с кислотой. А для нее, очевидно, не был предусмотрен даже наркотик. Никаких примесей в крови, никакого риска, чтобы с ней что-либо произошло.

Леа казалось, что она застряла в бесконечной петле, отвлекаемая только жужжанием мотора и прерывистым дыханием Майберга. Пейзаж за тонированными стеклами авто проносился мимо, словно раздвижные кулисы в театре, нереальный и чужой. Эта странная поездка время от времени прерывалась, когда Адальберт останавливал машину и без лишних слов садился к ним на заднее сиденье. Грубым жестом убирал Адаму волосы с шеи, чтобы всадить следующую дозу наркотика.

Каждый раз, когда раздавалось шипение опустошенного патрона, внутри у Леа все болезненно сжималось. Один раз на месте укола образовался кровоподтек величиной с монету и начал быстро расходиться, словно капля чернил в стакане воды. Но прежде чем она успела определить форму пятна, демон залечил маленькую ранку. Борьба с наркотиком, очевидно, была для него очень тяжелой. В любом случае, Адам даже не вздрагивал, когда шприц пробивал кожу на шее, и жидкость под высоким давлением устремлялась прямиком в ткани.

Когда они были еще у озера и Адальберт перетягивал ей запястья синтетической веревкой, великан по имени Рандольф астматически хрипящий Майберг занялись Адамом. Но уже через несколько шагов безжизненное тело, которое Майберг жал под мышками, выскользнуло у него из рук, и голова и плечи Адама тяжело рухнули на мощеную камнями дорожку. Увидев это, великан нахмурился и присел. Взвалив потерявшего сознание Адама себе на плечи, он поднялся с дрожью в коленях и поплелся к домику, а Майберг крался за ним на расстоянии нескольких шагов и задумчиво потирал руки.

Леа в свою очередь позволила этому воплощенному самодовольству по имени Адальберт толкать себя по усыпанной щебнем дорожке, не оказывая ни малейшего сопротивления — да и зачем? Даже если бы ей удалось сбежать от Адальберта, то оставался открытым вопрос о том, как освободить восьмидесятикилограммового мужчину, который к тому же еще и без сознания, плюс — убежать с ним. А без Адама никуда она не пойдет.

Осознав этот факт, она стоически позволила втолкнуть себя на заднее сиденье автомобиля. Впрочем, спокойствие оставило ее, когда она увидела, как похитители обращаются с Адамом. Когда великан швырнул его на пол машины, словно это всего лишь багаж, она запустила ногти в обшивку сиденья. Затем внутрь забрался Майберг и грубо перевернул Адама на живот. Так ему легче было подогнуть его ноги, чтобы можно было закрыть дверцу. При этом его пальцы бродили по коже Адама дольше, чем это было необходимо. Леа очень хотелось издать боевой клич, обрушиться на Майберга и пару раз как следует прищемить дверцей его грязные лапы. Но тут Рандольф, опустившийся на сиденье рядом с ней, положил свою тяжелую руку ей на плечо.

Затиснутая между великаном и Майбергом, она сидела сзади в машине. Домик ее отца становился все меньше и меньше, пока наконец совсем не скрылся за деревьями, и она осторожно просунула кончики пальцев ног под ребра Адама. Через тонкую ткань балеток слабо чувствовалось тепло его тела.

— Вы не могли бы хотя бы накрыть его одеялом? — бесцветным голосом спросила она.

— Ему это не нужно, — прогнусавил Майберг. От Леа не укрылось возбужденное выражение, на миг промелькнувшее на его крысиной мордочке.

Через некоторое время она заметила, что Майберг подчеркнуто пытается держаться от нее подальше. Если их плечи нечаянно соприкасались, он отстранялся, словно его било током. А еще его бедро все время подпрыгивало, изо всех сил стараясь не качнуться в сторону и не задеть Леа. Она в свою очередь тоже стала прилагать максимум усилий к тому, чтобы избегать какого бы то ни было соприкосновения — уже только потому, что этот мерзкий тип внушал ей отвращение. Но чем чаще масленые глазки Майберга останавливались на Адаме, тем больше она начинала беситься.

Леа перенесла вес тела в направлении помощника Адальберта и восхищенно заметила, как тот отпрянул и вскоре уже сидел, скрючившись и вжавшись в стенку автомобиля. С холодной расчетливостью она вонзила локоть ему в бок и постаралась грудью прижаться к его плечу. Затем, остановив волнующе приоткрытые губы в нескольких сантиметрах от его побелевшего лица, она прошептала: «Простите». Поскольку Майберг только слабо пискнул в ответ, она продолжала наступление, принимаясь тереться своим коленом о его, а рука ее тем временем медленно поднималась к бедру. Девушка наслаждалась паникой в глазах Майберга.

— Здесь так тесно, — прошептала она ему своим самым сексуальным голосом.

— Ты же нарочно делаешь это, тупая мерзавка, — вырвалось у Майберга. Пытаясь сбежать, он перебрался через спинку на переднее сиденье, проявив при этом изрядную ловкость. Леа удовлетворенно отметила, что Майберга все еще трясло от отвращения, когда Адальберт попытался отправить его обратно, на старое место. Но никакие угрозы и ругательства не помогли — Майберг остался впереди.

— Теперь-то ты успокоишься, да? — рыкнул Леа на ухо великан. Во время этой маленькой сценки он никак и ни на что не реагировал. Да и сейчас его толстые щеки неподвижно свисали, а водянистый взгляд не выражал никаких чувств.

Леа едва заметно кивнула и с удовлетворением откинулась на спинку. Даже если их поймали и нет никакой надежды на спасение — нельзя ведь позволять делать с собой все что заблагорассудится.

С тех пор как они оставили домик у озера далеко позади, автомобиль двигался на север и поздно вечером проехал заброшенный пограничный пост. Когда наконец наступила ночь, они уже неслись по скоростной трассе, которая вела через бесконечные леса. Единственным разнообразием были щиты, предупреждавшие о звериных тропах, и время от времени вспыхивавшие фары других машин. В какой-то момент Леа уснула.

Когда она проснулась, машина стояла, а через открытую дверцу водителя в салон влетал свежий ветер с ароматами смолы и мокрой листвы. И едва заметный запах соли.

Через прикрытые веки Леа попыталась окинуть взглядом окружающий мир за пределами автомобиля. Похоже, уже перевалило за полдень, потому что появившееся на миг из плотных облаков солнце стояло довольно низко. Шел небольшой дождь, размывая контуры предметов. Очевидно, они съехали со скоростной трассы и теперь стояли в конце усыпанной щебнем дорожки, окруженной высокими деревьями.

Леа было неприятно, когда она обнаружила, что во сне прижалась к Рандольфу. А он даже обнял ее за плечи, как старший братишка. Она с трудом подавила желание стряхнуть руку — ведь в жесте великана было что-то заботливое и совершенно невинное. Поспешно отыскала взглядом Адама, который продолжал лежать в той же позе, что и накануне, затем перевела взгляд на лобовое стекло, перед которым как раз, словно по мановению волшебной палочки, открывалась решетка высотой в человеческий рост. На заборе из проволочной сетки, терявшемся меж деревьями, висел плакат, красно-белая краска которого была изъедена ржавыми пятнами. Тем не менее Леа сумела разобрать слова: «Частная собственность — вход воспрещен».

На первый взгляд ограда производила впечатление заброшенности, но она заставила бы любого путешественника обойти забор десятой дорогой. Колючая проволока на заборе делала невозможным его преодоление. Кроме того, единственной интересной вещью за забором был поржавевший ангар из гофрированной стали, двери в который стояли нараспашку и открывали взгляду зияющую пустоту. Ангар жался к скале, словно груда позабытого металлолома. Такой унылый вид не вселит жажду приключений в кого бы то ни было, в этом Леа была уверена. Интересно, зачем только Адальберт приволок ее в эту глушь? Она закусила нижнюю губу, пытаясь разобраться в происходящем.

Они въехали внутрь, решетка закрылась, автомобиль запрыгал по покрытой гравием дорожке. Адальберт набрал на мобильнике последовательность цифр, и задняя стенка ангара отъехала в сторону, открывая взгляду темный туннель, достаточно большой, чтобы мог проехать автомобиль.

Свет фар освещал теряющиеся в темноте серые стены. При мысли о том, что они едут в эту черную дыру, а за ними закрывается выход в мир, Леа зажмурилась от испуга. Великолепно укрытый туннель на ничейной земле, ведущий внутрь горы, пробудил ее фантазию. Но клаустрофобные видения, с невероятной скоростью пронесшиеся перед внутренним взором, помогли мало: ее прошиб холодный пот.

И точно: туннель спускался. Пока автомобиль продолжал движение внутрь, у Леа желудок начинал подступать к горлу. В отчаянии она прижалась лицом к груди Рандольфа, а тот в свою очередь, успокаивая, принялся гладить ее по спине, словно она была маленькой девочкой, которая только что испугалась Черного человека.[13] Когда автомобиль наконец остановился, он осторожно отстранился от нее и перевел в вертикальное положение.

Не успела Леа прийти в себя, как ей на голову набросили черный платок. Она от испуга автоматически сделала глубокий вдох, и легкая ткань залепила ей рот и на мгновение прилипла к губам и зубам. Прохладное, гладкое покрывало, грозившее закупорить ей дыхательные пути. Девушка издала жалобный стон.

Ее тут же грубо схватили за плечи и несколько раз встряхнули.

— Не переживай, девочка, — услышала она раздраженный голос Адальберта. — Через шелк великолепно дышится. Мы не собираемся тебя душить, ты ведь такой ценный груз. Но где находятся выходы из системы пещер, тебе знать не обязательно. Даже если ты и не покинешь подземелье живой.

И с этими словами Леа вытащили из машины. При этом она наступила на что-то, что инстинктивно определила как незащищенную пятку Адама. Она попыталась быстренько перенести вес, но поскользнулась и послышался негромкий треск. Сознавая свою вину, она вздрогнула.

— Шевелись, Майберг! — тем временем ругался Адальберт. — Поможешь Рандольфу нести парня. Он все еще в отключке.

Не сопротивляясь, она позволила Адальберту вести себя, а наброшенный на голову платок приглушал все пять чувств, как будто ее укутали в вату. Каждый раз при вдохе воздух медленно пробирался по носоглотке, пока не становилось совсем плохо. До ее слуха еле слышно доносилось негромкое гудение неоновых ламп и шарканье приволакивавшего ногу Адальберта. Она невольно спросила себя, не осталась ли его хромота в память о той ночи, когда он много лет назад столкнулся с Адамом. Но кто может знать, какими темными тропами с тех пор ходил Адальберт? По крайней мере, что касается техники, она сильно усовершенствовалась в той области, где нужно было повергнуть бессмертного.

Позади раздавалось тяжелое дыхание великана Рандольфа, который, похоже, опять тащил Адама один — после очередной неловкости Майберга. Леа испуганно прислушивалась к стуку, оказывавшему, что долго он тяжелую ношу один нести не сможет. «Если силы оставят его, то он не станет осторожничать с Адамом», — подумала она.

Внезапно до ее слуха донеслось странное переплетение звуков. Сначала — слабые и не связанные между собой, затем — все четче и четче… Кто-то от души ругался на языке, который Леа не могла определить… Второй пронзительно кричал, словно подражал птице… Кто-то читал бессмысленные стихи… Глухим шепотом, словно откуда-то из глубины, ее слуха достигали звуки. Спрятанные, запертые голоса, они путались, манили: подойди ближе, давай играть, посмотри, что я припас для тебя. Подойди, дай я тебя потрогаю, уведу, принесу в жертву! Словно тысячи жадных пальцев касались Леа эти голоса, сливаясь друг с другом и пытаясь друг друга перекричать. Оглушительная путаница, происходившая из одного-единственного источника: неугасимого желания демона получить кровь, которая находится так близко и в то же время так недосягаема, что желание превращается в безумие.

Леа готова была уже зарычать: «Да заткнитесь же наконец!» — ей было совершенно не важно, насколько смешной покажется эта ее попытка. Но, может быть, таким образом удастся убрать хоть немного давления, которое оказывали на нее толщи земли и камня, находившиеся у нее над головой. Голоса превращали и без того сильное ощущение, что она поймана, в невыносимое. Выдавливали воздух из легких. Она закашлялась, услышала, как шум, с которым дыхание вырывалось из ее груди, смешался с гулом голосов. Внезапно Адальберт остановился, схватил ее за плечи и грубо встряхнул. На миг Леа показалось, что она вот-вот потеряет сознание, а потом с удивлением обнаружила, что вокруг все стихло.

— Они любят проделывать это с новичками, — пояснил Адальберт. А потом развязал ей запястья.

Рядом с ними Рандольф с таким стоном, словно в нем что-то вот-вот должно было разорваться, опустил тело Адама на пол. Адальберт слегка подтолкнул Леа, и внезапно пол под ее ногами превратился в качающиеся доски.

— Держись крепко! — довольно проскрипел Майберг.

Леа инстинктивно расставила руки, поймала поручень и изо всех сил ухватилась за него. Дальше — миг невесомости. Падение в пустоту, а затем доски под ее ногами обрели опору. Еще один толчок в спину; она закачалась и неудачно приземлилась на четвереньки. Под одной рукой ощутила гальку, под другой — обнаженную кожу — грудь Адама. Беспомощно всхлипнув, она ухватилась за него.

— Добро пожаловать в клетку для хищников, — раздался на некотором отдалении дающий слабое эхо гнусавый голос Адальберта где-то высоко над ней.

Небрежным движением Леа сбросила мешок с головы и убрала волосы с глаз. Недоверчиво огляделась по сторонам: ее высадили в скалистой местности. «В огромной пещере», — поправилась она, переведя взгляд на неровный потолок. Итак, вот какова была их цель: закрытый каменный мир в самом сердце земли.

На недосягаемой высоте располагались прожектора, которых, впрочем, не хватало для того, чтобы осветить все пространство. Кроме того, источники света мягко покачивались на столбах, к которым они были прикреплены. Результат — тяжелая для глаз смесь из сумерек и черных пятен, которые на доли секунды обретали контуры, а потом сразу же исчезали снова.

Она неуверенно осмотрелась; об истинных размерах этой тюрьмы можно было только догадываться: тени и крупные валуны закрывали обзор. Пол был покрыт канавками и галькой. Прохладный воздух не двигался, подчеркивая своей тяжестью заброшенность этого каменного мешка. Впечатление усиливалось от слегка вогнутых стен, которые в любой момент грозились уступить нечеловеческому давлению и рассыпаться на тысячи кусочков. И это безумное впечатление, и чувство опасности постоянно нашептывали Леа о том, что нужно бежать. Это место не было предназначено для того, чтобы в него входили люди. Здесь должна была царить вечная темнота. Перед ее внутренним взором промелькнуло видение подводного мира, подчеркнутое запахом соли.

Леа стряхнула видение, словно неприятное прикосновение. Она обнаружила ручей — словно кто-то пробил в каменном полу жилу; поток воды змеей вился через центр пещеры, исчезая затем в скале. В отверстие в камне была вделана железная решетка. Но даже если бы не было этих покрытых ржавчиной прутьев, медленно текущий ручей не открыл бы Леа путей к бегству. И не касаясь ее пальцем, девушка понимала, что вода просто-напросто ледяная. Даже Адам не нырнул бы в эту тьму. Потому что кто может знать, куда течет этот поток? Каково это — застрять в узком месте подводного туннеля и не смочь вернуться, потому что сложно плыть против течения?

Она невольно вздрогнула.

Прямо перед ней гладкая словно зеркало, изогнутая во всех мыслимых направлениях скала поднималась метров на пять в высоту и заканчивалась уступом. Там наверху стоял Рандольф, закреплявший люльку, похожую на ту, что используют в голливудских фильмах мойщики окон: клетка с простым дощатым полом и поручнями, которые с грехом пополам давали возможность держаться. Кроме того, она увидела Адальберта, который, прежде чем уйти, послал ей воздушный поцелуй.

— Давай, убирайся уже, — прошептала она, обхватив себя руками. На самом деле в этот миг ей хотелось бы, чтобы Адальберт со своими высокомерными манерами продолжал сводить ее с ума, вместо того чтобы бросить ее в этом огромном склепе с потерявшим сознание Адамом.

Существует ли действительно там, внизу, хищник, как намекал Адальберт? Прячется ли он за скалой или в черной, медленно текущей воде? Их так долго везли сюда только затем, чтобы скормить какому-то чудовищу?

Леа заметила, что дыхание у нее опять начало прерываться, словно воздух, едва достигнув легких, вынужден был быстро выйти наружу. Перед глазами плясали черные круги, кожу покрыл холодный пот. Она бессильно опустилась на пол рядом с Адамом и обхватила его. Прижавшись щекой к его лицу, она отчаянно цеплялась за его равномерное дыхание и грелась от жара, которое излучало его тело. А потом тихо заплакала.