16 Настоящая ложь

По дороге к автомобилю Адама, стоявшему прямо перед главным входом в дом с распахнутыми настежь дверями, их встретила Меган. Адам ненадолго отпустил плечо Леа и обменялся с Меган несколькими тихими фразами, затем помог Леа сесть в машину.

Они молча ехали по направлению к центру города, когда внезапно Адам остановил машину у обочины и вышел. Все еще взволнованная опасной перепалкой, свидетельницей которой только что стала, Леа тоже вышла. Потребовалось время, прежде чем она поняла, куда он привез ее: в самый оживленный квартал города, на окраине которого находилась и ее собственная квартира.

Леа любила это разделенное на небольшие части сплетение улиц, где в любое время дня и ночи постоянно находились толпы народу. Она любила книжные магазины, которыми управляли личное тщеславие и вышедшая из моды уверенность, что человечество нужно образовывать и переселять в далекие миры. Ей нравилось забавное смешение овощных лотков, салонов татуировок и магазинов секонд-хенда точно так же, как и цветное семейство, волочащее за руку хнычущих детей или вытаскивающее откуда ни возьмись стопку виниловых пластинок. Это был ясный, хотя и несколько прохладный весенний день. Некоторые кафе выставили на тротуар столики и стулья, а множество прохожих пользовались возможностью поймать хотя бы несколько солнечных лучей.

Шумная завеса из болтовни, гула машин и обрывков музыки успокаивала нервы. Но не успела она спокойно вздохнуть, как перед глазами возникла картина: Пи постукивает по полу тщательно налакированными ногтями. Леа остановилась посреди улицы и не отреагировала, когда Адам внезапно грубо схватил ее за локоть и оттащил в сторону.

— Что это значит? — рассерженно спросила она. Вместо ответа Адам просто указал ей на паренька на скейте, который едва не сбил ее с ног. Теперь он, обернувшись через плечо, крутил пальцем у виска. Леа негромко рассмеялась.

— Ну и ну, — сказала она и прижалась к Адаму, а тот даже не отшатнулся.

Это он хорошо придумал — остановиться здесь. Потому что вид этого пульсирующего мира повседневности дал Леа возможность перевести дух и стряхнуть с себя накренившийся космос дома-кубика. В этот миг Леа не хотелось ничего иного, кроме как бродить остаток своей жизни по оживленным улицам квартала и размышлять о том, что нужно купить картошки и оплатить растущий счет за электроэнергию.

Ощутив прилив сил, она ускорила шаг, и Адам обеспокоенно посмотрел на нее, словно опасался, что это окажется признаком скорого надлома. Потом они некоторое время шли рядом, погруженные каждый в свои мысли, словно представляли собой естественную составляющую жизни улиц, а не двух беглецов, на краткий миг нашедших укрытие в реальности.

В хлебном ларьке Адам купил рогалик с марципаном, в который Леа с опаской вгрызлась, когда они присели на лавочку в парке. Когда ее вкусовые рецепторы восторженно отозвались на всепоглощающую сладость марципана, Леа с облегчением заметила, что снова живет. Впрочем, с этим осознанием пришло и понимание того, в чем обвинял ее Пи. Обвинения, которые Адам охотнее всего отмел бы силой.

Она жевала рогалик и делала вид, что наблюдает за целующейся взахлеб парочкой на пороге магазина, а сама слово в слово припоминала перепалку, случившуюся между Адамом и Пи.

— А когда именно ты отказался от плана использовать меня в качестве наживки?

Хотя Адам в принципе должен был быть к этому вопросу готов, он вздрогнул так, будто Леа внезапно ткнула его пальцем под ребра. Его лицо тут же побелело, а вокруг глаз, глядевших прямо перед собой, залегли напряженные морщинки. Он сидел, положив локоть на спинку скамьи, и свисавшая рука слегка подрагивала. Все указывало на то, что Адам давно опасался, что она задаст этот вопрос.

Понимая, что он будет упрямо молчать, Леа принялась развивать мысль дальше:

— Итак, история о том, что ты с такой помпой ввел меня на праздник Пи только затем, чтобы дать всем понять, что я принадлежу только тебе, оказалась ложью. Ты хотел, чтобы на меня обратили внимание. Все те разы, когда ты таскал меня за собой, служили исключительно для того, чтобы кого-то приманить… — И только она произнесла эти слова, как осознала, что Адам со времен своего появления в городе ни разу не пришел только потому, что хотел побыть рядом с ней. Речь шла исключительно о том, чтобы выставить ее напоказ, использовать ее для какой-то неведомой цели. Боль, которую принесло это понимание, навалилась на нее с такой силой, словно она получила удар током в висок.

Несмотря на все ссоры, страх и прошлые неприятности, Леа всегда думала, что есть нечто большее, что связывает ее с Адамом. Только благодаря этой надежде она вообще могла выносить весь этот бред. Теперь же понимание того, что она для Адама была только средством для достижения некой цели, что он бессовестно лгал ей, и близость к ней была всего лишь приятным дополнением, сжигало Леа изнутри — с такой силой, словно в ней бушевал уничтожающий все на своем пути огненный шар.

Пока она, сидя совсем рядом с ним, постепенно прекращала существовать, Адам быстро покачал головой.

— Так ведь было только поначалу. Но даже не… — начал он, запинаясь, и Леа стоило невероятных усилий по-настоящему прислушиваться к нему. — Когда я приехал в этот город, я убедил себя в том, что разыщу тебя только потому, что ты мне кое-что должна и теперь самое время расплатиться по счетам. Это я тебе и сказал тогда в баре, хотя к тому моменту я и сам в это не верил. Но я был слишком зол, чтобы признаться в этом даже себе… Эта злость с течением лет стала как бы самостоятельным существом и влияла на весь мой ход мыслей. И места для чего-либо другого уже не оставалось, — все быстрее и быстрее сыпались из него объясняющие слова. — Я никогда ведь не скрывал того, что не доверяю этим чувствам к тебе. А то, что произошло тогда в доме Этьена, ни в коем случае не улучшило ситуацию. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что я спас бы Этьена той ночью, если бы не бросился за тобой, словно влюбленный идиот? И в довершение всего ты отвернулась от меня. Сплошные неверные решения, только я не могу повернуть все вспять.

— Тебе понравилось бы больше, если бы меня растерзала Трусс?

— Нет, я не это хотел сказать.

Краем глаза Леа увидела, как Адам мимолетным жестом провел по губам. Это простое движение создало близость, на которую были неспособны слова. «Как это ему все время удается», — спросила она себя, не зная, сердиться ли ей или поддаться очарованию.

Адам тем временем продолжал.

— Но здесь, в этом городе, мне наконец предоставляется возможность все исправить. Я думал, что будет только справедливо, если ты — пусть даже невольно — посодействуешь мне в этом. В то же время я опять мог быть рядом с тобой и, тем не менее, спокойно смотреть сам себе в глаза.

Хотя уязвленная гордость подталкивала ее к тому, чтобы устроить скандал, Леа продолжала сидеть на скамье. Она была просто слишком утомлена, чтобы нарычать на Адама и в конце концов повернуться и, преисполнившись презрения, уйти. Ей очень хотелось прижаться к его плечу и немного поплакать. Она пыталась разобраться в его объяснениях. Но все было слишком сложно, и она чувствовала себя буквально выжженной изнутри для такого внезапного проявления чувств.

Ее взгляд скользил по рядам домов, останавливаясь на горшечных растениях, стоящих на подоконниках, поблекших граффити, вновь возвращаясь к влюбленной парочке, продолжавшей безудержно целоваться. Из ставшего недавно вновь популярным магазина пластинок на углу, где дверь всегда стояла нараспашку, если покупатели не закрывали ее за собой, доносилась старая поп-песня:

Прежде чем Леа удалось из чистого чувства самосохранения переключиться на что-нибудь другое, строфы песни проникли через слуховые проходы в ее сознание. Боже мой, почему этот альбом еще не рассыпался в прах? Как будто кто-то заплатил за то, чтобы подобрать к этой сцене подходящую звуковую дорожку.

— Я тебя не понимаю, Адам, — бесцветным голосом произнесла она наконец. — К чему весь этот театр? Тебе ведь даже не нужно было мне лгать. Ведь у меня не было иного выхода, кроме как покориться твоей воле.

— Ты меня не слушала, Леа, — мягко ответил он. — В этой игре я выложил на стол многие карты. Я не признавал только того, что использовал тебя, чтобы привлечь определенное внимание. Но не потому, что опасался, что ты откажешься подыграть. А потому, что обманывал сам себя.

Он остановился и стряхнул крошки от рогалика с ноги Леа, но это было больше похоже на нежное прикосновение. Чтобы Адам не оставил там руку, Леа закинула ногу на ногу, и он убрал ладонь, причем на лице его не дрогнул ни один мускул. Прежде чем продолжить, он слегка сжал губы.

— Я убедил себя, что ты — инструмент, которым нужно только правильно воспользоваться. Для того чтобы мой план сработал, ты должна была быть целиком поглощена нашими отношениями. Это не считая того, что ты менее убедительно играла бы роль моей спутницы, посвяти я тебя во все подробности: Вместо того чтобы смотреть на меня влюбленными глазами, ты бы дулась, и всем было бы ясно, что тебя заставляют быть рядом со мной.

— Смотреть влюбленными глазами? Я тебя умоляю! Ты меня заставил сопровождать тебя, — неуверенно вставила Леа.

Впервые с тех пор, как он вошел в комнату в доме Пи, Адам посмотрел прямо на нее. Темно-зеленые глаза вспыхнули, и у Леа что-то закололо в районе солнечного сплетения, распространяясь выше, словно поток лавы, в область декольте. Напряженное лицо Адама тут же озарила понимающая улыбка.

— Тебе не кажется преувеличением выставлять меня лжецом в то время, как ты сама пытаешься рассказывать мне сказки?

По зеленым искоркам пробежала тень, когда Леа молча отмахнулась от него, вместо того чтобы вступить в перепалку. В отличие от собственного тела, у нее просто-напросто уже не было сил для таких поддразниваний, пусть даже Адам всего лишь хотел вызвать ее улыбку.

Адам потер переносицу, затем помассировал ладонью нижнюю часть лица. Потом провел руками по векам и лбу и глубоко вздохнул.

— Самое безумное во всей этой лживой истории — то, что я сам хотел очертить себе строгие границы для того, чтобы держать тебя на расстоянии. У тебя есть такая особенность: ломиться в закрытые двери. Ты все время делаешь вид, что и воды не замутишь, а потом оказывается, что все должно быть по-твоему. Впрочем, должен признать, что в этой глупой игре для меня важнее всего была собственная гордость. Но осознал я это только тогда, когда стало уже слишком поздно что-либо менять. Тем не менее я начал делать это во время нашего похода в оперу… Ты помнишь Акинору? — Адам сделал паузу и продолжил только после того, как Леа слегка кивнула. — Ты — наживка, которую должен был проглотить Акинора. То, что я в последний миг увел тебя у него из-под носа, привело к тому, что сегодня Пи собирался проучить меня. Я рассказывал тебе после праздника у Пи о том, что некоторые из нас исчезают. Похоже на то, что кто-то интересуется определенными экземплярами нашего вида. А кто выделяется сильнее, чем противостоящий настойчивости демона? Тот, кто отказывается уничтожить человеческую сущность женщины, хотя демон хочет получить ее. Короче говоря, мы достигли желанного внимания.

Леа с усилием потерла виски, чтобы взбодрить последние резервы внимания. Ей интереснее было поговорить про мир чувств Адама, чтобы признание в любви пролило немного бальзама на ее израненную душу, но она понимала необходимость этих объяснений: это из-за нее он поссорился с непредсказуемым Пи, а там, снаружи, ходит кто-то неизвестный, проявляющий к Адаму опасный интерес. Тем не менее Леа не понимала, каким образом связаны между собой тоска Адама по Этьену и пропавшие без вести существа.

— То есть ты искал Адальберта и вышел в конце концов на Акинору? — попыталась она сделать вывод.

Адам кивнул.

— Можно сказать и так. Я знаю, проследить взаимосвязь сложно — мне стоило немалых усилий убедить в этом Пи, — но это верный след. Мне не стоило бы особенно гордиться этим, но я — хороший охотник. Акинора — ключик к незнакомцу, в тени которого укрылся Адальберт. Путь, который привел меня сюда, слишком запутан, чтобы пересказывать тебе сейчас. Пока скажу вот что: возможно, я зашел бы в своих поисках гораздо дальше, если бы, как и планировалось, преподнес тебя Акиноре на блюдечке с голубой каемочкой. Поэтому Пи и реагировал так бурно.

Подбирая слова, которыми можно было бы объяснить сложные связи, он делал вид, что пытается поправить Леа воротник. Но кончики пальцев словно невзначай скользнули между тканью и кожей и остановились на пульсе, который тут же учащенно забился. Это было крайне возбуждающее прикосновение, эффекта которого Адам, похоже, совершенно не осознавал. Мгновением позже он вновь опустил руку. Леа с тоской взглянула на него.

— Пи просто с ума сходит оттого, что не знает, кто стоит за этой тайной, — деловым тоном произнес Адам. Но по его голосу было слышно, что мысленно он занят совсем не этим. Его внимание было поглощено кончиками пальцев, которые он потирал друг о друга. — То, что кто-то способен проворачивать свои дела в обход Пи, вызывает просто животный страх. А наш друг-то воображал себя несокрушимым.

На миг по лицу Адама скользнула улыбка — очевидно, ему очень нравилась мысль об уязвимости Пи — после сегодняшнего разговора.

— И чем больше усложняются поиски великого незнакомца, тем больше нервничает Пи. Сначала он поддерживал меня в моих изысканиях просто для развлечения, но со временем это превратилось для него в идефикс, и из-за промедления он рвет и мечет. Но я решу задачу по-своему, не предлагая тебя Акино-ре в качестве подопытного кролика.

— Да что этому человеку, в конце концов, от меня нужно? К огромному смущению Леа Адам холодно улыбнулся,

и улыбка эта казалась почти сверхчеловеческой в сочетании с его прекрасным лицом.

— Твоей крови, конечно, — сухо сказал он, и по выражению его лица было ясно, насколько тяжело далось ему это признание. — Немногие люди способны носить в себе демона. Ты избрана, но не воссоединилась с демоном — какая удача для генетика и его работодателя. Для Акиноры ты — воплощенный ответ на вопрос о бессмертии, Леа. Бессмертие как ученого, так и человека — за это Акинора готов на большее, чем просто предательство.

Солнце медленно опускалось за горизонт, и прохлада, сочащаяся в щели между домами, загоняла людей в квартиры, а Леа узнала, что, согласно первоначальному плану, Акиноре собирались предложить сделку: немного ее крови в обмен на указание пальцем в направлении своего безымянного спонсора. Но затем Адам решился на отступление, потому что риск оценить было трудно. Почему это Акинора удовлетворится маленьким фиалом с кровью Леа, когда его наставник настолько влиятелен и богат, что даже Пи не удалось вычислить его, несмотря на свои многочисленные связи?

Внезапно Адам умолк, и Леа отчетливо ощутила, что есть что-то еще, не столь легко облекаемое в слова, как план воспользоваться ею в качестве наживки. Она смотрела на Адама и ждала, а тот вновь массировал небольшую складочку на переносице, словно желая отогнать неприятные воспоминания. Судя по удрученному выражению лица, это ему не удавалось. Затем он глубоко вздохнул, словно вооружаясь для решительного поединка. Леа почувствовала, что невольно задержала дыхание, стараясь ничем не отвлекать Адама от того, что он собирался сказать.

— Когда мы были в опере, я увидел в глазах Акиноры жадные искорки и вдруг осознал, что ни в коем случае не могу сделать этого шага. Использовать тебя в качестве ставки было бы полным предательством того, воплощением чего ты для меня являешься — а к этому я не готов. Когда я принял решение, то сначала готов был ударить сам себя. Что значит один этот шаг по сравнению со всеми остальными, которые я делал безо всяких угрызений совести? Но не важно, что происходило у меня в голове; какая-то неизвестная часть меня давным-давно взяла управление в свои руки.

— И что это за часть? — спросила Леа, замечая, что краснеет. Вообще-то она не хотела проявлять такое любопытство.

Несмотря на язвительную улыбку Адама, глаза его по-прежнему были печальны.

— Похоже, любовь Этьена к людям укоренилась во мне сильнее, чем я думал. Я выразился бы так: близость к тебе все сильнее и сильнее инфицирует меня вирусом человека.

— И это мучит тебя? — Да.

Теперь настал черед Леа язвительно улыбаться.

— Поэтому ты так злишься, когда речь заходит о том, что ты можешь внезапно уснуть.

— Это смена темы, — как и ожидалось, недовольно проворчал он. — У нас проблема, потому что я вывел Акинору на твой след…

— Почему тебе так неприятно говорить о сне? — продолжала настаивать Леа, теребя Адама за рукав, потому что тот просто смотрел мимо нее.

— …а Пи после нашей сегодняшней беседы наверняка не станет сидеть сложа руки…

— У тебя такое лицо, как будто я коснулась пальцами свежей раны. Спать и видеть сны — это же чудесно. — Когда Адам метнул на нее рассерженный взгляд, Леа попыталась сделать невинное выражение лица. «Рычи, рычи, — подумала она. — Я уже давно поняла, что ты меня не укусишь».

После того как Адаму не удалось подавить Леа, он решил продолжить:

— Да, так же чудесно, как и любовь. А к ней у меня всегда было особенное отношение. Но прежде чем мы начнем придумывать друг для друга ласкательные имена и выцарапывать на скамейке клятвы в вечной любви, давай лучше подумаем над тем, как убрать тебя с линии огня. Акинора здесь — меньшее из зол, потому что до сих пор он знает только твое имя и то, что ты занимаешься литературой.

При воспоминании о неприятном разговоре с азиатом Леа вздрогнула. И зачем ей понадобилось сообщать этому человеку о своей степени? В противном случае она сейчас была бы ничем иным, как просто лицом, а не собранием клеток, наполненных генетической информацией, к которой ему непременно нужно подобраться.

— Ты должна уехать из города до тех пор, пока я тут все не выясню и Пи не успокоится.

— Минуточку, — перебила Леа строившего планы Адама. — После того как ты втянул меня в эти неприятности, ты собираешься просто выбросить меня? Я знаю, ты склоняешься к тому, чтобы принять командование на себя. Но у меня совершенно случайно есть собственная жизнь, которую нельзя поменять в один момент, когда того захочется тебе.

— В издательстве пару недель без тебя обойдутся, — спокойно ответил Адам. — Тебе ведь наверняка положен отпуск за последние годы работы.

По этому поводу Леа предпочитала не говорить даже сама с собой.

— Я не позволю лишить меня издательства! Ты вообще ничего не знаешь о моей личной жизни, потому что мы оба за все наше знакомство ни разу не обменялись даже парой нормальных фраз…

— Можешь взять с собой кошку, если хочешь, — с загадочным выражением лица предложил Адам. В нем не проглядывало и тени насмешки, и Леа даже потеряла дар речи. — Сегодняшнюю ночь ты проведешь в отеле за чертой города и спокойно поразмыслишь о том, куда бы ты хотела отправиться. Лучше всего в такое место, где ты никогда не бывала и которое тебя совершенно не интересует. Такие ходы отследить труднее всего. У Меган будет достаточно денег для длительного путешествия.

Услышав эти слова, Леа словно очнулась ото сна.

— Меган? — недоверчиво переспросила она. — Ты не просто собираешься отправить меня в изгнание, но и вознамерился свести меня с ума! Можешь забыть об этом, дорогой мой. Я поняла, что должна на некоторое время скрыться. Но я скорее вскрою себе вены и добровольно отдам Акиноре свой геном, чем соглашусь на такого ангела-хранителя, как Меган.

— Меган уже ждет в твоей квартире, — ответил Адам так спокойно, словно Леа никогда и не возражала.

— Значит, эта маленькая романтическая вылазка была ничем иным, как отвлекающим маневром, чтобы у Меган было достаточно времени, чтобы перерыть мои вещи в поисках того, что, по ее мнению, пригодится в дороге?

— Именно.

— Ты — жалкий лжец, — прошипела она, сжав кулаки. Ей очень хотелось впиться зубами ему в руку, все еще спокойно свисавшую со спинки скамьи между ними. Вместо этого она сделала над собой усилие, чтобы вложить в голос все кипевшее в ней возмущение.

— Адам, я знаю, что ты замечательно умеешь пропускать то, что я говорю, мимо ушей, но тем не менее повторю: забудь об этом!

Он сердито посмотрел на нее, но Леа была преисполнена решимости не отступать ни на шаг. Так и смотрели они друг на друга некоторое время, пока Адам первый не сдался, возмущенно засопев. Затем поднялся и старомодно поклонился Леа.

— Значит ли это, что ты сдаешься? — недоверчиво спросила она.

— Знаешь, Леа, я сделал бы все возможное, чтобы ты наконец замолчала, перестала сопротивляться и пошла со мной, — ответил он, делая при этом важное лицо. Глаза его при этом хитро сверкнули, вот только Леа была слишком утомлена, чтобы продолжать свои наблюдения.

После того как он склонился перед ее волей, ее вполне устроило, что он обнял ее за бедра и повел назад к машине. Она молча наслаждалась его присутствием и соблазнительным ароматом, проникавшим ей в нос по чистому весеннему воздуху.