"Гарри Зурабян. Гекатомба " - читать интересную книгу автора

обрывки фраз и почти физически, сквозь плотную ткань одежды, ощущал со
стороны толпы всепоглощающее любопытство. Оно достигло пика, когда
неподалеку от подъезда остановилась машина директора. Люди неосознанно
колыхнулись прочь от покойника в сторону маленького, невзрачного, лысого
человечка, уверенно шагавшего по тротуару с печатью властной скорби на
лице. Именно таким запомнилось Валерке выражение его лица - "властная
скорбь". Сравнивая мать и директора, он понял разницу между скробью
"властной" и "людской". В первой есть нечто дьявольски хитрое и затаенное,
тщательно маскируемое. В ней нет безмолвного, рвущего в клочья душу, крика,
неизбывно тоскливого и печального, зато в избытке присутствует холодный,
тщательно выверенный в мимике и жестах, контроль и расчет.
Уже на кладбище, слушая коллег отца, говоривших о том, "какой
замечательный человек безвременно ушел", ему показалось, что все эти люди с
беззастенчивым равнодушием лгали, прямо здесь - у обитого алым, дорогим
бархатом гроба, могилы, среди траурных венков, чужих надгробий и цветов. Из
уст живых людей вдогонку уходящему навсегда человеку летели разбухшие от
лжи тяжелые комья мертвых слов. Они шлепались в вязкий, сладкий запах
мертвых роз, расплавленных в огромном котле адского пекла июня.
В кафе, где проводились поминки по отцу, Валерке стало плохо:
закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, рубашка под пиджаком
пропиталась теплой, потной влагой. Пока он шел к выходу, обострившийся слух
вбирал в себя обрывки фраз.
- ... Да-а, не поскупился завод, такие похороны отгрохал...
- Потому и отгрохал, чтобы замять свои делишки... Завод растаскивают
уже в открытую. Говорят, Гладков-то этот поперек директору пошел. И вот,
пожалуйста, уже, как говорится, отпели...
- ... Водка - чисто слеза! И вообще - дорогой стол... Милочка, подайте
мне, пожалуйста, балычка. Сто лет не ела...
- ... В магазинах - шаром покати, а начальство, это ведь надо, и после
смерти жирует. Смотри, смотри, парень их идет...
- ... Я те га-ва-рю: крутой был му-жжик Гладков, но...
спрв-вед-ли-вый...
- ...Вон, видишь, с Рудаковым - главным инженером, слева сидит. Она и
есть Ирка Долгорукова, теперешняя любовница директорская. Говорят, он ей
квартиру трехкомнатную выбил. Вот сучка! А приглядеться - ни кожи, ни рожи.
Видать, тем местом только и взяла...
Выйдя из кафе, Валерка повернул за угол, вошел в приоткрытые ворота и
оказался на заднем дворе. Он встал в тени раскидистого ореха и, закрыв
глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Медленно открыл глаза.
Возле двери черного входа стояла толстая бабенка в коротком,
бело-замусоленном халате, с накрахмаленным марлевым коконом на голове и
настойчиво совала в руки худенькому подростку лет тринадцати две увесистые
торбы. Третья сумка стояла на крыльце.
- Ну я не донесу-у-у, ма-а-ам, - пробуя на вес сумки, канючил пацан.
- Жрать, так вы с отцом горазды! - рявкнула женщина. - А таскать я,
что ли, всю жизнь буду? У, дармоеды, на, неси!
Валерка подошел ближе. Парнишка косо зыркнул на него и засеменил
прочь, сгибаясь под тяжестью неподъемных, по-видимому, торб.
- Тебе чего надо, парень? - спросила женщина, на всякий случай
задвигая ногой третью сумку в подсобку.