"Борис Зубков, Евгений Муслин. Зеркало для Антона (Авт.сб. "Самозванец Стамп")" - читать интересную книгу автора

устраивать ночные сборища, началось и вовсе что-то дикое...
Он был лекарем, грабителем, фокусником, клоуном, академиком... и каждый
раз просыпался, отрываясь от своих видений. Одно сумел он сделать наяву -
получить расчет в "Строителе". А дальше Антон, взобравшись с ногами на
диван, мечтал. И никак не мог домечтаться, что ж все-таки сотворить ему
особенное и выдающееся. Все чаще решал, что ничего путного и значительного
сделать в одиночку он не сумеет. На этой простой и важной мысли мечты его
обрывались.
От душевной сумятицы все чаще думалось: болен! Но в какой аптеке
приготовлена для него микстура? Впрочем, зачем его лечить? Разве его
болезнь неприятна или опасна? Ею можно заразить других? Вряд ли. Нет, если
он болен, то болезнь его даже приятна. Зачем ему понадобилось напяливать
на себя личину Ивана Грозного? Мог бы подобрать себе вполне интересный вид
любого киноактера. Сколько их цветных фотографий в газетном киоске!
Подходи и выбирай любую...
Мы все пытаемся подражать кумирам. Но что будет, если на экраны выйдут
тысячи Жанов Маре, а миллионы женщин станут похожи на Татьяну Самойлову?
Действительно, не сотвори кумира себе!
После первого же превращения - в одинокого старика, там, возле
чебуречной, - его болезнь или волшебные способности быстро
прогрессировали. Все труднее становилось возвращаться к обычному виду.
Вдруг однажды совсем не вернешься? Исчезнет тогда Антон Никонович,
растворится бесследно. Это пугало, и он старался думать о вещах
безразличных, о погоде, о сметах на сантехнические работы, будто бы все
еще работает в "Строителе", только бы не обращать внимания на людей,
чем-либо выдающихся.
Именно такой порыв тревожного смятения понес его однажды в картинную
галерею. Думал: там прохладно и спокойно, можно не обращать внимания на
посетителей, а смотреть только на картины. Пейзажи, натюрморты... Хорошо,
безопасно. И попался. Погиб самым нелепейшим образом! Остановился перед
картиной, где Иван Грозный, стал рассматривать. Кое-как рассматривал,
бродил по картине отсутствующим взглядом, потом увлекся и замер. Увидел
две морщины-трещины под глазами, впалости щек. Красные в углах, почти
вывороченные веки. Впалые виски с черными пятнами. А глаза белесые и лоб с
огромной залысиной. Крупные уши, настороженно открытые для всех звуков
мира. На руках синие жилы. Толстые грубые запястья... Антон дотронулся до
своей руки. Провел ладонью по щекам. Почему у него такие впалые щеки? А
морщины-трещины под глазами? Началось! Он превращался в живую копию
поразившей его картины.
Потом он покупал зеркала, искал свое изображение в стекле витрин,
скрывал от прохожих лицо, гулял ночами...
...Вчера его привели в милицию. Как зло подшутил он над старшиной.
Нехорошо, противно... Надо бы извиниться... Нелепое положение, нелепое
извинение. А если действительно пойти в милицию и там все рассказать? Вот
уж никчемная мысль. Нет, совсем даже дельная! С одной стороны, в милиции
можно всей истории придать облик обыденного пустяка, вроде пропажи белья с
чердака. А с другой стороны, это даже их как бы прямо касается -
паспорт-то с фотокарточкой... и тому подобное. Перед старшиной
извиниться...
Подбадривая себя разными солидными и пустяковыми соображениями, великий