"Алексей Зубарев. Мона Лиза " - читать интересную книгу автора

посмотреть и на себя, и на Лизу, и на свою работу.
В комнатке у Лизы (она жила в коммуналке) была масса всяческих картин,
рисунков, масок, эскизов декораций. Оказалось: предки ее кочевали по России
с бродячим театром, причем театром кукольным и драматическим одновременно.
Были они итальянцами. Жили в России чуть ли не со времен Алексея
Михайловича, а может, и раньше. Откуда и когда приехали - в точности никто
не знал. Но вот что поразительно: куда бы их ни заносила судьба, повсюду они
возили с собой старинную, ветхую и почти истершуюся от времени гравюру с
портретом молодого человека и упорно считали, что это молодой Леонардо. У
этой актерской семьи была приобретена в Астрахани в XIX веке замечательная
"Мадонна Бенуа". С гравюрой же они не расставались, как ни трепала их нужда.
Впрочем, заглядывали к ним искусствоведы, смотрели гравюру, ничего в ней
особенного не нашли: во-первых, копия с оригинала, любительская, во-вторых,
кто там на ней изображен - неизвестно. На том и заглохло. Но гравюра -
ладно.
Сергей увидел в комнатке Лизы портрет женщины поразительной красоты.
Представьте, если можете, огромные печальные глаза, высоченная прическа
наподобие гейнсборовской герцогини де Бофор и глубочайший синий с золотом
фон вокруг.
У Сергея фазу упало сердце: Рокотов! Кто же еще так мог?
Стал расспрашивать Лизу. Ну, уж тут целый роман. Была такая модная
актриса из крепостного театра, между прочим, итальянка, муж у нее была
крепостным актером. Слава о ней гремела по всей России.
Играла она в прадедушкиных классических трагедиях так, что зрители
только что не на золотых коврах ее в театр вносили и выносили. Но - суров
восемнадцатый век: барин заставил мужа ее зимой на медвежьей охоте Расина
играть! А тот возьми и умри на другой день. Впрочем, так оно, видать, и было
задумано, чтобы муж от простуды сгорел, а барин фазу же сделал интересное
предложение итальянке и получил - нет.
Итальянка бушевала добрых три часа, обвинив барина в преднамеренном
убийстве, в покушении на ее честь, в бессовестном обращении с актерами, да
во всех смертных грехах фазу. Барин слушал-слушал, а потом велел слугам
своим замуровать бунташную актерку в холодном подземелье - была такая
барская забава с непокорными.
И умереть бы ей страшной смертью, если бы не сосед - помещик, большой
оригинал и чудак. Он эту итальянку спас, отбил у барских слуг и увез в
Питер - просить защиты у императора. Там он ее и похоронил да и правду
сказать: кто ж такое вынести сможет? Говорят, убивался и страдал
необыкновенно. А вернулся - от всего его замка один флигель только
полуразрушенный и полусгоревший. Говорили, молния ударила в мастерскую, где
занимался он физическими опытами. Фамилия его была, кажется...
- Косминский, - тихо подсказал Сергей, и Лиза удивленно кивнула.
- А портрет этот,- закончила она свой рассказ,- написан был уж после
смерти итальянки, одним знакомым художником, большим поклонником ее
драматического таланта.
- А ты? - спросил неожиданно Сергей.
- А я приехала сюда в Москву к тетке из провинции, издалека, из
Астрахани, здесь и осталась. Я ведь одна, сирота. Родители бродяжили с
театрами, им было не до меня, с, бабушкой выросла. А потом в детском доме
жила. Так и школу закончила. Там и тетка меня отыскала. Вот и все.