"Ефим Зозуля. Мастерская человеков (Роман)" - читать интересную книгу автора

московского и российского хулиганства издевательства над стариками
совершенно нет. Эта графа остается незаполненной. Наоборот, бесконечные
юбилеи и чествования героев труда, неизменно собирающие на заводах обильную
публику, говорят об умении уважать старость и общественные заслуги.
Уважение ко всевозможного рода "заслуженным" подтверждает это. Тем не менее
старики чувствуют себя неловко, стесненно.
Это - от эпохи. Им нечего делать, старикам; они не могут активно и
горячо работать; они объективно играют пассивную роль и ходом вещей
отодвигаются в сторону.
Старики на Западе
По Берлину шествует древняя старушенция или полуразвалившийся старик.
Старушка в чепце с бесконечным количеством ленточек и даже не черных, а
фиолетовых. Она спешит в кафе, где будет часами сплетничать с такими же
старухами.
А вот старик. Еле передвигая ноги и опираясь на палку, он с почти
петушиной важностью шествует в величественном цилиндре. Он - хозяин
положения. Молодежь во всех странах Запада равняется по отцам, по дедам.
В СССР как раз наоборот: горе, если молодежь будет похожа на стариков.
Молодежь ходом истории выдвигается вперед. И опять-таки горе ей, если она
не сумеет построить севе крепкого будущего, совершенно непохожего на
прошлое.
Несколько отрицательных типов
По наведенным справкам и личным наблюдениям мне удалось зафиксировать
основные черты нескольких отрицательных типов.
Шакал
Проходит коротковатый чистенький человек. Все на нем "приятно",
пригнано, все на месте и вполне соответствует "эпохе": ботинки его
почищены, но не так, чтобы это отдавало "снобизмом": чуть-чуть они все-таки
запачканы, чтобы видно было, что человек не очень думает о блеске на них.
Его френчик точно в таком же "стиле": очень пригнан, перешит не без
щегольства, но пуговица у воротника отстегнута. (Маленькая лихость,
допустимая для ответственного работника.) Волосы (он ходит без шапки)
причесаны, но один клок молодо и "буйно" свисает на лоб. Это тоже
допустимо, даже до известной степени полагается. Лицо молодое. Глаза
голубые, открытые, как будто смелые, как будто честные. И кому придет в
голову, что это самая неуловимая, гнуснейшая разновидность самых
безжалостных паразитов, с которыми жестоко борются советская власть и
коммунистическая партия. Он не растратчик, не преступник, даже не особенно
бюрократ; он-типичный представитель другой породы шакалов; он - духовный
вор, похититель чужих мыслей, идей, планов. Он живет соками чужого мозга.
Он "заведует". Как скромно и с каким достоинством он говорит с начальством.
Как, потупясь, он принимает похвалы за то, что не ему принадлежит, за то,
что выдумали и сделали его секретарь, помощник, заместитель! Какое у него
уменье подбирать себе таких помощников! Как ловко он умеет высасывать чужую
инициативу!
Как он умеет безжалостно пить цвет чужой мысли, слизывать пенку чужого
духовного кипения! И с теми же голубыми и немигающими глазами, с той же
внешностью, скромной, средней, порядочной внешностью советского работника
выдавать это за свое. Вряд ли ему даже приходит в голову мысль, что он
держится на чужой крови. Высосав помощника, он его выбрасывает. Бездумно.