"Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х - 30-х годов" - читать интересную книгу автора

Ну, думаем, пропал Палька Ершов. Чего он теперь делать будет, раз режим
экономии?
Только видим - нет, не пропал. Вышел во двор сразу после сокращения,
гуляет, плюется через зубы.
- Это, говорит, я знал. Я, говорит, ребятишки, завсегда под лозунги
попадаю. Седьмой раз меня сокращают. Как какой лозунг объявят - режим или
борьба за качество, -так мне всегда крышка. Я к этому привыкши.
- Ну, говорим, привычка привычкой, а хлебать-то чего теперь будешь?
- Да уж, говорит, жрать придется. Не верблюд.
Ну, думаем, пропал. На словах только хорохорится, а сам подохнет.
Только проходит месяц и два. Нет, не дохнет. Курит, плюется через зубы
и костюмы носит.
Ну, думаем, или он, собака, ежедневно госбанки грабит, или деньги сам
печатает.
- Палька, говорим, откройся, ослобони свою совесть. Чем ты, говорим,
бродяга, кормишься?
А он говорит:
- Да, знаете, ребятишки, я на другую службу поступил.
Трудновато, думаем, с такими отчаянными людьми режим экономии
проводить. Их сокращают, а они все свое - пьют, жрут и костюмы носят.
С верблюдами малость было бы полегче.


1926


ИМЕНИННИЦА


До деревни Горки было всего, я полагаю, версты три. Однако пешком идти
я
не рискнул. Весенняя грязь буквально доходила до колена.
Возле самой станции, у кооператива, стояла крестьянская подвода.
Немолодой мужик в зимней шапке возился около лошади.
- А что, дядя,- спросил я,- не подвезешь ли меня до Горок?
- Подвезти можно, - сказал мужик, - только даром мне нет расчету
тебя подвозить. Рублишко надо мне с тебя взять, милый человек. Дюже
дорога трудная.
Я сел в телегу, и мы тронулись.
Дорога, действительно, была аховая. Казалось, дорога была специально
устроена с тем тонким расчетом, чтобы вся весенняя дрянь со всех
окрестных нолей стекала именно сюда. Жидкая грязь покрывала почти полное
колесо.
- Грязь-то какая,- сказал я.
- Воды, конечно, много,- равнодушно ответил мужик.
Он сидел на передке, свесив вниз ноги, и непрестанно цокал на лошадь
языком. Между прочим, цокал он языком абсолютно всю дорогу. И только когда
переставал цокать хоть на минуту, лошадь поводила назад ушами и добродушно
останавливалась.
Мы отъехали шагов сто, как вдруг позади нас, у кооператива, раздался