"Валерий Золотуха. Великий поход за освобождение Индии" - читать интересную книгу автора

рядом.
- Щекотно, - пожаловался Новик, с трудом сдерживаясь, чтобы не
расхохотаться.
Колдунь нащупала три крупные родинки на груди Ивана и вдруг сложила
перед ним ладони и поклонилась.
Шишкин торопливо переводил.

- Она говорит, что знала вас в ее прежней жизни...
Это я вам потом объясню, Иван Васильевич... Э-э... между прочим, она
называет вас маха саиб - великий господин... Значит, в той жизни вы были
полководцем у одного царя, а она у него была наложницей... И вы, Иван
Васильевич, ее полюбили, а она вас... Э-э... А царь вас обоих за это
заживо замуровал в стену. Черт побери, прямо опера Аида...


Глава четвертая


Не капли, но потоки дождя изливались на джунгли с низкого
беспросветного неба. Лошади вошли в лагерь понуро и устало, и так же
понуро и устало сидели на них возвращавшиеся из разведки красноармейцы.
Мокрый до нитки Иван сполз с лошади, вошел для доклада в палатку
Лапиньша, скоро вышел и побрел к себе.
Сочувственно улыбаясь и покачивая головой, наблюдала за ним Наталья из
большой женской палатки.
Что-то взорвалось на небе громом, как всегда, неожиданно, Наталья
вздрогнула и чуть не перекрестилась.
Покашливая, Иван прошел совсем рядом с открытым пологом палатки и не
заметил ее, а Наталья увидела, как бьет его дрожь, и услышала, как стучат
его зубы.
Наталья оглянулась. Все женщины спали. Она накрылась шинелью с головой
и побежала к маленькой выцветшей Ивановой палатке.

Он уже спал, но скорее это был не сон, а забытье. Он скрючилс на
брезенте под шинелкой, и его по-прежнему била дрожь.

- Иванушка, - нежно прошептала Наталья, осторожно прилегла рядом и
обняла его.
Иван блаженно улыбнулс в своем бреду, но тут же почувствовал, что это
явь, и глаза его резко открылись.
- Наталь Пална! - пробасил Новик потрясенно и простуженно.
- Грейся об мен и спи, - улыбаясь, попросила Наталья.
Иван блаженно застонал.

Дождь прекратилс к вечеру, и стало так тихо, что было слышно, как дышит
благодарная паряща земля. Красноармейцы выбирались из палаток,
потягиваясь, блаженствуя и не разговаривая, чтобы не нарушать эту
благословенную тишину.

Теперь Наталью колотило, но уже иной, горячей дрожью. Она извивалась