"Эмиль Золя. Земля" - читать интересную книгу автора

направлении на юг. Он по-прежнему придерживал левой рукой торбу, а правой не
переставая с силой хлестал по воздуху горстями семян. Теперь прямо перед
ним, совсем близко, находилась узкая долина Эгры, пересекавшая поле подобно
рву. За нею, до самого Орлеана, простиралась бескрайняя босская равнина. О
чередовании луговин и тенистых рощ можно было догадаться только по большим
тополям, пожелтевшие верхушки которых показывались из лощин и походили на
низкорослый кустарник, растущий по краям. От маленькой деревеньки Рони,
раскинувшейся на склоне, виднелось только несколько крыш - это были крыши
домов, приютившихся у подножия церкви и серой каменной колокольни,
населенной древними вороньими семействами. К востоку, по ту сторону луарской
долины, в которой затерялся главный город кантона, Клуа, вырисовывались
контуры холмов провинции Перш, лиловевшие на сером фоне неба. Там находились
земли бывшего графства Дюнуа, ныне входящие в шатоденский округ,
расположенный между старыми провинциями Перш и Бос, непосредственно на
границе последней, около тех мест, которые из-за малого плодородия почвы
были прозваны "вшивой Бос". Дойдя до конца участка, Жан снова остановился и
посмотрел вниз, на Эгру, катившую свои быстрые и прозрачные воды по заливным
лугам. Вдоль реки шла дорога в Клуа; в этот субботний день по ней тянулась
вереница крестьянских телег, ехавших на базар. Затем Жан пошел обратно.
И так все время, повторяя одно и то же движение, он мерно шагал то к
северу, то к югу, окутанный клубящейся пылью семян. Позади него, двигаясь
так же не спеша и как бы задумчиво, под щелканье бича, борона зарывала
зерна. Осенние посевы запоздали из-за упорной дождливой погоды. Землю
унавозили еще в августе. Ее давным-давно глубоко вспахали, очистили от
сорных трав, и она снова была готова взрастить пшеницу, после того как в
предыдущие годы трехлетнего севооборота на ней сеяли клевер и овес. Теперь,
когда на смену ливням не сегодня-завтра могли наступить заморозки,
крестьянам приходилось торопиться. Погода внезапно похолодала, краски
потускнели, в воздухе не было ни малейшего ветерка, и неподвижная равнина
приняла вид океана, озаренного тусклым, ровным светом. Сеять принялись
повсюду: слева, метров за триста от Жана, шел другой сеятель; справа,
несколько дальше, - третий. Сеятели виднелись и впереди, на убегающей вдаль
равнине. Они представлялись глазу маленькими черными силуэтами, почти
черточками, становившимися все более и более тонкими и совсем исчезавшими на
расстоянии нескольких лье. Все они повторяли один и тот же взмах руки,
двигаясь в ореоле разлетающихся животворных семян. Казалось, вся равнина
вздрагивала до самого горизонта, где уже нельзя было различить отдельных
людей.
Направившись в последний раз в южную сторону, Жан заметил большую рыжую
с белым корову. Ее вела из Рони на веревке молоденькая девушка, почти совсем
ребенок. Девушка и животное двигались по тропинке, отделявшей поле от края
долины. Повернувшись к ним спиной, Жан пошел обратно, разбрасывая последние
горсти семян, и, закончив работу, отвязывал торбу от пояса, когда быстрый
топот и крики заставили его обернуться. Корова мчалась прыжками по полосе
люцерны, таща за собой девушку, не имевшую сил ее удержать. Опасаясь, что
может произойти несчастье, он крикнул:
- Пусти же ее!
Девушка не выпускала веревку из рук и, задыхаясь, перепуганным и
рассерженным голосом осыпала корову бранью.
- Колишь! Да будешь ты слушаться, Колишь?.. Ах, паршивка! Ах, проклятая