"Роман Злотников. Кубок" - читать интересную книгу автора

- Да зачем? - удивился Святослав. - Ты что, тать какой? Или ворог?
Зачем тебя убивать? А вот побить могут...
Томас поежился. Он до сих пор опасался, что согласие отправиться с этим
варваром в его глухие и необжитые родные места было самой большой ошибкой,
которую он совершил в своей такой еще недолгой, но уже переполненной бурными
событиями жизни. Впрочем, куда было деваться...

Почему он сразу не отдал кошель преподобному Пелусию, Томас и сам не
мог потом объяснить. Может быть, потому что умирающий монах столь страстно,
тратя на это последние мгновения своей жизни, убеждал его "не отдавать им",
не уточнив, правда, кому. А ректор с секретарем оказались первыми
кандидатами в тех, кому нельзя было отдавать кошель - оттого, что явно
преследовали этого монаха... Во всяком случае, несмотря на настойчивые
убеждения ректора и вкрадчивые сладкие речи его секретаря, Томас, которого
они застали в писцовой с пергаментом в руках, перетряхивающим песок,
продолжал упорно твердить: никого не видел, что происходило за дверями
писцовой - не знает и вот только закончил переписывать урок, назначенный ему
отцом Исидором. Помучив его с полчаса, ректор с секретарем учинили в
писцовой форменный обыск и, не найдя ничего, велели Томасу немедленно
следовать в свою комнату и, никуда не отлучаясь, ожидать там дальнейших
указаний. Как Томас и поступил, напоследок бросив взгляд на плотно прикрытое
окошко писцовой, между рамой и косяком которой и были зажаты шнурки кошеля.
А сам кошель между тем висел снаружи.
В комнате он стянул штаны, рубаху и забрался под одеяло. Это помогло
мало. Одеяло было тонким, лоскутным, а Томаса сейчас бил крупный озноб. Ему
казалось, что он сделал страшную глупость - встряв в дела, совершенно его не
касающиеся, да еще такие, за которые убивают... Не надо было слушать никаких
умирающих монахов, а со спокойной совестью отдать тот кошель ректору и,
выкинув происшествие из головы, спокойно окончить третий курс колледжа и
перейти на четвертый. Ну в самом деле, неужели ректор и его секретарь могли
быть именно теми людьми, дабы избежать попадания кошеля в руки которых, тот
безвестный монах пожертвовал даже самой своей жизнью? Это ж совершенно
невозможно! Но что-то - Томас даже и не осмыслил, что - какой-то червячок,
сидящий внутри, зудел, что в данном случае выражение "со спокойной совестью"
не имело бы к нему никакого отношения... С другой стороны - ну и что? Ну
даже если и не имело бы? Живут же люди и с грехом на душе, и как живут! На
золоте едят! На пуховых перинах спят! И ничего такого им спать не мешает...
Короче, живут так, как Томас, сын вполне обеспеченного, но бережливого до
скупости торговца сукном из Остершира (ибо голодное крестьянское детство
было еще свежо в его памяти), жить только мечтал бы. Но благодетель Томаса,
отец Юлиус, священник их прихода, заронил в душу юноше слишком многое, чтобы
он согласился убить свою бессмертную душу за столь малую плату, как еда на
золоте и сладкий сон... тем более что перед сыном торговца сукном никто пока
и не выложил непременного и твердого обязательства после отдачи кошеля
обеспечить ему райскую жизнь до самой старости. А следовательно, сделка пока
вырисовывалась крайне рискованной и совершенно не гарантированной...
Где-то через час Томас понял, что душевные терзания в отсутствие
предмета лишь обостряют ситуацию, и решил, вопреки приказу ректора, выйти из
комнаты и добраться до кошеля. Вновь появляться в писцовой было рискованно,
но кошель-то висел снаружи. Так что нужно было лишь придумать, как добраться