"Степан Злобин. Пропавшие без вести, часть 3 " - читать интересную книгу автора

- Мы знакомы, товарищ, - сказал Муравьеву Баграмов.- Я был командиром
одного из ваших заградотрядов, был в "штабе прорыва" и разговаривал с
вами...
- Да, видите, вот как для нас обернулось дело! - ответил ему
Муравьев. - Но и тут ведь надо стоять в круговой обороне!..
- Я и здесь по "формированию", как умею, работаю,- сказал Баграмов.
Место докладчика уже занял Трудников, который говорил о последних
победах Красной Армии, раскрывая для слушателей их историческое значение.
Возвращаясь в лазарет, Баграмов думал о том, что не случайно именно
Муравьев нашел к сердцам людей самую прямую дорогу, не замкнулся в узком
кружке друзей, не устрашился переполненного людьми барака в общем рабочем
лагере, где, казалось, властвуют пулеметы на вышках да полицейская плеть. И
он доказал своим выступлением, как призрачна эта внешняя власть.
Оказалось, что в этот вечер лагерная полиция получила из рабочих
бараков записку с требованием не высовывать носа из помещения. У полицейской
секции снаружи в течение этого вечера стоял караул, выставленный из рабочих
бараков на случай вылазки полицейских. Но полиция не шелохнулась.
- Предатель всегда труслив, Емельян Иваныч, - убежденно сказал
Муравьев, который на следующий день вместе с Пименом пришел для более
близкого знакомства к Баграмову. - Вы думаете, это настоящие и
принципиальные враги? Это просто шкурники, слякоть! Мы заранее были уверены,
что полиция хвост подожмет...
- А немцы-то, немцы как тихо сидели! Света всю ночь не смели зажечь! -
сказал Баграмов.
- Должно быть, их где-нибудь все же наши бомбили для праздника, только
сюда не дошло: далековато! - высказался Трудников. - Если на Эльбе выключают
в день Красной Армии свет, значит, у нас с авиацией стало куда получше, чем
в сорок первом!
- А мы почему еще затеяли вчера так широко этот наш разговор? -
продолжал Муравьев. - Ведь есть слух, что весь лагерь разгонят по разным
командам. Нас осталось всего какая-нибудь последняя тысяча. Надо было дать
людям зарядку.
- А ведь вас-то лично, товарищи, мы никуда не отпустим, - сказал
Баграмов. - Врачи сумеют у каждого из вас найти по десятку болезней.
- У меня?! - Трудников усмехнулся. Он поднялся во весь рост и легонько
стукнул себя кулаком по груди.- Слыхали? Гудит! Я алтайской породы:
помереть, конечно, могу, а болезнями мы не хвораем! Обычая нету! Я со своим
бараком поеду. Куда другие, туда и я. Правда, хотелось мне одного человечка
оставить у вас в лазарете, да вот Михайло Семеныч нахмурится, если скажу. А
я не люблю его хмурым видеть. Ему улыбаться к лицу
- О ком это ты? - спросил Муравьев.
- О Малашкине. Леше.
- Как можно! - живо вскинулся Муравьев. - Нет, Леня пусть едет со
всеми. Без него команда будет как без души! Он мне сказал о твоих мыслях -
так я ему прямо ответил, чтобы он и думать об этом забыл!
- Тут, в лазарете у нас, кое-что намечается. Вы книжечку нашу,
"аптечку", читали? - спросил Емельян.
- Шабля принес, - сказал Муравьев. - Начало хорошее. Только надо бы
больше на практику нажимать: о пленной жизни, о лагерях. И про войну,
конечно, но только конкретнее. А у вас - как для академии! Военной теорией