"Степан Злобин. Пропавшие без вести, часть 2 " - читать интересную книгу автора

стеной стоят. А то, про что ты подумал,- ведь это штрейкбрехерство, право.
Спи лучше!
Они укрылись и, согревая друг друга, лежали молча. Но Анатолий
чувствовал, что оба его соседа не спят. Он понимал, что ему и Силантию легче
стоять, чем Боре Маргулису. Для них это была борьба за правду и честь
народа, а для него - вопрос личной жизни. Бурнин понимал весь ход мыслей и
ощущений Бориса, который считает, что сотни людей стоят в какой-то мере и
ради того, чтобы он, Маргулис, остался живым.
Внешность Бориса была такова, что признать в нем еврея не смог бы даже
самый изощренный специалист расистских "наук": голубоглазый, немного
курносый блондин взял от библейских предков, может быть, только упругие
завитки волос.
Бурнин узнал этого лейтенанта в дни последних боев под Вязьмой;
познакомился с ним после того, как на правом фланге дивизии Чебрецова
Маргулис выдвинул свою батарею полковых пушек на открытую позицию и прямой
наводкой, картечью в лоб, отбивал атаку фашистов.
- Товарищ майор! Как в восемьсот двенадцатом, а! - лихо выкрикнул тогда
Боря, увидав Бурнина, тотчас после блестящего отпора, данного его батареей
фашистам.
"Может быть, дед этого парня был тогда рядом с Андреем Болконским", -
подумал Анатолий и улыбнулся юношеской восторженности лейтенанта.
- Придется представить вас к ордену, - ответил Бурнин.
Он вспомнил сейчас эту сцену. Хотел сказать Борису что-то хорошее. Но
услышал его ровное похрапывание и сам в ту же минуту заснул.
К утреннему подъему в гараже оказалось еще двое умерших и с десяток
тяжко больных лежали в бреду. По приказу немца, полицейские подымали больных
дубинками и оставляли их лежать лишь после жестокого избиения.
Переводчик-гестаповец явился, как и вчера, перед строем после команды
"смирно", поданной полицейскими.
- Германская армия торжествует великий победа над коммунистами: наши
армии взяли Москву, - объявил он.
В колонне пронесся вздох или стон. Гестаповец усмехнулся эффекту своего
сообщения и продолжал:
- Вам объявляется милость: если евреи и комиссары добровольно выйдут из
строя, никто не будет наказан. Все пойдут завтракайт. Если они не выйдут,
весь ваша колонна будет еще так стоять на хлеб и вода...
Среди людей прошел глухой ропот, вспыхнули приглушенные споры.
"Неужто не стало больше терпения, неужели фашист победит и кто-то
пойдет на предательство?" - ужаснулся Бурнин.
- Брехня! Не взяли они Москвы! - донесся до Анатолия в этот миг трезвый
голос оттуда, где спорили.
- Никогда им не взять Москвы! - подхватил Анатолий, обрадованный, что
люди подумали прежде всего о Москве, а не об обещанном завтраке.
- Евреи и комиссары, на правый фланг, - скомандовал переводчик, - шагом
марш!
Слегка задев Бурнина локтем, Борис Маргулис шагнул вперед. Четко,
по-военному, повернулся направо и, высоко подняв голову навстречу резкому
ветру и снегу, решительно зашагал вдоль длинного строя.
Грудь Анатолия сжало, глаза застелило туманом. Вместе со всеми провожая
глазами этого смелого паренька, Бурнин увидал, что Маргулис идет не один.