"Степан Павлович Злобин. Степан Разин (Книга вторая) [И]" - читать интересную книгу автора

вызвал Серебрякова, оставшегося войсковым судьей.
- Старой, бери-ка перо да бумагу, станем письма писать, - сказал он.
{Прим. стр. 18}
- Куда письма, сын?
- На Волгу, на Яик, на Терек и в Запороги - во все казацкие земли,
чтобы с нами шли заедино, - сказал Степан. - Да еще в города - в Царицын, в
Астрахань, в Черный Яр, - им велеть воевод гнать ко всем чертям от себя по
шее да казацким обычаем выбирать себе атаманов.
- А кто понесет? - заботливо спрашивал старый судья.
- Гонцов у нас хватит! - уверенно сказал Разин.
- А лих его знает, куды задевались перо да бумага, сынку! Да, может,
оно и не так велика беда: перо и бумагу мы сыщем, а только я грамоты, сынку,
не ведаю... Лих его знает, пошто ты учился!
- Каков же, отец, ты судья, коли "аза" да "буки" не знаешь! - с
усмешкой сказал Степан.
- А праведный я судья! Судье правду ведать, а книжность ему на что! -
возразил старик. - Покличем-ка краше Митяя: он может.
Еремеев явился. Начались поиски чернил, пера.
- Ну, складывай, что ли, письменный, - сказал атаман, когда разыскали
чернила, перо и бумагу.
Когда-то Еремеев, парнишкой, учился грамоте. Дружа с Черноярцем, Митяй
знал, что тот из восставшего Пскова писал письма по всем городам с призывом
вставать на бояр.
На псковский призыв тогда откликнулись Новгород, Порхов, Печора, Гдов,
Остров. Голос восставшего Пскова прозвучал в Переяславле-Рязанском, в Твери,
в Клину и в самой Москве. Но уж очень давно Черноярец рассказывал о том, как
писали они эти письма. Да и выученная в юности грамота позабылась в походах,
и перо не держалось в руке, больше привычной к сабле, мушкету да пике.
Однако атаман глядел на Митяя с надеждой и верой. Нельзя ударить лицом
в грязь. Еремеев смело схватил перо, обмакнул в чернильницу, капнул на
чистый лист жирную кляксу и замер... Где же найти слова? Как писать? Как
тогда говорил Иван? Припомнить бы лучше!
Но память была тупа к книжным словам, а надо было найти их такие, чтобы
дошли до каждого сердца...
Степан сочувственно посмотрел на есаула.
- Чего? - спросил он.
- Пособил бы ты, что ли? - ероша свои светло-желтые волосы, жалобно
воскликнул Еремеев.
- Да как я тебе пособлю: не больно я грамотен, друже. Может, войскового
письменного кликнуть?..
- Куды нам старшинскую рожу?
- А плевать! Укажу - и напишет что надо, а не послушает - башку
отсеку!..
Еремеев покрутил головой:
- Не разумеешь, батька! Тут от сердца надо, а не под страхом. Под
страхом писать, то никто не пойдет за нас.
- Может, горелки чарку? С ней дума идет веселей...
- Давай!.. - отчаявшись, махнул рукой Еремеев.
Подошли Дрон Чупрыгин, Наумов и тоже склонились к листу бумаги,
украшенному густой кляксой, подставили чарки.