"Анатолий Павлович Злобин. Бой за станцию Дно" - читать интересную книгу автора

земле. Сбор ветеранов у здания вокзала*.
______________
* Номер воинской части, имена действующих лиц изменены автором,
совпадения являются случайными (прим. автора).

Говорила женщина, по всей видимости, средних лет. Репетировала по
утвержденному тексту.
Сказала без помарок.
Аркадий Миронович посмотрел вдоль перрона: где же сопровождающие лица?
В целях экономии встречают голосом.
Перед ним вырос подполковник в синем кителе, сплошь усеянном орденами
и знаками.
- Кажется, Сычев? Привет, старик.
- А вы? - неуверенно спросил Сычев, не ожидавший подобного наскока. -
Вы из делегации?
- Я Неделин, ПНШ-два, неужто не помнишь?
Аркадий Сычев привык к тому, что его узнают на улице. Поэтому он
молча, но с подтекстом пожал протянутую руку.
- Проходи к вокзалу. Сейчас будет построение.
А там уже разгорались ветеранские страдания, которых Сычев опасался
больше всего, клубился ворох застоялых страстей, состоящий из человеческих
тел, вскриков, топтаний. Незнакомые люди кидались друг на друга, картинно
раскидывали руки, лобызались, хлопали по спинам. Средоточием этой сумятицы
был упитанный седой полковник, уже согбенный, но еще боевитый. Он стойко
сдерживал напор ликующего клубка, присосавшегося к нему с трех сторон.
Некто нерадивый пристроился возле хлястика.
Цепочка привокзальных зевак, полукольцом окружившая ветеранов, молча
наблюдала за этим бесплатным представлением, даваемым в честь ожидаемого
юбилея. По площади вприсядку метались фотографы в поисках наиболее
сентиментальной точки. Телевизионных камер, заметил Сычев, тут не было - и
благоразумно отошел в сторону, оставаясь примерно посередине между
всхлипывающим клубком и цепочкой зевак, так сказать, в нейтральной полосе.
Позиция, избранная Сычевым, оказалась правильной, ибо в этот момент он
увидел на вокзальной стене картину. Еще не зная ничего о той роли, которую
сыграет эта картина в его ближайшей судьбе, Аркадий Миронович непроизвольно
ощутил два чувства, едва ли не противоположных: тревогу и радость.
"Как он посмел пренебречь?" - недобро подумал Сычев о неведомом ему
художнике и тут же восхитился виденным.
Картина нарушала все, что можно нарушить: не только законы создания
картин, но и законы их вывешивания. Тем не менее картина была создана и
вывешена на городской площади. Лишь отдаленностью от культурных центров
можно было объяснить подобный результат.
Аркадий Миронович вгляделся пристальнее: а ведь она не вывешена на
стене, она просто на ней написана, следующий этап после наскальной
живописи.
Картина была яркая и озорная. Художник не изображал пространство, но
подминал его под себя. Пространство существовало не в качестве натуры, оно
было всего-навсего строительной деталью. На стене написана панорама города,
по всей видимости, Белореченска. Но это был город без улиц. Тротуары текли
по местности как ручейки. Веселые фигурки прохожих сновали по тротуарам. Не