"Александр Зиновьев. Записки ночного сторожа" - читать интересную книгу автора

Легко сказать: борись, держись!... А с кем? И где? И как? Попробуй, с
кем-нибудь свяжись. Останешься дурак. Кругом - ответственный момент. А тут -
гнилой интеллигент.

Контора

Я уже давно понял, что контора есть ядро и суть ибанской жизни вообще.
Не контора суть средство какой-то иной ибанской жизни, а, наоборот, вся
прочая ибанская жизнь есть лишь питательная среда, арена и средство жизни
конторы. Ибанск в целом можно понять только как неимоверно разросшуюся
контору - как контору контор. Я понял также, почему до сих пор никто не
докопался до самой сути ибанской жизни - ни оппозиционеры, ни друзья, ни
враги. Причина этого не только в том, что психологически трудно признать
такое ничтожество, как ибанская контора, в качестве главного действующего
лица этого грандиозного спектакля, но также в том, что трудно постичь этого
героя в его ничтожном величии или великом ничтожестве. С точки зрения
внешнего наблюдателя (а иначе научное наблюдение невозможно!) в конторе не
происходит почти ничего, заслуживающего внимания. Чтобы в ней что-то
заметить, надо жить в ней натурально, а это исключает возможность научного
наблюдения вообще. В конторе, далее, все лежит на поверхности, все и всем
известно. И вместе с тем, здесь все скрыто. Как в хорошем детективе: все
персонажи налицо, все факты налицо, а кто творит пакости, не известно. Более
того, здесь даже известно, кто творит пакости. Здесь секрет что-то другое.
Здесь не известно прежде всего то, что следует открыть. Наконец, нет
общепринятого точного языка, на котором можно было бы хотя бы начать
разговор на эту тему. Я теперь начитался социологических и исторических
книжек всякого сорта. И не нашел в них ничего такого, что можно было
использовать для этой цели. Кое-что похожее есть. Но начнешь радоваться:
нашел, мол! И тут же мысли автора уходят куда-то в сторону, не имеющую
никакого значения в моем случае. Или я так и не набрел на то, что мне нужно.
Или нужно все начинать сначала, - разрабатывать язык и изобретать свой метод
обдумывания.
Чувствую, что писать становится все труднее и труднее. Нужно делать
некоторое усилие над собой, чтобы заставить себя написать хотя бы страничку.
Раньше этого не было. Очевидно, бессмысленное безделье на работе больше
выматывает, чем тяжелый, но разумный труд. Я устал. Зверски устал.

Неврастеник

Погорел я из-за Неврастеника. Но я к нему никаких претензий не имею.
Если бы не он, я погорел на чем-нибудь другом. Неврастеник в течение десяти
или более лет считался в нашем ИОАНе обычным среднеуспевающим прохвостом.
Единственное, чем он выделялся из общей серой массы наших старших
сотрудников, это - знание каких-то иностранных языков, которым его знатные
родители обучили еще с пеленок. Когда началась либеральная эпоха,
Неврастеник завел знакомства с иностранцами. Сам неоднократно бывал за
границей. Мы приписали это связям Неврастеника с ООН, - тогда все считали
всех стукачами. С одним иностранным журналистом у Неврастеника была даже
близкая дружба, которой он очень гордился. И побаивался (он сам мне об этом
не раз говорил, - в это время мы частенько пьянствовали в одной компании). А