"Андрей Зинчук. Человек играющий" - читать интересную книгу автора

ШЛЯЕТСЯ НЕИЗВЕСТНО ГДЕ И ЗАЧЕМ".
Потом я сидел на берегу, а Лот охотился, хотя было уже темновато. А
позже произошло событие, перевернувшее нашу жизнь:
"мы ДОБЫЛИ огонь".
Додумался Лот. От спичек ничего не осталось - их головки превратились
в мокрую кашу. Лот осторожно разбил лампочку одного из фонарей и
раскаленной спиралью прикоснулся к листу бумаги. Спираль перегорела, но
бумага начала тлеть. Затаив дыхание мы следили, как маленькое пламя
покусывает угол листа.
Огонь! Теперь дотянем! Переживем! Ничего нам теперь не сделается! С
огнем ничего не страшно! В эти минуты мы, наверное, походили на первобытных
дикарей, в руках которых оказалось неземное сокровище - огонь. С огнем
вспыхнуло и расцвело со всей свирепостью чувство голода. В котелок полетело
все, что было под руками съестного. На острове вкусно запахло... А ночью
мне приснилось купе скорого поезда. И был удивительно приятен особенный
казенный запах вагона, и стук колесных пар, и летел в бескрайнюю ночь
спасительный свисток локомотива, и не было больше острова, а была шершавая
безопасная стена купе, и опасный край верхней полки, и то и дело сползающее
вниз скользкое казенное одеяло. Мы мчались домой.
Тем неприятнее было пробуждение. Полную растерянность вызывал
небольшой и в принципе очень банальный бумажный стаканчик вроде того, какие
дают в киосках вместе с лимонадом. Стаканчик этот был свежим, от него
вкусно пахло. Теперь им играла Чапа - вылизывала, мяла в лапах. Лот
подобрал стаканчик за палаткой. Не в воде и даже не у обреза воды, а на
берегу. Вот что было страшно! В воде - тут все просто, мало ли всякой дряни
плавает в морях. А вот стаканчик на берегу - это посерьезнее! Мы сидели у
костра и перебирали все возможные варианты появления на острове такой
престраннейшей и такой пренеприятнейшей штуковины. Объяснения не было.
Этот момент я помню особенно хорошо: у брата блестит под носом
капелька пота, и он то и дело смахивает ее ладонью. Но она появляется
вновь, и он опять ее смахивает. Чапа перекладывает голову с одной лапы на
другую, а когда ей это надоедает, идет в палатку и шумно шарит по пакетам.
А мы почему-то не реагируем, вместо того чтобы-отвесить ей законного пинка.
Мы молчим, а, может быть, как раз в этот момент нам следовало бы кричать и
метаться с головней по острову.
Но нам этого не хочется. И не только потому, что все это абсолютно
бессмысленно, но и потому, что этим можно чему-то навредить. Покою нашему,
например, которого у нас не было уже много дней из-за причин куда более
серьезных, нежели этот треклятый стаканчик! Мы ведь так устали, так
измотались... Нам так плохо и неуютно на нашем острове. Нам хочется домой
или, наоборот, уже никуда не хочется. Необходимо, чтобы кто-нибудь нам
помог. Или вовсе не помогал и оставил все как есть. Но Чапа так сверкает на
меня глазами, что я невольно вздрагиваю, кричу и бужу брата. Он, словно
оглушенный, встает и, пошатываясь, бредет к палатке. А я иду вслед за ним,
чувствуя нестерпимую пустоту внутри.
"НАДЕЮСЬ, КОГДА-НИБУДЬ НАМ ПОМОЖЕТ ЭТОТ ДНЕВНИК, В КОТОРЫЙ Я ПИШУ
ВМЕСТО БРАТА. ОН ПОШЕЛ ПОД МАЯК. ЗАЧЕМ ОН ТУДА ТАК ЧАСТО ХОДИТ? МЕСТО ТАМ
ПРОТИВНОЕ, ДЕЛАТЬ ТАМ НЕЧЕГО. ВОДА НАЧИНАЕТ ОЧИЩАТЬСЯ ОТ МУТИ. ВИДИМОСТЬ
МЕТРА ТРИ".
Чапа опять пропала. Ни на мысу, ни в бухте ее не было. Где-то она