"На запретном берегу" - читать интересную книгу автора (Карпентер Леонард)

Глава 19 СЕРЕБРЯНЫЙ ЛОТОС

Тропа прихотливо извивалась меж камней и редких деревьев, поднимаясь все выше в гору. Позади был помеченный костями караванный след, позади остались зловонные болота и джунгли. Путешественники продвигались все выше по реке и теперь ехали глубоким скалистым ущельем, где каждый шаг и каждое слово отражались от отвесных скал многократным эхом.

У водопада с лодками пришлось проститься. Люди были не в силах тащить на себе вверх размокшие пироги, а лошади — те, что не пали от истощения или ядовитой травы, — еле волокли тот небольшой груз, который остался от каравана. Лучше всех держался могучий жеребец Конана — варвар, зная, как много зависит в дороге от лошади, не перегружал его. Вдвоем они раз двенадцать спускались и поднимались по водопаду, втаскивая вещи или тех, кто не в силах был подняться сам.

Над водопадами воздух был значительно чище и свежее. Лошади устремились к холмам, заросшим зеленой травой, и полдня ушло на то, чтобы они наелись и напились вволю. Внизу ядовитым облаком расстилались джунгли, и, оглядываясь на них, путники изумлялись, как они продержались в них столько дней.

Теперь перед ними лежали травянистые холмы, меж которых все так же тек Стикс, темно-коричневый и неглубокий. Через несколько дней петляния среди холмов, когда и люди, и животные немного отдохнули, Конан решил снова строить лодки.

По его настоянию ни один из взятых с собой топоров, молотков и прочих инструментов не был выброшен в пути, и теперь все это пригодилось как нельзя более кстати. Холмы и степь были полны дичи, душистые запахи трав исцеляли тело и душу, и работа, сначала вялая и медленная, скоро начала спориться в умелых руках асгалунских мастеров. Труднее всего оказалось добыть дерево и напилить досок, но, когда это было сделано, строительство уже не останавливалось и на полдня.

Результатом их усилий были две широкие плоскодонки и несколько маленьких узких лодочек под поклажу. От большого отряда осталось не более трехсот человек, так что им нетрудно было разместиться в двух больших лодках-баркасах. Лошадей решили вести берегом под присмотром самых опытных всадников — перевозить их на лодках было бы неудобно и опасно.

Эту часть пути, вероятно, можно было бы назвать самой приятной. Не потому, что она была легкой или безопасной — лодки по-прежнему приходилось вести вверх по течению, а ночью над рекой слышались и трубные кличи слонов, и рычание львов, и стук рогов полосатых антилоп, приходивших на водопой, и смех гиен, следовавших за ними в ожидании падали. Но путь сквозь ядовитые джунгли, изнуряющее шествие через пустыню и прочие неприятности последней луны не шли ни в какое сравнение с ночевками под открытым, не затуманенным небом и дневными переходами по реке, где ветер нес влагу и запахи трав.

Но не прошло и нескольких дней, как возникла новая загадка. Однажды утром лодки вышли к большому разливу, от которого отходило два совершенно одинаковых потока. Никто никогда не слышал о том, что Стикс в верховьях раздваивается, и потому определить, где здесь главная река, а где приток, не представлялось возможным. Оба потока были одинаково широкими и темными, и серебряный лотос мог расти на каком угодно.

Чернокожий Нк'ча, тоже никогда не поднимавшийся выше водопадов, утверждал, что левый рукав и есть настоящий Стикс, поскольку течет прямо с юга на север — с тех дальних гор, что дни напролет маячили на горизонте. Тот же рукав, который он считал притоком, назывался Нктхубу и брал начало в холмах, что, по его словам, лежали где-то на юго-западе. Всем хотелось ему верить, потому что это хоть немного, но сокращало их бесконечный путь.

Конан же исходил из того, что легкий путь наверняка неверный, и, не вняв заверениям Нк'ча, выслал всадников разведать правый рукав. Он надеялся, что верховые найдут на берегу какую-нибудь новую деревню дикарей и получат у них более точные сведения. Но деревень поблизости не оказалось. Наконец Конан объявил:

— Наша миссия подходит к концу, и нам надо спешить. Скоро начнется зимний разлив, который сделает Стикс непригодным для судоходства по меньшей мере на полгода. Поэтому отсюда мы разделимся. Половина людей, лошадей и лодок под командой моего помощника Лампридиуса пойдет по правому руслу. Остальные пойдут со мной.

Он положил ладонь на плечо Каспиуса и продолжал:

— Свиток, в котором мудрый Каспиус нашел упоминание о лекарстве, утверждает, что лотос растет в самых верховьях Стикса, текущего с юга на север. Поэтому я отправляюсь по левому рукаву, а вам желаю скорейшего и удачного возвращения. Те, кто первыми найдут лотос, пусть как можно скорее возвращаются в крепость и уходят в Баалур, оставив другому отряду весть на этой развилке с двумя или тремя всадниками. Если же первым вернется отряд, потерпевший неудачу, пусть дожидается остальных у верховьев водопадов. И не теряйте времени зря: если вернетесь ни с чем — готовьте запасы еды.

Это и в самом деле походило на конец путешествия, поэтому приготовления к походу были сделаны в самый короткий срок. Наутро все вещи были рассортированы и разделены, оба отряда пожелали друг другу удачи — и разошлись. Еще какое-то время они видели друзей каждый со своих лодок, но вскоре прибрежные заросли скрыли их друг от друга.

Конан, смотревший не на удаляющиеся лодки, а вверх, тихо выругался — чтобы не услышали остальные. Он ожидал, что стервятники разделятся вместе с ними, но они всей толпой последовали за его отрядом.

И снова потянулись один за другим однообразные дни плавания. Дикари не беспокоили путешественников, их деревни встречались редко, а жители были разговорчивы, но бестолковы. Конан пытался узнать у них, куда же, в конце концов, течет Стикс, но их это, похоже, не интересовало. На языке дикарей Пунта река — а быть может, и проточная вода вообще — называлась "вапутан".

Зверей же в верховьях Стикса было куда больше, чем людей. На каждой ночевке баалурцы слышали топот копыт, фырканье, сопение, мычание и лающий смех сотен животных, приходивших на водопой в кромешной тьме безлунной ночи. Первое время шемиты с непривычки не могли спать, но вскоре как-то приспособились.

Так они плыли то меж зарослей ивняка, то окруженные со всех сторон высокой травой, то среди странных деревьев с плоскими кронами. Иногда приходилось тащить лодки волоком по отмелям, а иногда шесты не доставали до дна. А горы становились все ближе и выше.

Странные это были горы. То они маячили белоснежными шапками на фоне незапятнанно-синего неба, то одевались в желто-серые тучи, которые изредка перечерчивала молния. Иногда над их вершинами клубился черный дым, а однажды путешественники увидели, как вершина одной из гор налилась красным огнем и потекла вниз, словно расплавленный воск по свече.

Но чаще всего над ними висели сизые дождевые тучи, и Конан, увидев их с утра, обычно в этот день не позволял отряду останавливаться даже для того, чтобы приготовить еду. Он хорошо помнил, что до сезона разлива осталось совсем немного, и потому очень хотел управиться с поисками как можно скорее. С каждой грозовой тучей Стикс делался немного глубже и шире, и это очень беспокоило киммерийца, хорошо знавшего, как жадна Черная река во время разлива.

А люди его гибли даже на таком, казалось бы, бестревожном пути. Вступив в предгорья, они попали в новое извержение вулкана, и несколько лодок с поклажей было сметено потоком лавы, обрушившимся в реку. Те, кто, не слыша окриков киммерийца, кинулись спасать добро, немедленно пошли на дно, ослепленные и обожженные вскипевшей вокруг лавы водой. Еще несколько человек погибли в камнепад, хотя Конан сам сидел на руле и сумел-таки спасти лодку от самого большого валуна. Еще трое всадников сгинули в озере, что лежало меж утесов, маня чистой, незамутненной водой. Баалурцы вздумали искупать уставших лошадей и не почуяли беды, когда вода в озере вдруг забурлила и из глубин вынырнуло чудовище — не то рыба, не то зверь — и утащило сразу троих. Еще пятеро умерли через день от ожогов ядовитых плавников.

— Проклятье! — шептал Конан, пересчитывая своих людей. — Уже на добрую дюжину меньше! И лошадей осталась ровно половина!

Гоня уцелевших всадников от озера, Конан увидел среди утесов какую-то вспышку, словно солнце взблеснуло на клинке. Киммериец вгляделся. В маленькой лужице, скопившейся над влажной илистой грязью за несколько последних дождей, плавал цветок изумительной красоты. Нижние его листья были ярко-зеленые, как весенняя листва, а сами лепестки переливались мягким серебристым светом.

В два прыжка достигнув лужи, Конан склонился над цветком и осторожно оборвал его мясистый, упругий стебель.

— Клянусь Кромом! — только и сказал он, рассматривая находку.

Неся его в лагерь, Конан раздумывал, как попал одинединственный цветок так высоко на скалу. Может быть, так растут все, и тогда надо подниматься на утесы и обшаривать их один за другим. Нигде поблизости не росло ничего подобного, хотя луж было в изобилии — вода заполняла каждую впадину. Но может, надо просто поискать?

— Что случилось с нашими людьми? Какое-то колдовство? Они вернулись все в ожогах.

Этими словами встретил Конана старый лекарь, который уже осмотрел пострадавших. Он почти ничем не мог им помочь, разве что смягчить боль жирной мазью, которую и делал, разминая в ступке какой-то корень, когда подошел киммериец.

— Просто поплатились за собственную глупость, — отозвался Конан. — Там в глубинах живет древняя ядовитая тварь, а они полезли купать лошадей прямо над ее логовом. Но посмотри, что я там нашел!

— Митра всемогущий — серебряный лотос! — вскричал старый лекарь, едва не выронив свою ступку. Благоговейно приняв цветок из рук варвара, он поднес его к самым глазам, чтобы рассмотреть получше. — И какой прекрасный запах! Ты говоришь, что нашел его прямо на скале? Должно быть, семечко занесло туда ветром, ведь он не может расти без воды.

— А если они так и растут — прямо в горах? Завтра же я пошлю людей, а ты займешься сушкой. Мы наберем их столько, сколько успеем.

— Да, может быть, и в горах… где-нибудь выше на склонах, — задумчиво ответил Каспиус. — Разумнее всего будет послать людей и в горы, и вверх по реке.

— Ну, по реке я могу подняться и сегодня, — отозвался Конан. — Я послал троих с лодками на озеро — вдруг выловят хотя бы трупы, чтобы можно было их достойно похоронить. Мы там обшарим каждую щель — и, если будет на то воля Крома, вернемся в лагерь с лотосом.

Взяв с собой достаточно людей и несколько легких лодок, Конан поднялся по протоку к озеру, но поплыл не на тот край, где вздумали купаться всадники, а на дальний конец, терявшийся среди скал. Рядом с ним на носу восседал Нк'ча, любопытный, как малолетний ребенок. Цветок лотоса был показан всем и каждому, и чернокожий воин, уяснив наконец, за чем плывут по реке белые люди, возгорелся желанием первым найти священный цветок.

Чернокожий воин вообще старался держаться поближе к Конану, величая того Властелином Черной реки и всячески выказывая ему свое восхищенное почтение. Эти огромные, плюющиеся молниями, огнем и пеплом горы внушали ему ужас куда больший, чем его родные джунгли, и он надеялся, что избежит смерти, если будет всегда рядом с избранником его бога-крокодила. Потеряв при извержении значительную часть еды, шемиты роптали, что, мол, опасно жить бок о бок с людоедом и следует прогнать его на все четыре стороны, но Конан ничего и слушать не хотел. Нк'ча сказал ему как-то, что видел эти горы и цветы живого серебра во сне, и киммериец понял, что молодой воин тоже должен сыграть до конца свою роль в этом полумистическом путешествии.

Но, исходив озеро вдоль всего безопасного берега, они не нашли больше ни одного цветка. Конан заметил еще один узкий проток, уходящий прямо в скалы, и направил лодки туда — но потерпел неудачу. За утесами было крошечное новое озерцо, лодки ткнулись носами в травянистый берег. Конан огляделся: и здесь росли одни только камыши.

— Стикс подшутил над нами, — сказал он горько.

— Быть может, и нет, — отозвался Каспиус, вылезая из лодки. Пробравшись через шелестящие стебли, он решительно направился через луг. — Смотрите, там новый проток!

Конан махнул рукой людям и осторожно, по своему обыкновению готовясь встретить любую опасность во всеоружии, направился вслед за лекарем. Тот вышел к небольшому быстрому ручью, скачущему через луг по каменистому руслу.

— Вода холодная, — объявил Каспиус, пробуя ручей ладонью. — Но не такая холодная, как если бы этот поток рождался на леднике. Должно быть, его питают родники, что текут где-то выше в горах. Надо пройти вверх по его течению, к тем утесам.

Сумерки уже сгущались, и всем в первый момент показалось, что ущелье меж высоких утесов полно льда. Подойдя поближе, они увидели небольшой разлив, заполнявший впадину. Сюда низвергался с немыслимой высоты звонкий водопад из нескольких струек, а излишек воды вытекал по тому ручью, вдоль русла которого они пришли.

Здесь, в кристально-чистой проточной воде, чуть покачивалось на мелких волнах от водопада то, что они вначале приняли за глыбы льда. Это были цветки серебряного лотоса. Они сияли ясным бело-голубым светом, и золотые искорки дрожали в каждой чашечке.

Каспиус стоял, безмолвно созерцая эту несказанную красоту. Но Конан, не столь склонный к простому любованию, обернулся к застывшим людям и хрипло выговорил:

— Факелы сюда! И лодки! Мы нашли его.