"Валентина Журавлева. Приключение " - читать интересную книгу автора

я вспомню потом, может быть, через несколько лет. Будет дождь в каком-нибудь
далеком городе, будет журчать вода в трубах, - я вспомню все, что сейчас
рассказывает К., вспомню и пойму.
- Дела у нас шли неважно. Опыты, обсуждения, снова опыты и снова
обсуждения... Бывает такая полоса неудач: опыты дают совершенно нелепые
результаты, обсуждения только усиливают взаимное раздражение... И вдруг
солнечный день. На полную солнечную мощность. Яркие лучи стерли
электрический свет, в лампах тлели тусклые желтые нити... И все сразу
почувствовали, что нельзя оставаться в лаборатории ни минуты. Мы с Кокрофтом
поехали на юг, к каналу. Кокрофт гнал машину как сумасшедший. Чудесное было
настроение: вырвались из темных комнат, весело гудит мотор, озорно
посвистывает ветер, а впереди - море. В этот день оно было ярко-синим,
чистейший синий цвет без примеси зеленого и серого...
"Вырвались..."
Мне нужно было именно это слово! Я собирала логическую цепь, у меня уже
были все ее звенья, но они лежали порознь, тяжелые куски мертвого металла, и
вот одно слово мгновенно соединило звенья в прочную цепь. Теперь я
представляю, почему Горчаков бросил физику. Задача решена. Точка. Остается
самое приятное: эффектно выложить то, что я поняла. Все-таки ты молодец,
Кира...
- Машину мы оставили у обрывистого холма, спустились вниз, к пляжу.
Говорили о каких-то пустяках, кидали камни в воду... А потом услышали шум
мотора. Вдоль берега над водой шел самолет. Вы, конечно, не знаете, что
такое самолеты тридцатых годов. На снимках они неплохо выглядят... Самолет
сел на пляже, пробежал метров сто и остановился рядом с нами. Промасленная
фанера, залатанная обшивка. И проволока, очень много проволоки, чтобы все
это не развалилось. Из кабины вылез долговязый парень; на нем был
промасленный и залатанный комбинезон. "Меня зовут Жерар Котрез, - сказал
он. - А это мой летательный аппарат. Там испортился... такой..." На этом его
английский кончился, и, к великой радости Жерара Котреза, мы ответили ему
по-французски. Так вот, в летательном аппарате перестали работать элероны.
"Что мне элероны! - сказал Котрез. - Но летательный аппарат не должен
распускаться..." Мы втроем исправляли повреждение: там заклинило проволочную
тягу, и Котрез рассказывал о себе. Студент-юрист, бросил Сорбонну, работал
грузчиком, собирал по кусочкам свой летательный аппарат, теперь отправился в
кругосветное путешествие. "Что мне эти законы... Я посмотрю мир, может быть,
ему нужны совсем другие законы... Послушайте, парни, летательный аппарат
поднимет троих. Вы мне подходите, летим вместе!" В промасленных крыльях
сверкало солнце, ветер гудел в проволочных растяжках, и я вдруг
почувствовал, как это здорово - жить так, как живет Котрез. Лететь над
морями, горами, лесами - неизвестно куда и неизвестно зачем, просто лететь.
И если понравится какой-нибудь городок, опуститься ненадолго, пройти по
узким улочкам, заглядывая в окна, посидеть на траве у реки...
- Как он сказал? Повторите, пожалуйста.
К. удивленно пожимает плечами.
- "Что мне эти законы!" Да, именно так. "Что мне эти элероны!.. Что мне
эти законы!.." У него это великолепно получилось. В такой, знаете ли, лихой
бержераковской манере. А дальше запомнился смысл, не ручаюсь за точность
каждого слова: "Я посмотрю на мир, может быть, ему нужны другие законы..."
Так. Боже, какая я дура: осталось, мол, эффектно выложить решение...