"Валентина Журавлева. Голубая планета" - читать интересную книгу автора

Внешний защитный корпус планетолета превратился в тончайшее решето, а
внутренний корпус был оплавлен так, что открыть люки мы уже не рисковали; вряд
ли их удалось бы потом плотно закрыть. Холодильная система работала на полную
мощность, по температура внутри планетолета поднялась до шестидесяти градусов.
Обливаясь потом, задыхаясь от жары, Шатов заявил, что коэффициент запаса
прочности внутреннего корпуса, пожалуй, можно снизить не на пятнадцать, а на
двадцать пять сотых.
Нужно сказать, что, создавая самого Шатова, природа не скупилась при
определении всевозможных коэффициентов. Запасы жизненной энергии у него были
поистине неисчерпаемы. Высокий, очень полный, он занимал почти всю небольшую
кают-компанию планетолета. Голос его гремел так, словно все метеоры вселенной
обрушились на "Стрелу". Металлизованный комбинезон, создававший в магнитном
поле искусствепную тяжесть, не был рассчитан на стремительные движения Шатова.
Поэтому, кроме своих прямых обязанностей штурмана, я имел и неплохую врачебную
практику: Шатов постоянно ходил с ушибами и ссадинами.
За полтора года мы сдружились. В конце концов у нас не было выбора:
вдвоем мы составляли весь экипаж маленького, заброшенного в Космос
планетолета. Я могу совершенно объективно сказать, что у Шатова был только
один недостаток - он любил цитировать Омара Хайяма. Я, конечно, ничего не имею
против поэзии. Но полтора года слушать только Омара Хайяма - это, согласитесь,
нелегко. Тем более, что Шатов цитировал таджикского поэта далеко не кстати.
Помню, когда "Стрела" попала в микрометеорный ливень, Шатов громовым голосом,
покрывавшим визг вибрирующего под ударами метеоров корпуса, декламировал:

Не станет нас! - А миру хоть бы что.
Исчезнет след! - А миру хоть бы что.
Исчезнем мы. - А миру хоть бы что.

Не очень утешительные стихи. Правда, со слухом у Шатова было явно
неладно, поэтому меланхоличные строфы Хайяма он пел на мотив спортивного
марша... Вообще, казалось, нет такой силы, которая могла бы испортить Шатову
настроение. И только когда погиб контейнер с продуктами, Шатов на несколько
дней приуныл. С этого времени мы питались хлореллой. Эта бурнорастущая
водоросль доставляла нам кислород, а излишки ее шли в пищу. Четыре раза в
сутки мы ели проклятую хлореллу: жареную, вареную, печеную, маринованную,
засахаренную, засоленную...
Хлорелла была настоящим кошмаром. Но Шатов очень быстро привык к ней. И
запивая котлеты (поджаренная хлорелла с гарниром из хлореллы маринованной)
витаминизированной наливкой (трехпроцентный спирт, настоенный на хлорелле), он
бодро читал Омара Хайяма:

Все радости желанные - срывай.
Пошире кубок Счастью подставляй.
Твоих лишений Небо не оценит,
Так лейтесь, вина, песни - через край.

Восемнадцать месяцев вдвоем! Это был мой первый длительный полет. И очень
скоро я начал понимать, почему самым важным качеством в характере астронавта
считается уравновешенность.
Стоит мне закрыть глаза, и я вижу кают-компанию "Стрелы", вижу все даже