"Леонид Жуховицкий. Умирать не профессионально" - читать интересную книгу автора

оставлять последнее слово за собой.

* * *

- Плохи мои дела, - это была первая фраза Лешки Каравайкина, когда
Тимур вошел. Что дела у Лешки плохи, Тимур, конечно, знал - но чтобы до
такой степени... Леха лежал на спине, а над кроватью, от стены к шкафу, была
прилажена железная труба, и к ней крепились ремни с ручками, как в
троллейбусе. Если надо было приподняться или повернуться, Леха хватался за
эти ручки левой рукой: правая уже не держала. И говорил он тихо, с усилием.
- Да ладно, старик, - возразил Тимур, - болезнь - штука такая: то
ухудшение, то улучшение...
- Брось, - почти шепотом оборвал друг, - мы же не бабы. Сколько-то
протяну, и слава Богу. Сам понимаешь: сейчас для меня страшна не смерть, а
слишком долгая оттяжка.
- Боли нет? - спросил Тимур: он хотел отвлечь Лешку от горьких мыслей,
но вопроса умней не придумал, и отвлечь не удалось.
- В меру, - ответил тот и вернулся к своему: - Чего там, наша с тобой
жизнь все равно кончилась. А новая... Я вот телек смотрю, радио слушаю...
Знаешь - не о чем жалеть. Деньги, карьеры, возня. Ну их на хрен!
- Может, лекарства какие поискать?
И эта фраза была глупая, какие тут лекарства! Но больных полагается
морально поддерживать, вот Тимур и попытался.
Леха слабо отмахнулся - шевельнул кистью левой руки, подвижной, но тоже
вялой.
- Тут ко мне врач ходит, толковый, из госпиталя, сказал, что полгода
гарантирует, да и год, наверное, протяну. Хотя, я так мыслю, чем скорее, тем
лучше. У меня к тебе вот какая просьба. Когда оно случится, попроси мужиков
подсуетиться, чтоб на Глашку все не свалилось, она и так на грани. Отец с
матерью на Востряковском лежат, там еще место есть, ну, это Глашка знает.
Дуростей всяких не надо, венков и прочего. Лишь бы водки хватило, - он
улыбнулся, чуть растянув губы, - ну, это вы и без меня сообразите.
- Да будет тебе, - пристыдил Тимур, - ты живой и думай о живом.
- О живом я тоже думаю, - согласился Лешка, - я тебя за этим и позвал.
Есть у нас с тобой обязательство, ну, ты помнишь. Теперь гляди: нас тогда
было четверо, сейчас двое, ты да я. Значит, нам решать. Так вот я тебя от
всего этого освобождаю. Ну его на хрен! Двадцать лет прошло. Срок давности
десять лет, а тут - двадцать. Забудь и живи. Понял?
- Уверен? - с сомнением спросил Тимур.
- Уверен, - ответил Леха, - на хрена тебе заморачиваться? Бог прощал и
нам велел. Пусть все живут. Все равно, кто раньше, кто позже...
Это было неожиданно: прежде в их кругу не было принято ни прощать, ни
поминать Бога. Хотя кто знает, что происходит с человеком у последней грани.
- Ясно, - кивнул Тимур.
Он посидел у кровати еще минут двадцать, поговорили, посмеялись даже. К
грустным темам не возвращались.
Когда уходили, Буратина с Глашкой обнялись, что было странно: ни в той,
ни в другой Тимур прежде не замечал сентиментальности. Быстро сошлись.
На улице девчонка сказала:
- До чего же она хороший человек! И ничего нельзя сделать?