"Славой Жижек. Когда простота означает странность, а психоз становится нормой" - читать интересную книгу автора

историей по сравнению с "отклонениями" в странный преступный мир от
"Головы-ластика" до "Шоссе в никуда". Однако, что, если герой последнего
фильма Линча в действительности значительно более субверсивен, чем странные
характеры людей из его предыдущих фильмов? Что, если в нашем
постмодернистском мире, в котором радикальные этические взгляды
воспринимаются как что-то несвоевременное и смехотворное, он является
истинным изгоем? Здесь следует вспомнить старое прекрасное замечание Г.К.
Честертона, из его эссе "В защиту детективных историй", о том, что
детективная история "детективная история ставит сознание перед фактом, что в
некотором смысле сама цивилизация есть наиболее поразительное отклонение и
фантастическое восстание. Когда в полицейском романе детектив остается один
в логове вооруженных преступников, то это бесстрашие выглядит очень глупо,
но делается это, конечно, для того, чтобы показать нам, что именно агент
общественного порядка является оригинальной и поэтической фигурой, тогда как
грабители и разбойники - просто старые добрые консерваторы. /Полицейский
роман/ на том факте, что мораль есть наиболее тайный и дерзкий заговор".
Что, если, в таком случае, именно это является самым главным посланием
фильма - что мораль является "наиболее тайным и дерзким заговором", что
этический субъект действительно угрожает существующему порядку, в отличие от
длинного ряда линчевских странных извращенцев (барон Харконнен в "Дюне",
Фрэнк в "Синем бархате", Бобби Перу в "Диких сердцем"), которые в конечном
счете служат его опорой? В определенном смысле контрапунктом "Простой
истории" является "Талантливый мистер Рипли" Энтони Мингелла, основанный на
одноименном романе Патрисии Хайсмит. В "Талантливом мистере Рипли"
рассказана история Тома Рипли, бедного амбициозного молодого ньюйоркца, с
которым налаживает контакт богатый магнат Герберт Гринлиф, ошибочно
полагающий, что Том был в Принстоне с его сыном Дики. Дики бездельничает в
Италии, и Гринлиф платит Тому за то, чтобы он поехал в Италию и вернул его
сына, чтобы тот взялся за ум и занял свое законное место в семейном бизнесе.
Однако в Европе Том все более и более очаровывается не только самим Дики, но
и изысканной, спокойной, желанной жизнью высшего класса, которую ведет Дики.
Все разговоры о гомосексуализме Тома здесь неуместны: для Тома Дики не
объект его желания, но идеальный желающий субъект, "предположительно знающий
(как желать)", субъект переноса. Короче говоря, Дики становится для Тома его
идеальным я, фигурой его воображаемой идентификации: когда он часто бросает
страстные взгляды на Дики, он таким образом раскрывает не эротическое
желание заняться с ним сексом, иметь Дики, а его желание быть похожим на
Дики. Итак, чтобы выйти из этого затруднительного положения, Том
разрабатывает план: во время прогулки на лодке он убивает Дики, а потом,
спустя некоторое время, присваивает себе его имя (assumes his identity).
Действуя от имени Дики, он организует дела таким образом, чтобы после
"официальной" смерти Дики унаследовать его богатство. Когда все это
выполнено, фальшивый "Дики" исчезает, кончая жизнь самоубийством (в письме
он завещает все Тому). В это время вновь появляется Том, успешно ускользнув
от недоверчивых следователей и даже получив благодарность от родителей Дики,
а затем он покидает Италию и едет в Грецию.
Хотя роман написан в середине пятидесятых, можно утверждать, что
Хайсмит предвещает сегодняшнее терапевтическое переписывание этики в
"Рекомендациях", которым не стоит слепо следовать. "Вы не должны совершать
прелюбодеяние, за исключением тех случаев, когда оно эмоционально оправдано