"Безумие стали" - читать интересную книгу автора (Погудин Андрей)

Джаб.

Когда Джаб Нивельхейм впервые посетил Таггард в десять лет, столица Валезии очаровала его раз и навсегда. Отец прибыл в королевский дворец на очередной Совет Пяти, а пока решал дела государства с остальными эрлами, попросил старшину показать Джабу город. Дюк Грант взял с собой дружинников и первым делом повез сына Стража Долины к реке, как будто тот никогда её не видел! Родовой замок Нивельхеймов стоял на острове Твердь, омываемый широкой Валезой, два моста соединяли Валезию с Кабистаном, и это была единственная переправа на всём протяжении границы с родиной королевы Фриги. Джаб с рождения насмотрелся на тёмно-синие просторы реки, давшей название всему государству, и не думал, что увидит на Шуме что-нибудь новое, но Грант считал по-другому и оказался прав.

Задолго до речных причалов улицы начали горбиться мостиками, переброшенными через протоки. Стены домов подступали вплотную к воде, отделенные от неё только каменными бортиками. По опутавшим Таггард рукавам Шумы сновали утлые лодчонки с торговцами, предлагавшими карамельные орехи, кусочки жареного мяса на прутках, пироги с разной начинкой и безделушки. Тут же двигались вытянутые чёлны, перевозящие грузы и людей. Управлял каждым единственный гребец на корме, мерно качавший длинным веслом-лопастью. Маленький Джаб крутил головой во все стороны, удивляясь пёстрым одеждам, причудливым зданиям, протянутым меж ними веревкам с табличками и громкоголосой толпе, запрудившей улицы.

У дверей таверн кричали зазывалы, им вторили уличные торговцы, привлекая внимание к лоткам с разным товаром – начиная со сладостей и кончая безумно дорогими книгами. Повсюду встречались бродячие певцы, жонглеры и фокусники, веселящие народ. Где-то завязывались потасовки, вскоре пресекаемые бдительными стражниками; в толпе шныряли подозрительные личности с откровенно разбойничьими физиономиями, горланили песни пьяные мастеровые. По мнению Джаба, таггардцы торопились насладиться жизнью, точно им предстояло завтра умереть, и строили себе такие дома, будто им предстояло жить вечно.

В центре преобладали каменные особняки – крепкие и основательные, на окраинах уже встречались деревянные строения – сложенные из толстых бревен и облицованные желтым песчаником. Многие крыши украшали большие и малые башенки-трубы, тут и там поднимался дымок. Королевский дворец стоял на холме, окруженный вместе со старой частью города высокой крепостной стеной. Здесь селились знатные дворяне, главы гильдий и богатые купцы. Джаб впоследствии посещал некоторых из них, сопровождая отца, а потом и вовсе обосновался в центре Таггарда, когда женился на Луизе Тельми – на свадьбу Скальд Нивельхейм подарил молодым двухэтажный особняк на улице Веревки, пересекавшую Эшафотную площадь и берущую начало у дворца короля.

Когда Джаб окончил в двадцать лет Кале и Гот Брамберг назвал его третьим меченосцем после Ларкина и Юдина Витербора, перед молодым виконтом встал выбор: вернуться на Твердь, чтобы в будущем сменить на посту Стража Долины уже немолодого отца, или же поступить на королевскую службу. Джаб выбрал второе. У эрла еще двое сыновей, а ему совсем не хотелось всю оставшуюся жизнь торчать на острове, проверяя товары купцов, гонять контрабандистов и подсчитывать прибыли от таможенных податей. Отец славно повоевал в молодости, теперь может и отдохнуть, а вот Джаб ещё не успел проявить себя на бранном поле – какой же из него тогда Страж? Скальд одобрил выбор сына при одном условии – женитьба.

Их с Луизой обвенчали как раз в первый приезд Джаба в Таггард. Он помнил высокого худощавого человека с орлиным профилем – Гильга Тельми, и смешную трехлетнюю девочку с пухлыми щечками – его дочь. Два эрла дружили с детства, оба отличились в подавлении восстания речных баронов, не раз спасали друг другу жизнь и решили «спрятать медведя за щитом», как говорили при дворе, а попросту – породниться. Джаб мнил это игрой, десятилетний мальчик не мог представить, что эта сопливая пигалица когда-нибудь будет накрывать ему стол и согревать постель, так почему бы не сделать отцу приятное? Шло время, Луиза выросла в дородную леди – не страшна, но и не красива. В свои шестнадцать она сравнялась в росте с матерью и фигурой удалась в неё же. Пышные формы, складки на боках платья, круглое лицо – такой увидел её Джаб. Вместе с тем Луиза прекрасно танцевала, обладая особой грацией, нисколько не стеснялась своей полноты, отлично готовила и обожала мужа. Джаб старался отвечать ей взаимностью.

Маршал армии Олаф Лангобард поставил виконта во главе отделения панцирной пехоты, а спустя три года Джаб в чине лейтенанта уже командовал ротой Железных Тигров. Его приятель Генри Ларкин, унаследовавший титул графа, отличился в Джангарской кампании и по протекции того же герцога Карийского взлетел до капитана Королевской гвардии – элитного подразделения, где служили лучшие воины, доказавшие преданность его величеству Родрику Лангобарду. Казармы гвардии стояли в старой части города – Кряже, все остальные располагались в кварталах за крепостной стеной – Выселками, разделенных на поименованные сторонами света Крылья. Этим утром Джаб направлялся в Западное, где проживали Железные Тигры.

По городу он старался передвигаться на своем драгуаре, переняв эту привычку у Ларкина. Боевой конь был способен везти рыцаря в полном доспехе и разгоняться на короткие расстояния быстрее абиссинца. Когда Зиг величественно вышагивал по булыжной мостовой, желающих заступить ему дорогу обычно не находилось, людской поток расступался, точно по улице ехал сам король. Сегодня случилось по-другому. После Западных ворот дорогу перегородили сцепившиеся бортами телеги, возницы ругали друг друга последними словами и стегали кнутами лошадей. Кругом собралась толпа зевак. Тут же суетились два стражника, пытаясь разъединить повозки алебардами. Джаб поморщился – если ехать в объезд, получится приличный крюк.

– И чего не поделили?! – рявкнул он.

Заметив скалящегося тигра на панцире Джаба, вспотевшие стражники вытянулись во фрунт. Длинноусый возница повернулся и, увидев дворянина на огромном коне, тут же запричитал:

– Да что же энто творится, благородный сэр? Я себе еду спокойно с рынка, продал хлеб, а этот раздолбай лезет навстречу, будто меня и поджидал! Нагрузил в свою развалину жердей, того и гляди, колеса отпадут, вот они мне в борт и впились, не расцепить никак.

Второй возница в плаще с глубоким капюшоном подался вперед, но Джаб поднял руку, требуя тишины. Он спрыгнул на пустую телегу и приказал стражникам:

– Возьмите коней под узды и как скажу, разводите.

Воины протиснулись к мордам лошадей, расталкивая зевак. Джаб вытащил оружие, люди ахнули, а он рубанул мечом в узкую щель меж бортами. Брызнула щепа, один возница вскрикнул. Стражники сами сообразили, что делать. Повозки дернулись, Джаб пошатнулся и тут заметил стрелка. Человек лежал на черепичной крыше и целился в него из арбалета. Сухой щелчок потонул в шуме толпы, Джаб рванулся вбок и рухнул на мостовую. В футе от него из днища телеги торчал лепестковый болт, пробивший толстую доску как лист бумаги. Люди помогли виконту подняться, Джаб перебежал на другую сторону улицы и осмотрел крыши. Стрелка и след простыл. Также исчез возница, виновный в заторе. Стражник растерянно глядел на опустевшую повозку, Джаб встряхнул его и показал болт с красным оперением.

– Где ваш старшина? Прочешите улицы! Ищите человека в одежде трубочиста и возницу с этой телеги. Достаньте с крыши арбалет. И не стойте столбом!

– Есть, сэр!

Садясь на коня, Джаб понял, что надежды тщётны – вряд ли стражники поймают участников покушения. Конечно, найдут с десяток людей, подходящих по описанию, но виновных только в том, что подвернулись под горячую руку. Убийцы всё тщательно спланировали, такие не оставляют следов. Натянув поводья, Джаб с удивлением заметил, что руки немного дрожат. В него не стреляли ни разу. Копьем били, мечом, но это всё на турнирах, где погибнуть можно только по роковой случайности. Сейчас же кто-то решил забрать его жизнь. Почему? Джаб искал ответа и не находил. Взбурлившая кровь заставляла его гнать коня по улице, не обращая внимания на прохожих. Вбитые упражнениями навыки помогли уйти от неминуемой смерти, а если бы повозка не качнулась, и он бы не посмотрел на крышу? Если бы таинственный убийца выстрелил раньше? Впору благодарить Триединых, что заступились, уберегли. Тут бы не спас и панцирь. Надо понять, кому он перешел дорогу, подумал Джаб, чтобы не видеть угрозу в каждом встречном. Если его твердо решили убить, то обязательно повторят попытку. Возможно, Генри что посоветует?

Валезия давно не вела крупных войн, ограничиваясь стычками на границах. Панцирная пехота участвовала последний раз в боевых действиях восемь лет назад, когда речные бароны подняли мятеж, чтобы отделиться от королевства и основать собственное государство на плодородных землях в истоках Валезы. В мирное время воины несли службу в гарнизоне Таггарда, совершенствовали умения в ежедневных тренировках и участвовали в смотрах. Ближайший должен был состояться через четыре дня. Джаб соскочил с коня во дворе казармы и принял от старшины Лара Терми доклад. Тигры уже выходили на учебный плац. Слева доносились звуки переклички Единорогов Райна, справа раздавались хриплые команды Гарруда – лейтенанта Черных Пауков.

– Становись! – гаркнул Терми.

Начищенные панцири сияли в лучах утреннего солнца, нагрудники туманились от дыхания. Ножны мечей, словно приклеенные, застыли на левом бедре, у некоторых – на правом. Из-за спин выглядывали древки копий с острыми наконечниками и оранжево-черными вымпелами. Джаб прошелся перед воинами, готовых прямо сейчас идти хоть в бой, хоть на парад.

– Вольно! – скомандовал виконт и подозвал старшину: – Лар, Медведь уже появлялся?

– Нет, – ответил Терми и добавил с улыбкой: – Говорят, капитан вчера был в гостях у мадам Санжи, откуда вернулся только под утро.

– Вот и хорошо, проведи сегодня занятия сам.

– Конечно, сэр. Что-то случилось?

– Надо разобраться в одном деле. Если что, пошли гонца к Ларкину.

Джаб забрался на драгуара и направился в Кряж. Он специально выбрал кружную дорогу через площадь Львов, мостки улицы Лодочников, и пересек стену сквозь Северные ворота. Из головы не выходил трубочист с арбалетом, Джаб вглядывался в повозки, встречных людей, открытые окна и низкие крыши. Особняк Ларкина стоял в миле от дворца. Когда его покойный отец служил дипломатом еще у Кира Справедливого, король пожаловал Дину этот дом с большим садом и прудом. Генри постоянно проживал здесь, посещая родовой замок с поместьем только тогда, когда впадал в черную меланхолию. В последнее время это случалось всё чаще. Джаб подъехал к забору, сложенному из округлых валунов, и, привстав в стремени, заглянул во двор.

Во дворе шла рубка. Один гвардеец уже привалился к стене и баюкал ушибленную руку, а второй бегал по всему саду от Ларкина. Голый по пояс Генри чертил воздух мечом, противник вяло отбивался. Его панцирь усеяли вмятины, щит был весь изрублен, а из щелей забрала вырывались облачка жаркого дыхания, словно пар из котелка. Джаб хмыкнул. Ларкин называл такие побоища «укреплением авторитета».

…Когда прежний капитан Королевской гвардии Ирвинг Дарт покинул службу из-за потери руки, то по ходатайству герцога Карийского его величество утвердил на эту должность двадцатидвухлетнего Генри. В гвардии служили прославленные воины, многим новый командир годился в сыновья, а некоторые сами метили на его место. Началась проверка на прочность. Приказы Ларкина исполнялись с запозданием или не исполнялись вовсе. Встречая его, воины не торопились отдать приветствие, а иные просто отворачивались, будто не замечая подтянутого капитана. Вслед ему отпускали шуточки про молодого выскочку, когда точно знали, что он их расслышит. Оруженосца Ларкина как-то столкнули в канал, да так, что юноша чуть не утонул, выбираясь из вязкого ила. Последнее и переполнило чашу терпения Генри. Он не стал расписываться в собственном бессилии и жаловаться герцогу, чего от него и ждали воины, а поступил просто – каждое утро начал вызывать к себе двух гвардейцев, как бы на тренировку, а на самом деле, чтобы преподать урок всем недовольным.

Джаб присутствовал на первом. Он видел из окна, как через ворота прошли двое: Лойт Гани – записной бретёр, любитель женщин и выпивки; и Кирк Монкар – крепкий седоволосый лейтенант, мечтавший о звании капитана. Оба явились в тренировочных доспехах и остановились в центре двора, подозрительно осматриваясь по сторонам. Джаб упрашивал Генри надеть панцирь, но тот только отмахнулся. Оставив в ножнах знаменитый Мститель, он взял обычный клинок и вышел к гостям в одной шелковой рубахе и штанах.

– Утро доброе, господа! Я рад, что вы пришли, причем почти вовремя.

– Как мы можем вас ослушаться, граф? – произнес Гани.

– В целях повышения боеспособности вверенных мне людей я намерен теперь каждое утро преподавать гвардейцам приемы обращения с мечом, – отчеканил Ларкин, пропустив мимо ушей ехидное замечание Лойта.

– С кем вы будете драться первым? – прямо спросил Монкар.

– С вами обоими.

– Это несерьезно!

– Я не достану меч, пока вы не наденете доспехи, – добавил Гани.

– Тогда ты умрешь, – сказал Ларкин и сделал первый выпад.

Если бы гвардейцы серьёзней отнеслись к тому, что Генри стал в прошлом году первым меченосцем Кале, то двойное преимущество не показалось бы им чрезмерным, подумал тогда Джаб. Конечно, в каждом трехгодичном выпуске был лучший ученик, но никогда в истории школы не случалось, чтобы этот лучший выиграл поединок с Готом Брамбергом. Наместник Кале носил звание грандмастера заслуженно и в свои сорок превосходил в умении обращаться с мечом большинство воинов королевства. Когда его величество распорядился о создании заведения, должного воспитывать отпрысков дворян в духе рыцарства, то лично попросил Гота возглавить школу. Тот согласился, немаловажную роль сыграл и титул графа. За свою пластичность, резкие и неожиданные выпады во время боя, хитрые финты Брамберга еще в начале карьеры прозвали Змеёй. «А кто может победить змею её же оружием? – шептались в коридорах Кале после выпускных экзаменов. – Только Змей!».

Не придали гвардейцы значения и отваге Ларкина во время Джангарской кампании. Олаф Лангобард бросил тогда эскадрон кавалерии, чтобы поймать тархана Ланкуша, но сарматы осыпали рыцарей стрелами и тут же отступали в степь. Драгуары быстро уставали и не могли угнаться за легконогими джангарскими лошадками. Назревало поражение. Герцог хотел покарать убийцу друга, но Ларкин еще сильнее жаждал отмщения отца – он и придумал рискованный план.

Приближалась середина лета, солнце палило нещадно. Кавалерия стояла лагерем вокруг небольшого озера, над виднокраем висела пыльная дымка – там передвигались всадники Ланкуша. Дождавшись южного ветра, маршал приказал отступать. Рыцари с удовольствием седлали коней, всем уже надоело жариться в доспехах, как крабам на сковородке. Остались трое: Генри и два следопыта, выделенных герцогом. Ларкин объяснил воинам задачу, и они налегке побежали к видневшимся справа и слева чахлым рощицам. Змей пошел прямо. Маршал отговаривал его от личного участия, но Генри в своей жизни не слушал никого, кроме отца, останки которого везли сейчас дружинники в склеп родового замка.

Сарматы поступили так, как и предполагал Ларкин. Их разведчики достигли озера, убедились, что водопой свободен, и поскакали обратно, мимоходом проверив окрестные рощи. Один из них проехал прямо под желтой акацией, где, прикрывшись ветвями и стиснув меч, сидел Генри. Вскоре показались остальные степняки. Он насчитал почти две сотни всадников. Тут были не только мужчины, но и воевавшие наравне с ними женщины – дикари прижигали девочкам в детстве левый сосок, чтобы вся сила ушла в правую руку и грудь, а пока сарматка не убивала хотя бы одного врага, то не могла выйти замуж. Ларкин высматривал Ланкуша и, наконец, увидел его в центре отряда. Кровника отличал плащ без рукавов синего цвета и остроконечная шапка, отороченная мехом степного льва. Казалось, что голова Ланкуша покрыта оранжевой гривой – как ни странно, мех хорошо защищал от жары. Когда последний всадник миновал рощу, затаившийся Змей спрыгнул на землю и нащупал кресало.

В это время Олаф Лангобард остановил коня и достал подзорную трубу. Всё шло по плану. Сарматы окружили озеро, давая напиться лошадям. Герцог подал знак сигнальщику. Заслышав звук рожка, рыцари послушно развернулись и перестроились в тройную линию. Если кто и удивился команде, то не подал вида – приказы маршала исполнялись сразу, какими бы противоречивыми они не казались. Сигнальщик протрубил наступление. Сарматы спокойно ожидали валезийскую конницу. Всё как обычно: подпустить глупых рыцарей на расстояния выстрела, осыпать стрелами и убраться в бескрайнюю степь.

…До Ларкина донесся далекий сигнал. Сухая трава занялась от искры мгновенно, точно облитая маслом. Генри выбежал из-под защиты деревьев, поджигая пучком всё новые и новые стебли. Слева и справа тоже начал подниматься дым. Вскоре три огненных полосы слились в одну, ветер погнал в сторону озера сплошную стену огня.

– Валезия!

Степь задрожала от ударов сотен копыт. Драгуары перешли на рысь. Тяжелая конница лавиной неслась на врага, прозвучал рожок, и края линии стали загибаться вперед, беря степняков в клещи. Те метались вокруг озера. Кто-то посылал навстречу рыцарям стрелы, некоторые пытались пробиться через горящую траву, но джангарские лошадки отказывались прыгать через огонь – они хрипели и скидывали всадников на тлеющую землю. Набрав разгон, валезийская конница стоптала сарматов. Копья первой линии выносили врагов из седел, две последующие волны завершили разгром.

Следопыты получили от герцога строгий приказ беречь молодого графа. Они встали по бокам Генри, достав изогнутые клинки. Из огня выбегали обезумевшие степняки и тут же гибли под ударами карающей стали. Сарматы были лихими наездниками, но воевать пешими не умели. Ларкин наискось рубанул очередного визжащего дикаря, когда увидел Ланкуша. Тот убегал по черному пеплу в степь.

– Стой! – заорал Змей и бросился в погоню.

Он настиг его на краю рощи, где прятался ранее. Поняв, что ему не уйти, тархан развернулся и выставил перед собой меч – тот самый, что забрал у мертвого Дина. Клинок работы цвиргов и стал основной причиной, по которой Ланкуш вырезал посольство. Такого меча не было у самого Мулутхая! Но этот же меч и сгубил тархана. Генри не стал отражать удар, а влился в него. Два клинка соединились в смертельном танце. Вращая меч, Ларкин плашмя ударил по рукоятке отцовского клинка. Солнечные лучи заиграли на красноватой стали, Ланкуш развел пустыми руками. Змей крутнулся волчком и подсек врагу ноги, повалив того на траву. Перевернувшись в воздухе, пылающий рунами меч устремился к земле и пронзил горло упавшему тархану. Клинок сам отомстил похитителю…

Да, возможно, гвардейцы не слышали эту историю, решил тогда Джаб. Тем хуже для них. Насколько он знал, именно Лойт Гани толкнул парнишку-оруженосца в канал, да еще и бил того по рукам, когда вымокший юноша, обламывая ногти, старался вскарабкаться на скользкий бортик. Знал это и Генри. Его клинок, казалось, плел вокруг противника стальную паутину. Тот только отбивался, времени на контратаку не оставалось. Насупившись, Кирк Монкар следил за поединком, но не вмешивался. Ларкин сделал выпад, Гани прикрылся щитом. Обшитый железными пластинами дуб не выдержал сильного удара и треснул. Лойт присел на одно колено, бесполезный теперь щит полетел в сторону.

– Ты усвоил урок? – спокойно спросил Змей.

– Забери тебя даймон! – выкрикнул Гани и прыгнул на Ларкина.

Сделав шаг в сторону, Генри взмахнул мечом. Острие вошло в незащищенную подмышку Лойта, из ослабевшей руки выпал клинок, зазвенев по плиткам двора. Воин рухнул на холодный камень и, прохрипев очередное ругательство, забулькал кровью. Вокруг тела расплылась тёмно-красная лужа. Монкар с трудом оторвал взгляд от мертвого товарища и посмотрел на Змея.

– Меня вы тоже хотите убить, сэр?

– Я не потерплю глупцов в моей гвардии, – невозмутимо ответил Генри и вытер платком острие меча. – Надеюсь, вы будете умнее своего приятеля.

Когда избитый, но живой лейтенант покидал особняк Ларкина, постанывая на телеге, Джаб подумал, что Генри сильно изменился после смерти отца, стал жёстче, но он до сих пор его друг. Герцог только попенял тогда любимцу на недопустимость потерь личного состава во время тренировок, Ларкин же обещал проследить, чтобы воины более не калечились. Слово своё он сдержал, но до сих пор вызывал к себе провинившихся для обстоятельной беседы, как и сегодня…

Генри, наконец, загнал второго гвардейца в пруд. Тонкий лёд проломился, разгоряченный воин ухнул в холодную воду. Граф смыл пот, поливая себя ковшом из бочки, и крикнул:

– Чак! Помоги этому господину выбраться, не то он мне всех карпов передавит.

– Слушаюсь, милорд!

Оруженосец побежал к пруду. Вот уж кто боготворит Ларкина, подумал Джаб, другие Змея в основном тихо ненавидят. Чак тянул за веревку, воин поскальзывался, но потихоньку продвигался к берегу. Из-под пластин панциря текла вода вперемешку с тиной. Генри тем временем подошел ко второму гвардейцу и спросил:

– Надеюсь, милейший, вы теперь запомнили, как обращаются к капитану Королевской гвардии?

– Сэр! Да, сэр!

– Похвально, – протянул Змей и добавил: – Виконт Нивельхейм, ваша голова отлично смотрится на моем заборе, но я привык видеть её неделимой с телом.

– Да и я тоже, – хрюкнув, сказал Джаб и проехал в ворота. – Привет, Генри.

– Здравствуй. Проходи в дом.

– Чем тебе не угодил сей славный воин, я уже понял, – произнес Джаб, поднимаясь по ступенькам. – Что натворил второй?

– Ругал его величество за толстокожесть и нерешительность.

– Ого!

– Ага. Хоть это и правда, но я предпочел сам объяснить новенькому недопустимость подобных высказываний в столице Валезии, чем отправлять глупца на Эшафотную площадь.

– Я думаю, он тебе благодарен.

– Ещё бы! Только пока не осознает этого. Что будешь пить? Есть валезийское сбора пятьдесят третьего, белое зарийское, вчера еще барон Клио гостил, оставил кувшин своей наливки.

– Буду наливку, я её еще с нашего выпуска помню. До сих пор общаешься с Бардом?

– Конечно. Из Витерборов он самый вменяемый, а уж песни поёт лучше любого трувера. Сейчас готовится к очередной смене в Кале, приезжал к мастеру Карцелю за новыми инструментами и на обратном пути ко мне заглянул. Опробовать, так сказать. До трех ночи слушал его баллады, даже всплакнул в некоторых местах.

– Генри, ты меня пугаешь.

– Я порой сам себя боюсь.

Некоторое время они наслаждались вкусным напитком. Ларкин надел чистую рубаху и взгромоздил на стол ноги в замшевых туфлях. В углу чуть слышно тикал изготовленный цвиргами массивный хронометр. На пороге появился дворецкий Барроуз, привезенный Генри из родового замка – он поздоровался с Джабом и прошел по ковру, неся в одной руке серебряный поднос. Ларкин прикрыл глаза. Барроуз аккуратно подвинул его ноги и выставил на стол нарезанный тонкими ломтиками сыр и лайм. Еще раз кивнув Джабу, дворецкий удалился так же тихо, как и вошел.

– Ну? – вопросил Генри, нащупав с закрытыми глазами дольку лимона.

– Ты о чём? – отозвался Джаб.

– Не о наливке же! Что подвигло тебя пропустить подготовку к смотру и подглядывать за моими утренними занятиями?

– В меня стреляли.

– Да ты что?! – проснулся Ларкин. – Серьезно? Это здорово!

– Почему?

– Во-первых, в тебя не попали, иначе ты бы тут не сидел, а во-вторых, такое событие наповал убивает скуку, которую я испытываю с момента отъезда Дали Клио. Рассказывай!

Джаб выложил на стол болт и поведал историю скоротечного покушения. Слушая друга, Генри внимательно рассматривал наконечник и красное оперение. Когда Джаб закончил, Ларкин задумчиво произнес:

– А ведь вас, виконт, хотели именно убить, а не напугать. Таким болтом можно свалить вепря, что уж тут говорить о человеке, даже облаченным в панцирь. Кому ты в ближайшее время перешел дорогу?

– Сам теряюсь в догадках.

– Замечательно, тайны всегда меня притягивают. Допивай наливку. Думаю, стражники уже завершили беготню по улицам – вряд ли что-то накопали, но всё равно стоит проверить. Давай навестим графа Мердока. – Змей перегнулся через подоконник и закричал: – Чак! Эй, Чак! Оставь этого обледеневшего господина и седлай Раша! Да, принеси ещё мой доспех и захвати щит.

– Мы едем на войну? – донёсся со двора восторженный голос оруженосца.

– К сожалению, нет, – ответил Ларкин и покачал в руке арбалетный болт. – Но стрельба с поножовщиной возможны.