"Франсуаза Жило. Моя жизнь с Пикассо " - читать интересную книгу автора

поняли, что все это время работали для написания данной книги.
В ходе нашей работы над книгой она постоянно поражала меня тем, до
какой степени заезженное выражение "Твердая память" может быть точным.
Франсуаза точно помнит, что говорила она, что говорил Пабло, каждую
подробность их более, чем десятилетней совместной жизни. Цитирование слов
Пикассо является цитированием в полном смысле слова.
Я часто прослеживал с ней обстоятельства многих эпизодов - неизменно с
разных точек зрения. Они всякий раз подтверждались - вплоть до мельчайших
подробностей, стиля, оборотов речи - хотя между первоначальным обсуждением
темы и возвращением к ней проходили недели, а то и месяцы. Кстати, многие
тонкости, которые Пикассо подробно разбирал в разговоре со мной в Канне
вскоре после того, как ему исполнилось семьдесят пять лет, и которые я при
нем записал, звучали в рассказах Франсуазы в той же самой форме, разница
заключалась лишь в том, что тут за Пабло говорила Франсуаза.
Дальнейшие сличения и сверки стали возможны благодаря тому, что я
получил доступ к письмам Пикассо Франсуазе, ее записям и дневникам за тот
период и многим другим существенным документам - собранным в трех больших
ящиках - которые, поскольку оказались на чердаке, чудом избежали судьбы
других личных вещей Франсуазы в ее доме на юге Франции в 1955 году.
Лейк Карлтон

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я познакомилась с Пикассо в мае 1943 года, во время немецкой оккупации.
Мне исполнился двадцать один год, и я уже сознавала, что живопись - мое
призвание. В то время у меня гостила школьная подруга Женевьева, она
приехала из Монпелье провести месяц со мной. С нею и актером Аленом Кюни я
однажды в среду отправилась в ресторанчик, где постоянно бывали писатели и
художники. Он назывался "Каталонец" и находился на улице Великих Августинцев
на Левом берегу, неподалеку от Собора Парижской Богоматери.
Когда мы вошли и сели, я впервые увидела Пикассо. Он сидел за соседним
столиком в компании друзей: мужчины, которого я не знала, и двух женщин.
Одной из них была Мари-Лора, виконтесса де Ноэй /Noailles/, владелица
значительной коллекции картин, сама немного художница. Правда, в то время
она еще не занималась живописью - по крайней мере, открыто - но издала
маленький сборник стихов, озаглавленный "Вавилонская башня". У нее было
длинное, узкое, нездорового цвета лицо, обрамленное изысканно причесанными
волосами, напомнившими мне портрет кисти Риго Людовика XIV в Лувре.
Ален Кюни шепнул мне, что другая женщина - Дора Маар, югославская
художница и фотограф, все знали, что она с 1936 года является спутницей
жизни Пикассо. Я бы и сама без труда узнала ее, так как была достаточно
знакома с работами Пикассо, чтобы распознать в ней женщину, изображенную на
"Портрете Доры Маар". У нее было красивое овальное лицо, однако с массивной
челюстью, это характерная черта почти всех ее портретов, написанных Пикассо.
Черные волосы были гладко зачесаны назад. Я обратила внимание на ее
бронзово-зеленые глаза и тонкие руки с длинными, сужающимися к концу
пальцами. Больше всего в этой женщине поражала ее странная неподвижность.
Говорила она мало, совершенно без жестов, в осанке ее было не только
достоинство, но и некоторая скованность. Есть французское выражение, очень
подходящее к данному случаю: она держалась как на святом причастии.