"Андре Жид. Возвращение из СССР" - читать интересную книгу автора

смехом. Их вагон был очень тесным, стояла жара, и все задыхались от духоты.
Но это было прекрасно.
Должен сказать, что для большинства из них я не был незнакомцем.
Некоторые читали мои книги (в основном "Путешествие в Конго"), и, поскольку
в газетах вместе с речью на Красной площади, на похоронах Горького, был мой
портрет, многие тотчас меня узнали. Вскоре завязалась долгая дискуссия. Джеф
Ласт, который хорошо понимает и говорит по-русски, объяснил нам, что
головоломки, предложенные мной, прекрасные, но они спрашивают: неужели сам
Андре Жид забавляется этим? Джеф Ласт должен был возразить, что это
небольшое развлечение предназначено для того, чтобы снимать усталость.
Настоящие комсомольцы всегда готовы служить делу, судят обо всем с точки
зрения пользы. Впрочем, не будем педантами, сама эта дискуссия, перебиваемая
смехом, тоже была игрой. Поскольку в их вагоне дышать становилось трудно, мы
пригласили человек десять к себе, остаток вечера прошел с народными песнями
и даже танцами, насколько позволяли размеры салона. Этот вечер останется для
меня и для моих спутников одним из лучших воспоминаний о путешествии. И мы
были уверены, что едва ли в какой-либо другой стране можно встретить такую
неподдельную искреннюю сердечность, едва ли в какой-либо другой стране можно
встретить такую очаровательную молодежь3.
Я говорил уже, что меня меньше интересуют пейзажи... Однако мне
хотелось бы рассказать о великолепных лесах Кавказа - при въезде в Кахетию,
в окрестностях Батуми и в особенности Бакуриани, под или, точнее сказать,
над Боржоми. Более прекрасного леса я не видел и не представлял себе: лесная
поросль не скрывает стволы громадных деревьев, на таинственные поляны
сумерки опускаются раньше, чем закончится день, - кажется, что где-то здесь
должен был заблудиться мальчик с пальчик. Мы пересекли этот сказочный лес,
вышли к горному озеру, и нам оказали честь, сообщив, что здесь никогда еще
не ступала нога иностранца. Но я и без этого оценил великолепие здешних
мест. На берегу озера странная маленькая деревушка (Табацкури) - ее девять
месяцев в году скрывает снег, - которую я бы с удовольствием описал... Ах,
почему я не приехал просто туристом или как натуралист, который с восторгом
открывал бы здесь новые растения, обнаружил бы на высокогорном плато
"скабиозу кавказскую" из своего сада... Но не за этим прибыл я в СССР. Самое
важное для меня здесь - человек, люди, что из них можно сделать и что из них
сделали. Лес, который меня сюда привлек, чудовищно непроходимый и в котором
я блуждаю сейчас, - это социальные вопросы. В СССР они вопиют, взывают и
обрушиваются на вас со всех сторон.

II

В Ленинграде я мало видел новых кварталов. Что восхищает в Ленинграде -
это Санкт-Петербург. Я не знаю более красивого города, более гармонического
сочетания металла4, воды и камня. Город словно создан воображением Пушкина
или Бодлера. Иногда он напоминает полотна Кирико. Памятники - таких же
совершенных пропорций, как музыкальные темы в симфониях Моцарта. "Все там
красота и гармония". Душа радуется красоте и отдыхает.
Нет слов, чтобы сказать, как изумителен Эрмитаж. Отмечу только попутно
разумное правило помещать вокруг картины какого-либо художника, когда это
возможно, другие его работы: этюды, эскизы, наброски - все, что помогает
увидеть, как постепенно складывался и воплощался замысел.