"Андре Жид. Тесные врата" - читать интересную книгу автора

называемые "пузыри"; взглянешь сквозь него на дерево - оно все искривится,
взглянешь на проходящего мимо почтальона - у него вдруг вырастает горб.
Сад имеет форму прямоугольника и окружен стеной. Через него к дому,
огибая просторную затененную лужайку, ведет дорожка из песка и гравия. Стена
здесь не такая высокая, и за ней виден хозяйственный двор, который со
стороны дома прикрыт садом, а снаружи, как принято в здешних местах,
обрамлен двумя рядами буковых деревьев.
Позади усадьбы, с западной стороны, сад разрастается свободнее. По нему
вдоль шпалер, обращенных на юг и обвитых яркими цветами, проходит аллея,
укрытая от морских ветров несколькими деревьями и стеной густого кустарника,
португальского лавра. Другая аллея, идущая вдоль северной стены, теряется в
гуще ветвей. Мои кузины всегда называли ее "темной аллеей" и с наступлением
сумерек не отваживались заходить в нее слишком глубоко. Обе эти аллеи в
конце несколькими уступами спускаются к огороду, который как бы продолжает
сад. Отсюда через маленькую потайную дверь в стене попадаешь в молодой
лесок, где смыкаются подходящие справа и слева двойные ряды буковых
деревьев. Если взглянуть с заднего крыльца дома, то за леском открывается
чудесный вид на широкое поле со жнивьем. А еще чуть дальше, на горизонте, -
деревенская церквушка да вечером, когда все затихает, кое-где струйки дыма
над крышами.
Погожими летними вечерами мы спускались в "нижний сад", выходили через
потайную дверку и шли к скамейке под буками, откуда тоже было видно довольно
далеко; там, возле соломенного навеса, оставшегося от брошенной мергельной
разработки, дядя, мать и мисс Эшбертон усаживались; неширокая долина перед
нами наполнялась туманом, а вдали над лесом золотело небо. Обратно шли не
спеша, темным уже садом. Возвратившись в дом, мы встречались в гостиной с
тетей, которая почти никогда не принимала участия в наших прогулках... На
этом для нас, детей, вечер заканчивался; однако очень часто мы допоздна
читали в своих комнатах, пока не слышались шаги взрослых, поднимавшихся по
лестнице.
Кроме сада, местом, где мы проводили большую часть времени, была
"классная" - дядин кабинет, куда поставили несколько школьных парт. Я сидел
за одной партой с кузеном Робером, сзади нас садились Жюльетта и Алиса.
Алиса была на два года старше, а Жюльетта на год моложе меня. Робер из нас
четверых был самым младшим.
Писать воспоминания о своем детстве я не намерен и расскажу лишь о том,
что имеет отношение к этой истории. А началась она, могу сказать совершенно
определенно, в год смерти отца. Горе, постигшее нас, и глубокая печаль
матери, даже в большей степени, нежели моя собственная, обострили мою
природную чувствительность и, вероятно, предрасположили меня к новым
переживаниям: я возмужал прежде времени; поэтому, когда тем летом мы вновь
приехали в Фонгезмар, Жюльетта и Робер показались мне совсем еще маленькими,
однако, увидев Алису, я внезапно понял, что и она, так же как и я, перестала
быть ребенком.
Да, это было именно в год смерти отца; я не могу ошибиться, потому что
хорошо помню один разговор матери и мисс Эшбертон, сразу после нашего
приезда. Они оживленно беседовали, когда я внезапно вошел в комнату; речь
шла о моей тете: моя мать была возмущена тем, что она то ли вовсе не носила
траура, то ли слишком рано сняла его. (По правде сказать, мне одинаково
невозможно вообразить как тетю Бюколен в черном, так и мою мать в светлом