"Андре Жид. Страницы из дневника" - читать интересную книгу автора

поводу открытия пресноводных полипов. (Прим. автора.) _______________
Совершенно случайно и не помышляя об астрологии, я открыл, что как раз
21 ноября - в день моего рождения - земля переходит из знака Скорпиона в
знак Стрельца.
Так моя ли вина в том, что по воле вашего же бога я родился между двух
созвездий - плод смешения двух рас, двух стран, двух исповеданий?
Когда мы ощущаем в себе страшную силу и порывистость желаний, то
относим ее не к самому себе, а к предмету наших желаний, который благодаря
ей и влечет нас к себе. И тогда он влечет нас уже неотразимо до такой
степени, что мы уже отказываемся понимать, почему другой человек одаряет
такой же неотразимостью другую группу объектов, к которой его влечет с той
же силой и порывистостью желаний. Кто с самого начала в этом не убедится,
пусть лучше помолчит, когда речь зайдет о половом вопросе. Если вопрос
заранее возникает в форме ответа, можно прямо сказать, что его и не ставили.
И думается мне, причина мистического обожания кроется в том, что чары
божества (именуемые у мистиков атрибутами), по самому своему существу
требующие поклонения ему, в действительности являются проекцией их
собственного рвения.
Читаю "High wind"* Ричарда Хьюза. Странная книга: будь я в состоянии
крепче связать ее с личностью автора и понять, чем вызвана потребность ее
написать, она несомненно привела бы меня в восторг. А вдруг это только игра,
необыкновенно ловко задуманная, в которой автор остается победителем,
однако, не завоевав моего сердца. Всякая книга занимает меня лишь в том
случае, если я в самом деле почувствую, что она родилась из настоятельной
потребности, и если эта потребность разбудит во мне ответное эхо. Теперь
многие авторы пишут неплохие книги, но они с тем же успехом могли бы
написать и другие. Я не ощущаю незримой связи между ними и их творениями, да
и сами они меня нисколько не интересуют; они навсегда останутся
литераторами, они прислушиваются не к своему демону (у них его и нет), а к
вкусам публики. Они приноравливаются к тому, что есть, и это их ничуть не
стесняет, - ведь они не чувствуют, что стесняют других.
_______________
* "Крепкий ветер". (Прим. перев.) _______________
1930 год.
Я верю, что их мир - мир воображаемый, но иначе, чем лучшим,
представить себе не могу.
Иначе говоря: их мир (мир благодати и т. д.) был бы лучшим, если бы не
был только воображаемым.
Люди сами убеждают себя во всем и верят - кто во что горазд. А потом
свои умозрительные построения называют высшей правдой. Так как же она может
быть иной, если верят в нее, как в высшую правду? Да и в какую другую, как
не в высшую правду, можно верить?
А вдруг "бесценная жемчужина", ради которой человек лишает себя всех
благ, окажется фальшивой?..
Не все ли равно, раз он сам того не знает?
"Проблемы", волновавшие человечество, не разрешив которых, казалось,
невозможно жить, постепенно теряют прежний интерес, и не потому, что решение
найдено, а потому, что жизнь отходит от них. Стоит им потерять
злободневность, и они умирают, совершенно незаметно, без агонии, просто -
отмирают.