"Сергей Жемайтис. Клипер "Орион" (полностью) " - читать интересную книгу автора

Службу знать надо и уважать свое место. Не на сходе. Не забывайте, что мы
военные моряки! Сила России! Да если мы вот так себя ведем, когда дело жизни
решать надо, то что же там делается, в деревне, в городах? - Он покачал
головой. - Стыдно, братцы!
Матросы притихли. Боцман продолжал уже мягче:
- Что же мы грызться станем на чужой земле? Где наше товарищество? Наши
матросы чем всегда брали? Дружбой! Глянь-ка на норвежца, матросня уже зырит.
Стыд!
Зуйков вдруг залился звонким смехом и на недоуменные взгляды товарищей
сказал, вытерев рукой слезы:
- Сдохнуть надо, братцы! Здеся на английской воде русскую землю делим!
Впрямь, как бабы у колодца.
Матросы дружно засмеялись, а затем заговорили, перебивая друг друга:
- Ведь правда, братцы!
- Дома разберемся.
- Дома-то еще - ой-е-ей какие дела будут.
- Дела-делишки опять поделят мужицкие излишки.
- Дадут тебе излишки!
- А что?
- Выпорют, как в пятом году.
- Ну уж нет, дудки!
- Теперь, конечно, другое дело.
- Вот доберемся...
Подошли машинист Мухта и кочегар Свищ. Мухта был черен, как
жук-древоточец, его лобастая голова ушла в непомерно широкие плечи, смотрел
он исподлобья; Свищ выше его на целую голову, гол по пояс, на шее у него
моталось белое махровое полотенце, его костлявый торс сплошь покрывала
татуировка: тут были и девицы в разных позах, и корабль с раздутыми
парусами, и львиная голова с ощеренной пастью. Руки переплетали змеи, в
центре тощей груди расположился двуглавый орел с надписью под ним: "За веру,
царя и отечество". На левой руке между витками тела кобры нанесено множество
женских имен. Художественные вкусы, интимная сторона жизни Свища, его
политические убеждения - все можно было прочитать не только на его верхней
части туловища, но и на нижней, сейчас скромно задрапированной полотняными
штанами. Так, после февральской революции, прочно укрепившись на платформе
анархизма, Свищ вонзил в орла красный кинжал, на клинке которого стояло:
"Смерть мировой буржуазии", ниже по синеватым рисункам краснела еще пара
лозунгов: "Анархия - мать порядка" и "В борьбе обретешь ты право свое".
Последний начинался на животе и заканчивался на спине.
Мухта прикурил и стал возле обреза, молча глядя на плавающие окурки,
чувствовалось, что он с большим трудом переносит общество "безыдейных"
матросов. Анархист-бунтарь, он жаждал деятельности по переустройству мира, в
котором будут сброшены все оковы власти и человеческая личность станет
абсолютно свободной. Мухта пробовал внушить идеи анархизма матросам, но
встретил такое непонимание, обнаружил столько буржуазных взглядов и,
главное, не раз в пылу дискуссии был бит, что до поры до времени замкнулся в
себе, копя ненависть и презрение к этой темной массе.
Мухту, казалось, баковое общество не заметило, зато Свищ был встречен
улыбками.
- Ну как, Гоша, анархия? - спросил Зуйков, подмигивая матросам.