"Сергей Жемайтис. Клипер "Орион" (полностью) " - читать интересную книгу автора

Юнга презрительно усмехнулся. Как и все "парусники", он недолюбливал
пароходы, особенно когда они обходили их клипер, и в душе завидовал
быстроходным эсминцам и крейсерам. И все-таки ничего лучше не было на свете,
чем клипер "Орион". Мальчик знал, что Орион - созвездие, и мог даже
показать, где находятся три его самые яркие звезды. Само название говорило
ему о необыкновенном, недостижимом. Он ни разу еще не встречал корабля,
носившего имя звезды, и это также играло немаловажную роль в утверждении
исключительности "Ориона" в сознании мальчика.
Лешка любил смотреть на свой корабль со стороны: с берега или со
шлюпки, когда его можно сразу весь охватить взглядом. Низко сидящий в воде,
со стремительными обводами корпуса, с мачтами, немного откинутыми назад, что
придавало кораблю горделивую осанку. Однажды, еще в Севастополе, Лешка
заболел и не пошел в рейс, а вышел из госпиталя в день возвращения "Ориона".
Впервые он увидел свой корабль летящим под всеми парусами. К глазам мальчика
подступили слезы восторга при виде такой красоты, изящества и вольной силы.
Прежде юнга старался скрывать свою любовь к кораблю, потому что никто
из взрослых особенно-то не выказывал к нему своих нежных чувств. О клипере
принято было говорить ласково-покровительственным тоном: "Наш клиперок",
"Ориошка", "Стоющая посудина" или как-нибудь еще в таком же роде. Только
однажды мальчик услышал восторженные слова об "Орионе" от взрослого
человека, который раскрыл перед ним всю его романтическую прелесть и
предсказал его трагическую судьбу.
Из Бреста в Плимут шли в караване торговых судов под эскортом четырех
миноносцев. Транспорты старой постройки еле плелись, делая не больше 8
узлов. Дул свежий попутный ветер, и на лаге клипера накручивалось до 12
узлов, и то при неполной парусности.
"Орион" шел в кильватер головному миноносцу, а когда тот разворачивался
и уходил, делал круг, словно овчарка, собирая и подгоняя свое стадо, клипер
ложился в дрейф и поджидал тихоходные паровики, командир, к восторгу
матросов, не уравнивал с ними скорость. Вот тогда Воин Андреевич и сказал
слова о клипере, навсегда запавшие в сердце Лешки Головина.
Командир сидел на мостике в кресле, сплетенном из бамбука, и читал
книгу, иногда перебрасываясь парой слов с вахтенным офицером, да поглядывал
на бизань: не заполощут ли паруса. Он хорошо знал, что такого не может
случиться, когда у штурвала матрос первой статьи Громов и вахту несет
старший офицер, и все же он не мог побороть привычки, находясь на мостике,
всегда наблюдать за парусами. К тому же вид парусов, наполненных ветром,
доставлял ему неизъяснимое удовольствие.
Лешка стоял на юте и, облокотясь на планширь фальшборта, любовался
эволюциями эсминцев, ему было обидно, что "Орион" так не сможет, зато и они
вот так не смогут, как он: сдала машина - и болтайся, пока не выловят. Лешка
улыбнулся, найдя уязвимое место у быстроходных эсминцев.
Командир поманил его пальцем:
- Ну-ка, голубчик, мамочка моя.
Лешка подбежал как положено, вытянулся, взял под козырек.
- Вольно, Головин! - Командир оглядел юнгу и остался доволен и
опрятностью в одежде и бравым видом... Похвалил: - Молодцом выглядишь,
мамочка. Вижу, любишь службу?
- Так точно!
- Оглушил, голубчик. Ну, зачем так гаркать? Отвечай нормальным голосом.