"Сергей Жемайтис. Клипер "Орион" (Главы из романа) " - читать интересную книгу автора

- Это личное, дневник.
- Давай, давай свой дневник. Кто уполномочил записи делать? Обращался к
революционной массе?
- Зачем? Это личное.
- У нас ничего нет личного, запомни! - Мухта, оттолкнув Бобрина от
стола, достал дневник и стал читать, бросая мрачные взгляды на
обескураженного Стиву. Закрыв тетрадь, он ударил ею по столу, сказав: - Ух,
и завихряет тебя, барин! Да если эта пакость им в руки попадет раньше
времени - расстреляют, гады. - Он отвинтил барашки у иллюминатора, раскрыл
его и, швырнув за борт Стивин дневник, спросил: - Как артиллерист? Все
кобенится?
- Да. Вообще он сильно изменился. Считает восстание ненужным, даже
вредным.
- Ишь ты, вредным! Все это по идейной отсталости. Через бунт обретем
право свое! Понял? То-то!
- Безусловно... ясно... хотя...
- Не вижу, чтобы тебе особенно ясно было. Что это за "хотя"? Никаких
"хотя", и баста! Что плечиками поводишь, как гимназистка? Ничего, мы тебя
поставим на рельсы, подкуем в теории, и будешь настоящим боевиком. Ладно,
помолчи!.. Своим монархистам - ни слова. Народ ненадежный, трепачи.
Раззвонят. Потом привлечем к деятельности. И Новикова брось агитировать. Сам
присоединится, как увидит итог. Понял? Молчи и обдумай мои слова. Все! - Не
прощаясь, машинист грузно повернулся и вышел, сильно хлопнув дверью.
Стива вскочил. Все в нем клокотало от ярости. Как смел этот наглец так
с ним разговаривать? Вырвать из рук и выбросить дневник, в котором отражена
вся его жизнь, записаны мысли! И этот наглый тон... Но Стива только
притронулся к дверной ручке и снова упал на диван. "Займу место командира,
все припомню Мухте, - утешал он себя. - Брошу в канатный ящик и выдам
властям, - решил он. - Анархистов не любят на судне. Сразу же скручу их в
бараний рог! Сейчас ссора не ко времени".
Этот "идейный убийца", как называет его Новиков, мог разорвать все нити
заговора, спугнуть драгоценный случай, которого Стива так ждал многие годы.
Он самодовольно улыбнулся: нет, на этот раз он использует случай, возьмет
все, что заложено в нем, и даже больше!..
Стива Бобрин всегда помнил последнее свидание с отцом, тоже моряком,
вышедшим на пенсию. Стива был у него единственным сыном. Жил он в Балаклаве,
в небольшом домике, под опекой своего старого вестового Лукина, тоже
отслужившего более тридцати лет на флоте. Стояла осень, бухта в сиреневом
свете заката недвижно лежала внизу с застывшими на ней шаландами и старой
шхуной. Лукин принес тарелку винограда и бутылку молодого вина, разлил вино
в стакан и в две кружки с отбитыми ручками. Выпили. Отец, задумчиво глядя
вниз, на бухту, побарабанил пальцами по столу, крякнул и сказал:
- Степан! Не знаю, удастся ли нам свидеться... Нет, нет, хотя и война,
но тебя бог сохранит, я о себе, сдает сердце, но это на всякий случай,
может, и дождусь твоего возвращения. Мне хочется сказать тебе несколько
слов. Думай как хочешь, но учти опыт своего старого отца. К сожалению, мы
пренебрегаем опытом старших и потому повторяем их ошибки. Ты знаешь, что мы
с Лукиным были не последними моряками, и вот итог: пенсия, этот угол, и все.
- Палат каменных на флоте не наживешь, - сказал Лукин хриплым басом, -
хотя бывали случаи. Вот у нас в Кронштадте...