"Сергей Георгиевич Жемайтис. Бешенный 'тигр' " - читать интересную книгу автора

Она влетела на бугорок, задыхаясь. В ее испуганных главах мелькнула
радость.
- Ой! Вы здесь, а я-то думала... - Она упала на землю.
Ее подняли, напоили водой из фляги.
- С Кириллом что-нибудь? - спросил Иванов. Она часто закивала.
- Пусть успокоится, - сказал Ложкин.
- Нет, нет, я ничего... сейчас.
- Успокойся, Ксюша. - Иванов протянул флягу. - Попей еще.
- Нет, нет... спасибо... танкисты его.., Иванов взялся за голову.
- Предали Кирюху! Эх!..
- Нет, не предали! Как вы можете так говорить! Глянув в ее большие
серые глаза, Иванов забормотал:
- Да не про тебя я, не про деда. Кто-нибудь...
- Никто его не предавал! Нет у нас в деревне предателей! Слышите! Нет!
- Ну прости, Ксюша. Как же тогда?
- Сам он! Может, ничего бы и не было, если бы оставался на сеновале,
куда вы его положили. Он сам оттуда спустился. Не хотел, чтобы его нашли у
нас. Он благородный человек! - Она опять так взглянула на Иванова, что тот
опустил глаза. - Ни я, ни дедушка не видали, как он спустился. Дедушка ушел
в кузницу, а я обед готовила на летней кухне. Он пополз через огород, потом
через канаву и в крапиву и там спрятался. В это время в деревню танк пришел
со станции, не по дамбе, а с той стороны. Остальные застряли. Санька Бармин
говорит, что мост возле Захаровки вместе с "тигром" провалился. Это же
"тигры". Один у нас остановился. Четыре немца вошли. Стали везде шарить, в
кастрюлю заглянули. Гогочут. С ними собака бульдожка. Страшная-престрашная.
На меня рычать стала, они прогнали ее. Увидали лукошко с яйцами, плясать
стали. Один стал яичницу жарить. Другой водку принес - вот такую бутыль. К
нам на стол ставит, как дома. Третий сел как барин. Четвертого нет.
Наверное, думаю, в погреб полез. Вышла посмотреть и слышу, лает бульдожка в
крапиве, хрипит аж, а к нему бежит тот самый четвертый фашист и вытаскивает
револьвер. Подбежал к крапиве и что-то закричал, а из крапивы - "бац, бац!".
И он упал. Те трое сначала не обратили внимания, потом один вышел, стал
звать: "Ганс, Ганс!" А тот Ганс оказался не убитый, а только раненый;
поднимается из канавы, за плечо держится. Остальные, как увидали его, тоже
пистолеты вынули. Галдят. Потом стали окружать крапиву. Не стреляют, а в них
из крапивы - "бах, бах!..".
- Из пистолета? - спросил Иванов.
- Кажется. Такое ружье дедушка спрятал. - Она показала на автомат
Иванова.
- Это теперь не имеет уже значения, - сказал Ложкин.
- Да нет, не говори. Как это мы проспали? Там Кирюха погибал, а мы...
- Он еще не погиб, - перебила Ксюша.
- Взяли!
- Да. Привели его к нам во двор. Он упал и лежит. Весь в крови, рука
покусанная. Два немца его привели. Третий раненую собаку принес и положил на
мою кровать. Дядя Кирилл долго лежал с закрытыми глазами. Потом открыл,
увидал меня... Увидал... И улыбается... Смеется, будто ему совсем не
больно... Говорит: "Жалко, нечем было... Передай ребятам - не сдался я.
Проклятая собака, руку размозжила. Левой рукой стрелял, не мог обойму
сменить. Автомата не было". Говорит, будто бредит, а сам в небо смотрит.